Внешность Звягинцева оказалась подстать его голосу. Высокий, крепкого сложения с умным породистым лицом и красивыми кистями рук, он был словно легендарный Самсон, готовый с легкостью разорвать любую пасть. Его тело было настолько в хорошей форме, что в свои основательно за шестьдесят он мог дать фору большинству ровесников Сергея.
Сергея Звягинцев встретил, как старого знакомого.
- Входите, Сереженька, проходите. Не разувайтесь ни в коем случае. Это даже неприлично! – пресек он попытку Сергея снять туфли. – Сюда, пожалуйста, располагайтесь…
Сергей тоже не был сторонником дурацкого обычая заставлять гостей ходить в носках или тапочках, особенно после того, как он понял, что к вопросу чистоты это не имеет никакого отношения. Усомниться в этом ему помогло детское воспоминание: Первая половина семидесятых годов. К родителям часто приходят гости. Они проходят в зал и уже там, перед Ковром снимают обувь… Ковер! Именно Ковер с большой буквы. Это сейчас для многих он не более чем напольное покрытие. Тогда же, в советское время Ковер был символом достатка, успеха в жизни и богатством, которое надо было передать детям и детям детей в целости и сохранности. Именно благоговение перед Коврами заставило нас снимать обувь. Так мусульмане разуваются перед входом в мечеть. А как же грязь? Конечно, в сырую погоду, там, где тротуары – сплошная непроходимая топь… Но если на улице сухо, и везде есть асфальт или тротуарная плитка, мокрой тряпки у порога вполне достаточно для соблюдения чистоты. С другой стороны, носки или колготки – прекрасные пылесборники. На них мы переносим из дома в дом не только грязь и аромат ног, но и всевозможные болезни, которым вполне вольготно живется потом в Коврах и хозяйских тапочках. Кто пытался вывести грибок, знает, о чем я говорю. Так что еще неизвестно, что гигиеничнее: ходить по чужим домам в обуви или в носках.
Решив проверить, насколько он прав, Сергей разрешил друзьям ходить у него в обуви. Как и предполагалось, грязнее в квартире не стало.
Комната, куда Звягинцев пригласил Сергея, скорее всего, была его рабочим кабинетом. Обстановка в ней не имела ничего общего с тем, что обычно принято ассоциировать с магией и колдовством. В ней не было ни хрустальных шаров, ни магических свечей, ни талисманов. Компактный письменный стол с ноутбуком. HI-FI стереосистема, шкаф с книгами и компакт-дисками, диван, пара удобных кресел…
- Чай, кофе? – предложил профессор.
- На ваше усмотрение.
- Тогда чай. Кофе я сегодня уже пил.
- Ирочка, приготовь нам чаю, – крикнул он так, чтобы было слышно в другой комнате.
- И так, чем могу?.. – спросил он.
- Не знаю даже, с чего начать. Вообще-то я не из тех, кто верит в магию, чудеса или волшебство, но то, что происходит со мной в последнее время… У меня в голове не укладывается.
- Я тоже не верю ни в волшебство, ни в чудеса. Чудес по большому счету вообще не бывает, а то, что мы называем чудом, есть непривычное естественное явление, которое не вписывается в наше понимание бытия. И таких чудес… Да почитайте хотя бы Чарльза Форта. С другой стороны, многие понятные на первый взгляд вещи кажутся таковыми только лишь потому, что мы привыкли к их существованию, тогда как любая травинка – это уже чудо. В магию вообще невозможно верить. Как можно верить в эксперимент по трансмутации собственного существа? А только это и есть настоящая магия. То же, что обычно принято понимать под магией имеет такое же к ней отношение, как каша в голове какого-нибудь двоечника к передовым достижениям науки.
Постучав вежливо в дверь, в комнату вошла приятная женщина лет на двадцать, наверно, моложе профессора. Она принесла поднос с фарфоровым чайником, двумя чашками и тарелкой с печеньем. Поставив поднос, она вышла из комнаты.
- Кажется, я увлекся… Так что привело вас ко мне? – спросил профессор, разливая чай.
- Тут такое дело, Марк Израилевич… Я работаю психологом, и если бы кто-то рассказал мне что-либо подобное, я бы отправил его к психиатру.
- Ну а я не психолог, так что вам бояться нечего. Давайте вы все расскажете с самого начала, а потом мы решим, что и как.
- Не знаю, Марк Израилевич, иногда мне кажется, что я схожу с ума… Да и что можно еще думать, когда из твоей постели бесследно исчезает любимая женщина, с которой вы несколько лет были вместе. Она исчезла так, как будто ее никогда не было. Ни следов, ни вещей, ничего. Никто из друзей ее не помнит. Не представляю, как такое вообще возможно.
- Если я правильно понял, вы уверены, что несколько лет были с женщиной, существование которой объективно подтверждает только ваша память?
- Я ни в чем уже не уверен.
- Но вы ее помните?
- Да, я помню. Я помню все это время.
- А вы не пробовали выяснять, что, по мнению ваших друзей, происходило, когда вы были с ней?
- Извините… я не пойму, к чему вы клоните.
- Как вам объяснить… Когда вы были вместе, случались какие-то события, кто-то был с вами… не все ж время вы были вдвоем. Должны же они что-то помнить, какой-то иной ход событий, кого-то вместо нее…
- Если честно, вы первый человек, которому я об этом рассказываю. Не знаю… у меня такое чувство, что если я расскажу кому-то еще, я никогда больше не смогу ее встретить.
- Скажите, только честно, вы ее любите?
- Очень.
- Насколько сильно?
- Это трудно объяснить. Мы с ней словно одно целое, и, без нее, это целое словно разрезали пополам. Это больно, чертовски больно…
- Да… - задумчиво произнес профессор.
Он встал с кресла, подошел к шкафу, достал табак и трубку, тщательно набил ее табаком…
- А вы знаете, - заговорил он, раскурив трубку, - своим исчезновением она спасла ваш рассудок от гибели.
Сергей удивленно уставился на Звягинцева.
- Ведь если уж на то пошло, вы стали участником событий, которые напрочь разрушили привычное вам мироздание. Тот мир, который вы в глубине подсознания считали истинным и незыблемым, рухнул в одно мгновение, как карточный домик. То, что вы привыкли считать прочным основанием под ногами, провалилось, как тонкий лед, и вы с головой ушли в полынью хаоса, один лишь взгляд на который способен лишить рассудка. Вас спасла только боль утраты, за которой вы попросту не увидели происходящего. Конечно, со временем кое-что начало до вас доходить, но ваша психика худо-бедно уже к этому подготовилась…
Так что сумасшествие уже вам не грозит. По крайней мере, пока.
Главный удар вы перенесли. Теперь осталось решить, как быть с последствиями. И здесь перед вами как минимум два пути:
Как вы сами понимаете, благоразумие требует от вас как можно быстрее забыть этот кошмар не важно как. Вы можете признать себя сумасшедшим, пролечиться в какой-нибудь хорошей клинике и выйти оттуда с убеждением, что ваша любовь была бредом. Вы можете решить, что все это вам приснилось. Тем более что такое бывает. Я знал одну женщину, которая во сне прожила наполненную приключениями жизнь шотландского аристократа, с момента его рождения и до самой смерти в преклонном возрасте. Вы можете попросту заставить свое подсознание вытеснить из памяти все, что было связано с этой любовью… И так до бесконечности.
- Извините, Марк Израилевич, но для меня это неприемлемо.
- Тогда вам придется броситься в бездну, мимолетный взгляд на которую чуть было не лишил вас рассудка. В этой бездне, ее еще называют Гибельным Местом, вы встретитесь с самыми потаенными своими страхами и с самыми жуткими кошмарами, которые порождало когда-либо ваше подсознание… Там вы заглянете в глаза бытия, не прикрытого покрывалом обыденности. И если у вас нет жезла интуиции, чаши сочувствия, меча разума, и пентакля мужества, Гибельное Место поглотит вас раз и навсегда, превратив ваше существование в то, что обычно принято считать адом. Но если вы сможете преодолеть все уготованные вам препятствия и сохранить душу, перед вами откроется Мир во всем его великолепии.
- Боюсь, Марк Израилевич, у меня просто нет выбора.
- Тогда будьте внимательны. Гибельное Место приходит без стука, и если вы пропустите вход… - он не договорил.
Уже в прихожей, практически закрывая за Сергеем дверь, Звягинцев сказал:
- Если честно, Сергей, я не знаю, сочувствовать вам или завидовать. С одной стороны, потеря любви – это всегда больно. С другой – без подобных переживаний жизнь теряет свое содержание и становится банальной формой существования белковых структур…
Бездна… Десять лет назад он уже нырял в одну, без надежды на успех, не зная даже, чем могли ему грозить как победа, так и поражение. Да и нырял ли по большому счету? Хотел ли он тогда такой любви? Или его словно слепого котенка взяли за шкирку и бросили в омут просто так, исключительно забавы ради?
И вот опять. Новая бездна, в которую его сталкивает жизнь, бог, судьба или еще какая сволочь, призванная для того, чтобы делать нашу земную жизнь еще более невыносимой. Только теперь его бросают не в омут, а пытаются спустить в унитаз, наблюдая, как он всеми силами старается зацепиться лапками за скользкий фарфор. Ну что ж, бездна так бездна, - решил он.
+++
Нужная визитка валялась за холодильником (на холодильнике лежал телефонный справочник, распухший от обилия визиток и бумажек с номерами, некоторые из которых перекочевали за холодильник).
- У телефона, - услышал он мужской голос.
- Григорий Иванович?
- Допустим.
- Это Сергей Власов. Помните такого?
- Конечно, Сергей Петрович, Здравствуйте, - голос в трубке заметно потеплел, - Чем могу быть полезен.
- Мне нужна ваша помощь. Могли бы вы найти для меня несколько минут?
- Вы еще спрашиваете.
- Тогда где и когда?
- Ну… можете подъехать ко мне. Это недалеко от вас. А когда… когда… когда… Вы смогли бы подъехать сейчас?
- Конечно.
- Очень хорошо. Подъезжайте. Скажете вахтеру, что ко мне. Он вас пропустит.
- Спасибо.
- Не за что.
Вызвав такси, Сергей выбрал в качестве магарыча бутылку дорогого коньяка (благо, в баре всегда стояла пара бутылок, которые было не стыдно подарить уважаемому человеку), положил ее в пластиковый пакет и вышел с ним из квартиры.
Минут через двадцать машина остановилась возле обшарпанного пятиэтажного дома из красного кирпича, похожего на общежитие или малосемейку из-за отсутствия малейшего намека на балконы (почему-то этот элемент архитектуры в общежитиях эпохи социализма считался лишним) и наличием всего одного единственного подъезда посреди фасада здания. Серая из прочной на вид стали дверь оказалась запертой. Слева от двери была кнопка звонка.
Сергей нажал ее пару раз.
- Что вы хотите? – услышал он искаженный из-за плохого качества аппаратуры мужской голос из невидимого динамика.
- Я к Григорию Ивановичу Москвину. Он ждет.
- Назовите, пожалуйста, свою фамилию.
- Власов. Сергей Петрович Власов.
- Одну минуту.
- Проходите, – услышал он действительно через минуту.
Дверь автоматически открылась, и Сергей вошел в достаточно большой, размером с хорошую кухню, предбанник. Напротив входной была дорогая деревянная дверь.
В предбаннике Сергея встретил среднего роста мужчина неопределенного возраста. Несмотря на довольно-таки пеструю рубашку навыпуск и потрепанные джинсы, что-то в его облике вызывало ассоциацию с формой, автоматом и особыми спецзаданиями.
- Вам по коридору направо, там по лестнице на третий этаж, опять направо. Комната 314, – сказал он Сергею.
- Спасибо.
- Вот только мобильный телефон вам придется оставить здесь. Такие уж у нас правила.
- Возьмите.
Сергей приготовился демонстрировать содержимое пакета (там был коньяк), но этого не потребовалось.
За второй, деревянной дверью бы коридор. На полу ковровая дорожка. На стенах дорогие светильники. По обе стороны одинаковые двери с номерами. И совершенно стерильная чистота. Даже воздух был без цвета, запаха и вкуса, что в какой-то степени шокировало обонятельную систему Сергея. Здание казалось пустым и безжизненным. В коридоре не было ни одной живой души, а из одинаковых дверей, расположенных на одинаковых расстояниях по обе стороны коридора, не доносилось ни единого звука, звук шагов самого Сергея полностью заглушало ковровое покрытие.
В комнате 314 приятно пахло дорогим одеколоном и древесиной – кабинет недавно был отделан натуральной сосной. Это было огромное, размером с половину школьного спортзала помещение с огромным буквой «т» столом, двумя рядами дорогих кресел, и еще более дорогим креслом во главе стола, красным ковровым покрытием на полу, и с большим портретом президента в дорогой золоченой раме над головой хозяина кабинета. Здесь все до последних мелочей дышало официальной роскошью в стиле советских времен.
Хозяин кабинета не вписывался в стиль этого убранства. Он был интеллигентного вида человеком небольшого роста. Немного растрепанные седые волосы, очки и бородка делали его похожим на Айболита.
Сергея он встретил чуть ли не у двери кабинета.
- Здравствуйте, Сергей Петрович, проходите, присаживайтесь.
- Спасибо, Григорий Иванович, это вам, - Сергей потянул ему пакет.
- Ну что вы, Сергей Петрович, это, право, излишне, - наигранно смутился он, но пакет взял. – Чем могу?
- У меня проблема. Исчезла любимая женщина, и кроме вас…
- В милицию обращались?
- Нет.
- Почему?
- Видите ли, обстоятельства ее исчезновения.
- А при каких обстоятельствах, кстати, она исчезла?
Ответа на этот вопрос у Сергея не было. Он не решался рассказать правду, а заготовить правдоподобную версию не успел. Надо было импровизировать, но он не знал, как.
- Сергей Петрович, так у нас с вами дело не пойдет, – Григорий Иванович словно прочел его мысли. - Поймите меня правильно… Мы, как вы догадываетесь, занимаемся вещами несколько иного масштаба. Так что вы находитесь здесь только потому, что я ваш должник. Иначе вы никогда не узнали бы о нашем существовании. Поверьте, я помню, что вы для меня сделали, и сделаю для вас все, что смогу. Но и вы, раз уж решились обратиться ко мне за помощью, отнеситесь ко мне с должным доверием. Иначе наш разговор попросту не будет иметь смысла.
Сергею показалось, что не только Григорий Иванович, но и президент с портрета посмотрел на него с несколько отеческим укором в глазах. От этого взгляда Сергей покраснел.
- Извините, - смутился он. - Это не от недоверия… Просто то, что произошло, настолько непривычно… неправдоподобно, что, услышав мой рассказ, вы наверняка засомневаетесь в моем психическом здоровье.
- Напрасно вы так думаете. Во-первых, характер моих должностных обязанностей подразумевает умение разбираться в людях. Во-вторых… если бы вы знали, с чем мне только ни приходилось сталкиваться в своей жизни… Да вот не далее, как на прошлой неделе мы похоронили одного нашего сотрудника. Великий был человек. Джеймс Бонд ему в подметки не годился. Из таких передряг выходил живым, а тут умер на своем балконе. Вышел покурить, а ему ласточка в глаз попала. Что-то там у нее в голове не срослось, и нет человека… Что может быть нелепей? Реальность вообще очень забавная штука. Да взять хотя бы обычный стул. Что, казалось, может быть реальней и проще? Однако, для того же физика, изучающего элементарные частицы, стула в нашем обыденном понимании просто не существует. Для него стул – это некое множество квантовых взаимодействий, но только до тех пор, пока он рассматривает стул с профессиональной точки зрения. Когда у него появляется потребность притулить на стул свой зад, тот как по мановению волшебной палочки, обретает свойства твердого или в меру мягкого предмета определенной формы и размеров.
- Дело в том, что она исчезла так, словно ее никогда и не было… - начал Сергей.
- Да, действительно чертовщина какая-то, - согласился Григорий Иванович, когда Сергей закончил свой рассказ. – Такую задачу сходу не взять… Ну хорошо, а вы не боитесь, что мы действительно ее найдем?
- То есть? – удивился Сергей. - Я ведь за этим, собственно…
- Да вы сами подумайте. Тех десяти лет, что вы помните, вообще ведь может теперь не быть.
- Хотите сказать, что я все выдумал?
- Я не знаю, кто, что и зачем выдумал, но подумайте сами: раз она ни разу не попыталась с вами связаться, то либо ее больше нет вообще, либо ее прошлое довольно-таки сильно отличается от того варианта, который помните вы. Десять лет – это большой срок, и в ее нынешней жизни эти десять лет могли пройти совершенно иначе. Вы сами только что рассказали, что ни на работе, ни в своей квартире ее нет, и никогда не было. У нее может быть другая жизнь, другая семья, другой мужчина. Она, может быть, совсем и не она. Об этом вы думали?
Сергей молчал. Слова Григория Ивановича заставили его серьезно задуматься. До этого разговора он даже представить себе не мог такого поворота событий. Конечно же, могло получиться и так, что в ее действительности не было никаких десяти лет их совместной любви. Его вообще могло не быть в ее жизни. К тому же за десять лет могло произойти все, что угодно. Она вполне могла счастливо прожить все эти годы с другим мужчиной… с тем же мужем, например. Могла умереть, уехать из города, из страны… могла…
Но даже если им суждено снова встретиться, какова вероятность того, что это будет встреча пылкого возлюбленного и предмета его обожания, который (предмет обожания) вообще видит его в первый раз в жизни, или даже хуже того, если он сделал ей нечто такое, за что она никогда не сможет его простить? Не простила же она мужу измену. В любом случае ему вновь надо будет идти практически с голыми руками на крепость, идти до победы, идти из последних сил, потому что иначе… И это если ему еще повезет ее найти! Сергей почувствовал себя немецким туристом, оказавшимся в русской деревне, жителям которой забыли сообщить, что война уже закончилась.
- Так что я бы посоветовал вам для начала хорошенько подумать, прежде чем начинать действовать.
- Нет уж, Григорий Иванович. Одно дело проиграть, сделав все для победы, и совсем другое – отказавшись от борьбы.
- Что ж, достойная мысль. Хорошо. Я займусь вашим делом. Если что, я вас найду, но и вы не стесняйтесь, позванивайте. Заходите.
+++
Стоило Сергею переступить порог своей квартиры, зазвонил телефон.
- Да! Слушаю!
- Хорошо, что ты дома! – услышал он голос Альбины, - можно я зайду?
Судя по голосу, она говорила с ним сквозь слезы.
- Конечно, что случилось?
- Сейчас увидишь.
- Господи, Альбина, что с тобой?! – вырвалось у него, когда он открыл дверь.
Всегда красивая, ухоженная и опрятная, Альбина выглядела… Мало того, что она была злой, растерянной и заплаканной, так еще… Ее красивые длинные волосы были растрепаны и залеплены чем-то густым и липким, словно кого-то стошнило слизью ей на голову. Это что-то только вдобавок перемешанное с потекшей с ресниц тушью было у нее на лице и на кофточке.
- У тебя душ работает? – спросила она, прямиком направляясь в ванную.
- И душ, и стиральная машина. Сейчас я дам тебе полотенце и что-нибудь надеть. Если хочешь, давай кофточку, я ее постираю.
- Спасибо. Я сама. Найди лучше свободную вешалку. Желательно из пластмассы.
Через пятнадцать минут они сидели в зале и пили коньяк. Альбина сидела на диване, поджав под себя ноги, курила очень длинную и очень тонкую сигарету, забавно выпуская дым вверх. С мокрыми волосами и без грима она выглядела трогательно и очень мило. В ее лице было что-то от немного грустного ребенка. Рубашка Сергея, которая была единственной одеждой Альбины, скорее подчеркивала, чем скрывала красоту ее более чем прекрасной плоти. Она была очень-очень-очень сексуальной, и если бы не Лена… Но Лена, пусть даже в виде воспоминаний, была тем самым «но», через которое Сергей не мог, да и не хотел переступать.
Однако ничто не мешало Сергею сидеть напротив Альбины в кресле и любоваться ее красотой.
- Вот урод! – рассказывала она о своем приключении. - Возвращаюсь себе спокойно с дежурства, - она подрабатывала, дежуря в стационаре, - иду, никого не трогаю. Решила, блин, на свою голову прогуляться пешком. Подхожу к твоему дому. И тут навстречу этот тип. Тип как тип. Идет, в руке авоська, помнишь когда-то баульки с такими ходили, в авоське яйца. Когда расстояние между нами сократилось, наверное, метров до двух, он достает яйцо и с воплем: «Это твой последний шанс открыть третий глаз!» - запускает мне его в голову. Я охренела, стою, не знаю, плакать или смеяться, а этот гад, как ни в чем не бывало, пошел дальше своей дорогой.
- Есть будешь? – спросил Сергей, у которого от коньяка разыгрался аппетит.
- Только не яичницу.
- Спагетти с морепродуктами?
- Угу.
Сергей достал из морозилки упаковку морского коктейля, выложил содержимое на сковородку, залил шампанским, добавил томатной пасты, посолил, поперчил, добавил сахара. Затем поставил на огонь кастрюлю с водой для спагетти, и занялся луком.
- Тебе помочь? – предложила Альбина.
- Потом, если захочешь, можешь помыть посуду.
- Без проблем.
Почистив и порезав четыре средних размеров луковицы, он выложил лук на сковородку, в которой уже была горячая смесь из сливочного и подсолнечного масла. Посолив и посыпав сахаром лук, он выдавил в сковородку третью часть лимона. При этом надо было не забывать помешивать морепродукты и следить за водой для спагетти. Когда поджарился лук, он выложил его в просторную пиалу и добавил майонез…
- А из тебя бы вышла неплохая домохозяйка, - заметила Альбина, когда он накрыл на стол.
- Не думаю. Я ненавижу сизифов труд.
- ?
- Уборку.
- Заметно, - она указала кивком головы на разбросанные по дому вещи. Сергей так и не навел толком порядок в квартире.
- Да нет, это Ленка куда-то делась, не могу найти.
- У тебя новая баба? – спросила Альбина, когда они закончили смеяться, оценив двусмысленность этой фразы.
- Вроде того, - ответил Сергей. – Десерт будешь?
- Боюсь, я лопну. А что у тебя на десерт?
- Бананы, в коньяке и с мороженым.
- Только совсем немного.
- Только немножечко, чайная ложечка, это уже хорошо…
Он взял пару самых спелых, уже начавших подгнивать бананов, положил в посуду для микроволновки, полил слегка коньяком и поставил в микроволновку на пару минут. Затем положил на горячие бананы мороженое.
- Тут ночью в стационаре такое было, - рассказывала Альбина, когда они вновь вернулись в зал. - Ты ж знаешь нового дежуранта из третьей терапии?
- Угу.
- Вчера к нему приперся в гости наш санитар из морга. Они, как обычно, приняли спирт, и напринимались так… Короче, перебудили всех больных. Дежурант представил санитара, как светило из Москвы, сказал, что он здесь проездом, поэтому прием будет вести ночью. Как они только не изгалялись над больными, а те и счастливы. Светило, из Москвы! Их даже не удивило, что он еле стоял на ногах. Надо было видеть, с каким выражением счастья на лицах они рассказывали на утреннем обходе, что их осматривал профессор из столицы. Представляешь, какой скандал. Он, наверно, того, голубой.
- С чего ты взяла?
- А чего он… Ни жены, ни детей… Сам видный, красивый… Девчата в отделении как узнали, что холост, так все перед ним… а он на них ноль внимания. Сошелся с этим остолопом из морга…
- Если хочешь, я останусь, - предложила Альбина, когда ее кофточка высохла, а часы показывали время решать: оставаться или уходить.
- Извини, - сказал он. – Ты мне действительно чертовски нравишься, но у меня Лена, и я не могу сделать ей такую подлянку. Я…
- Не надо, - оборвала она его, я барышня понятливая.
- Нет, действительно, ты мен очень нравишься, и если бы не Лена. Но я люблю ее, и не хочу делать ей больно. К тому же по-своему это даже хорошо, что у нас не было секса.
- Разве не было? Ты что, забыл?
И он вспомнил.
Это произошло буквально в первый месяц его работы в платной поликлинике. Но он готов был поклясться чем угодно, что это воспоминание появилось только сейчас, уже после того, как исчезла Лена.
Это было наглым, циничным вторжением в его святая святых, и если с исчезновением любимой он еще мог хоть как-то смириться, то с тем, что ее место, пусть даже только в его памяти, начал занимать кто-то еще…
- Ладно, если что – звони. Предложение в силе, но очень ограниченное время, – сказала на прощанье Альбина.
Продолжение следует.