Судебный процесс над В.И. Засулич, покушавшейся на жизнь петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, стал настоящим триумфом суда присяжных. Коллегия из 12 присяжных заседателей впервые ярко проявила свою независимость, поставив жирную точку в деле, вошедшем в историю отечественного правоведения. Неожиданность вердикта присяжных была настолько велика, что вызвала смятение в рядах обвинителей и безудержную эйфорию среди сторонников подсудимой. Процесс над Засулич явился замечательным примером беспристрастности и состязательности, к которому, как к эталонному образцу, стремились многие служители правосудия, насколько им позволяли внешние обстоятельства и собственное чувство совести.
Появившись вместе с великой судебной реформой 1864 года, суд присяжных стал ее центральным звеном. В нем, как в линзе, отчетливо проявились основные черты пореформенного суда: гласность, открытость, состязательность. Они выступили необходимыми элементами, без которых суд присяжных был бы не более чем спектаклем, заранее срежиссированным действом. Позаимствованный за рубежом и пересаженный на российскую почву, институт присяжных заседателей не только прижился, но и стал активно участвовать в отправлении правосудия. К ведению суда присяжных отнесли львиную долю преступлений – порядка четырех сотен статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, что составило пятую часть от всех «карательных статей». Передача судебных дел на суд обычных людей потребовало перестройки коренных принципов судопроизводства.
В первую очередь, изменился подход в расследовании преступлений. До судебной реформы бытовал розыскной, или инквизиционный, процесс, имевший целью сбор и исследование доказательств причастности обвиняемого к совершению преступления, при этом суд являлся лишь одним из звеньев в единой цепочке следственных действий. После реформирования судебное следствие приобрело состязательный характер, в ходе которого собранные следователями доказательства подвергались критике и независимой оценке. Если в эпоху инквизиционного процесса судебное слушание являлось формальностью и логическим продолжением следствия, то пореформенный суд становился ареной для столкновения аргументов обвинения и защиты. Ранее судья выступал в роли проверяющего, следившего за полнотой и достаточностью собранных доказательств, в новом же суде он принял на себя функции арбитра, который оценивал представленные сторонами сведения и выслушивал их интерпретации.
Изменился порядок проведения судебных слушаний. Молчаливость дореформенного суда сменилась на суд гласный. Если прежде судья изучал обстоятельства дела по письменным материалам, которые подготовили для него следователи, то теперь каждый довод должен быть озвучен, каждый представленный документ необходимо было зачитать, допрошенные во время следствия свидетели должны быть повторно заслушаны. У участников процесса появился голос. Присяжные заседатели на слух воспринимали позиции сторон и оценивали их убедительность. Неозвученное доказательство не могло быть положено в основу приговора. Это стало важным шагом еще и в свете провозглашенной открытости суда. Двери судебных заседаний распахнулись для всех желающих, ограничившись лишь вместимостью судебных залов. Любой заинтересованный мог посетить судебное заседание и услышать процесс во всей его полноте и противоречивости.
Изменился круг обязанностей участников судебных слушаний. Можно сказать, что присяжные заседатели примерили на себе мантию судьи. Теперь функции судебного арбитра перераспределялись между коллегией заседателей и председательствующим судьей. На первых возлагалась задача решить, имело ли место преступление и виновен ли в этом подсудимый. Судье же надлежало провести судебные слушания независимо от влияния на него участников процесса, предоставив им равные возможности и исключив смещение баланса в ту или иную сторону. Ключевой фигурой процесса стала коллегия присяжных заседателей, к ним обращались представители обвинения и защиты в своих судебных речах, на них были обращены взоры публики в надежде увидеть в их лицах благосклонность или презрение к подсудимому. Они находились в эпицентре бури, когда их забрасывали фактами, версиями, рассуждениями и оценками. Все крутилось вокруг них, чтобы, наконец, получить искомое решение.
Новый процесс возвысил сторону защиты и противопоставил ее традиционному обвинительному укладу судопроизводства. Адвокаты, или как было принято их называть, присяжные поверенные, получили возможность собирать и представлять доказательства в оправдание своих подопечных. Они становились полноценной активной стороной процесса, способной поспорить с выводами следствия и убедить судью и присяжных заседателей в невиновности подсудимого. По другую сторону барьера оформилась фигура государственного обвинителя. Функции обвинения в процессе поддерживал прокурор, кандидатуру которого подбирали исходя из сложности и общественной значимости дела. Не удивительно, что столь важные процессуальные фигуры защитника и обвинителя способствовали появлению как в адвокатских кругах, так и среди прокурорских служащих целой когорты блестящих представителей. Даже спустя время вызывают восхищение судебные речи В.Д. Спасовича, Ф.Н. Плевако, П.А. Александрова, С.А. Андреевского, В.И. Жуковского и других. Последних троих судьба прямо или косвенно связала с делом Засулич. Адвокат Александров участвовал в деле в качестве защитника, а прокуроры Андреевский и Жуковский предупредительно отказались поддерживать обвинение.
Возвращаясь к суду присяжных, стоит отметить важную деталь – он формировался по всесословному принципу, означавшего несение «присяжной повинности» представителями всех сословий общества. В одной коллегии присяжных заседателей могли находиться представители мещан, крестьян, купечества и дворянского сословия. С одной стороны, такой разношерстный состав приводил к усреднению взглядов на подсудимого и вменяемое ему преступление. Рассмотрение дела становилось более объективным, а его исход – справедливым. С другой стороны, коллегия присяжных несла на себе отпечаток преобладавших в обществе настроений, которые придавали судебному процессу некоторые особенности. К примеру, на волне недовольства государственной бюрократией и должностными злоупотреблениями суды присяжных в России имели склонность выносить решения в пользу подсудимых, чьи действия были вызваны провоцирующим поведением чиновников. В 1867 году первым подобным процессом стало дело мелкого чиновника Протопопова, ударившего самодура-начальника. Присяжные признали его находившимся «в помрачении ума» и оправдали.
Выносимые вердикты показали пугающую силу реформированного суда, что, в конечном итоге, убедило власти отказаться от подобных экспериментов и исключить из компетенции суда присяжных рассмотрение резонансных преступлений, главным образом, направленных против государственной службы и существовавшего политического строя. Рассмотрением политических дел занималось Особое присутствие Правительствующего сената, состоявшее из проверенных и преданных власти сенаторов. Этим обеспечивалась скорость и, что важно, контролируемость судебных решений. Несмотря на то, что политические процессы неизменно находили в обществе живой отклик, как правило, их результатом ожидаемо становилось вынесение обвинительного приговора. Чиновники не могли допустить принижения самодержавной власти, даже со стороны законного и справедливого суда.
К моменту рассмотрения дела Засулич уже отгремели судебные процессы над группой рабочих и интеллигенции, объединившихся в тайное общество с целью пропаганды революционных идей в рабочей среде («процесс 50-ти») и участниками «хождения в народ», состоявших в разрозненных революционных кружках, но волею обвинителей собранных на одной скамье подсудимых («процесс 193-х»). В ходе рассмотрения этих дел в Особом присутствии Сената у обвинителей уже стали возникать сложности с недостатком доказательств против ряда подсудимых, что, в итоге, привело к их оправданию. В условиях контролируемого судебного процесса оправдательный приговор расценивался как бедствие для полицейской системы империи, но в этих делах оправдание выступало лишь необходимой жертвой в угоду видимости суда и исправления абсурдной ситуации.
Все нити управления судебными и прокурорскими учреждениями стягивались к министру юстиции графу К.И. Палену. На посту главы ведомства он сменил князя С.Н. Урусова, короткое пребывание которого в должности министра юстиции наметило тенденцию к ограничению достижений его предшественника, организатора и активного сторонника великой судебной реформы Д.Н. Замятнина. Князь Урусов выступил своего рода проводником между «замятнинским» временем масштабных судебных преобразований и «паленским» периодом их постепенного сворачивания. Отношение Палена к главному пореформенному достижению – суду присяжных – ярко иллюстрировали строчки его современника, поэта и писателя А.К. Толстого:
Мы дрожим средь наших спален,
Мы дрожим среди молелен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен!
Всяк боится быть застрелен,
Иль зарезан, иль подпален,
Оттого что параллелен
Ко присяжным так граф Пален.
Министр юстиции создал вокруг себя верную систему контроля за ведением судебных дел. Он инициировал назначение лучших прокуроров на слушания наиболее резонансных дел, при личном или опосредованном общении с председательствующим судебного заседания, членами Особого присутствия Сената и иными участниками процесса обсуждал желаемые варианты исхода судебного спора. В ряде случаев Пален допускал откровенный подлог доказательств и передергивание фактов. Это, однако, не мешало ему приближать к себе достойных людей, выступающих за неукоснительное соблюдение принципов и подходов, заложенных во времена судебных преобразований. Стремясь услышать голос «судебной совести», Пален перевел в столицу на тот момент товарища прокурора Харьковского окружного суда, а в будущем знаменитого судебного деятеля и сенатора А.Ф. Кони. На глазах последнего развертывались события, предваряющие покушение Засулич на петербургского градоначальника Трепова. В последующем Кони удивительным образом сыграл важнейшую роль в этом громком деле.
Продолжение следует.
Автор - Александр Евдокимов
Сообщество автора - https://vk.com/hist_and_law