Алан поднялся по ступеням и вошел в просторный зал медицинского центра Лос-Анджелеса. Центр представлял из себя восьмиэтажное здание кубической формы. Огромные окна делали его похожим на торговый центр, хотя это и было здание торгового центра, которое было выкуплено городом у обанкротившейся строительной компании по очень низкой цене. После проведенного опроса среди горожан было принято решение создать в здании медицинский центр с упором на детскую онкологию.
— Здравствуйте, Ребекка, я бы хотел навестить Патрика Суареса, — Алан протянул документы девушке на стойке регистрации.
— Добрый день, мистер Тишман, Патрик будет очень рад видеть вас, после вашей победы он места себе не находит. Кстати, у него новый врач, — Ребекка отметила документ в журнале регистрации и протянула его Алану.
— Да вы что, а что случилось с доктором Стенли? — шахматист был действительно удивлен, ведь врач только начал проводить очередной этап терапии, в которую вложил огромное количество времени и сил.
— А он теперь директор нашей клиники вместо вышедшего на пенсию Эда Кашински, — посмотрев на него с доброжелательной улыбкой, она продолжила: — Куда идти, вы знаете, так что провожать вас не буду.
— Да, конечно, благодарю, — Тишман положил документы в портфель и двинулся в раздевалку.
Алан впервые узнал о Патрике из интернета, когда неизвестный шахматист выиграл один из престижных интернет-чемпионатов по шахматам. Гроссмейстер, может быть, и не обратил на победителя внимания, но манера игры сильно отличалась от соперников. Тишману он напомнил Бобби Фишера, который играл иначе, громя соперников нестандартной тактикой. Но еще большее удивление он испытал, когда нашел самого игрока, им оказался семилетний мальчик, больной лейкемией, игравший из своей больничной палаты. А чтобы записаться на чемпионат и пройти возрастной ценз, Патрик использовал документы своего покойного отца. Родители ребенка погибли три года назад в автокатастрофе, а так как они были иммигрантами из Бразилии, то родственников не оказалось и мальчика поместили в детский приют. А два месяца назад его состояние здоровья резко ухудшилось и после всех анализов Патрику поставили страшный диагноз.
Постепенно они сдружились, Алан часто навещал Патрика, долго сидел у него, устраивая шахматные партии. Мальчик действительно оказался гением шахмат. Тишман назвал его новым Фишером и даже умудрился проиграть несколько раз. Гроссмейстер взял на себя все расходы по лечению и обеспечению ребенка. Каждый раз, когда он приходил, то видел безмерное счастье на лице Патрика. Мальчик всегда готовился к встрече, показывая новые стратегии для будущих партий или находя ошибки в уже сыгранных. Алан очень привязался к ребенку и старался навещать его как можно чаще.
Подойдя к двери в палату, Тишман приостановился и прислушался. По его просьбе им выделили отдельную палату для встреч, в которой никто не мешал играть в шахматы. Администрация центра была против, но узнав, что к ним пришел чемпион мира, согласилась отдать одну из пустующих палат в обмен на небольшую рекламную услугу. Из-за двери послышались тихие голоса, сгорая от любопытства, гроссмейстер приоткрыл дверь и вошел.
— Здравствуй, Алан.
Женщина сидела на стуле напротив койки, на которой устроился маленький Патрик, держа в руках большую белую книгу.
Тишман остолбенел. Он просто стоял и смотрел на неё.
— Здравствуй, Анна, — почти по буквам выговаривая слова, он пытался сесть на кровать, но ноги не слушались. — Как? Ты как здесь? — слова произнеслись сами собой.
— Я его новый лечащий врач, — она посмотрела на Патрика и подмигнула. — А ты нисколько не изменился.
Вдруг на него нахлынули прошлые воспоминания. Диагноз, звучавший как приговор — бесплодие, плач любимой женщины и ощущение пустоты в душе, как будто за миг исчез смысл жизни. Как прекрасный новый мир вдруг сменился пожаром. В памяти пролетали скандалы, слезы жены, как он кричит на неё по всякой мелочи, а потом долго сидит в темной комнате, укоряя себя за слова. Они ранили, слова ранят, даже могут убить, отнять все. Только потом он понял, что разрушил их любовь не диагноз, а слова, сказанные в порыве злости, сжигающие надежду. И он кричал снова и снова, а после ссор напивался до беспамятства и бродил всю ночь по городу. Тогда его карьера рухнула, он перестал участвовать в турнирах, рейтинг упал, спонсоры и друзья обрывали телефон, но ему было все равно. Брак рушился долго, она терпела, ждала, а он гулял, пил, играл и скандалил, а потом снова и снова. Алан вспомнил то самое утро, когда после очередной попойки встал с постели и пошел на кухню. На столе лежала записка, в которой крупным шрифтом было написано несколько слов: «Я так больше не могу. Прости». Она ушла, тихо, не требуя развода, захватив любимое драповое пальто и шляпку, ту самую шляпку, в которой была похожа на Софи Лорен, когда улыбалась. Упав на колени, он не произнес ни звука, просто держал в руках бумажку с буквами и беззвучно плакал, внешне оставаясь спокойным.
— Алан, привет, смотри, какую книжку мне подарила Анна, тут разбор всех главных партий за последние двадцать лет с иллюстрациями, — мальчик спрыгнул с кровати и бросился к шахматисту.
Громкий голос Патрика вырвал Тишмана из воспоминаний о прошлом, он подхватил ребенка на руки.
— Смотрел игру? — Алан попытался принять вид серьезного отца, спрашивающего сына, сделал ли он уроки.
— Обижаешь! Конечно! А утром еще раз пересмотрел, тот ход ладьей в середине партии решил дальнейшую судьбу игры. У твоего соперника не было шансов. Он, конечно, мог еще попытаться выправить ситуацию, съев коня, но у тебя точно был план на этот случай, — ребенок взахлеб выдавал свою теорию, не замечая ничего вокруг.
— Еще бы, и не один, я бы двинул пешку на Е6, что заставило бы его убрать коня, ну а потом мой ход ферзем и снова без шансов, — гроссмейстер опустил ребенка на кровать.
— Да ты просто гений, вот бы мне так играть! — мальчик перебрался ближе к подушке.
— Ты будешь играть лучше, ты станешь новым Фишером, но самая главная твоя победа будет над болезнью, — голос шахматиста стал тише.
— Да, болезнь — это ерунда, я уже и не болею, эти врачи все придумывают, я чувствую себя лучше всех! — Патрик вскочил и запрыгал на кровати.
— Алан, мы могли бы поговорить? — тихим голосом сказала Анна, пока ребенок прыгал на кровати, не обращая на них внимания.
— Да, но сначала партия в шахматы.
Тишман только сейчас обратил внимание, что она одета в форму врача, а на шее висит стетоскоп.
— Хорошо, как закончите, я буду ждать тебя у себя в кабинете, — Анна посмотрела на прыгающего Патрика и сказала: — Желаю тебе победы, сделай его.
После того как она ушла, мальчик слез с кровати и подошел к столику, стоящему в углу комнаты, на котором находилась шахматная доска без фигур.
— Ты её знаешь, да? — не оборачиваясь, он начал доставать фигуры из пакетика.
— Это моя жена, — Алан подошел к столу и тоже взял фигуру.
— Я думал, что у тебя никого нет.
— Мы не виделись с ней пять лет, — он поставил фигуру на доску и взял другую.
— Ты думал, что она умерла, да? — мальчик поднял на него свои серые глаза.
— Нет, просто мы расстались, я плохо себя вел.
— А разве можно расстаться с близким человеком, если плохо себя ведешь? Я часто плохо себя вел, но мы с мамой и папой никогда не расставались, пока не случилась авария, — Патрик снова повернулся к доске и взял очередную фигуру.
Алан сел на стул, держа в руках пешку. Он подыскивал слова, но ничего не приходило на ум.
— Понимаешь,— он пытался найти более подходящие слова.— Взрослые иногда ведут себя так плохо, что близкие не выдерживают и уходят. Я очень сильно обижал Анну, она долго терпела, прощала, плакала, просила прекратить, но я продолжал, пока она не ушла.
— А зачем ты это делал? — мальчик выставил на стол последнюю фигуру.
— Не знаю. По глупости.
— Ты самый умный человек на планете, ты не можешь быть глупым! — воскликнул Патрик и нахмурился.
— Увы, даже самые умные могут быть глупыми.
Мальчик подумал некоторое время, осмотрел доску, а потом снова поднял глаза на Алана.
— Ставь свою пешку на доску, я белыми, и я хожу, сейчас молодой гроссмейстер задаст тебе трепку! — Тишман подчинился, и игра началась.
Прошло больше двух часов, когда шахматист попрощался с мальчиком и направился искать кабинет Анны. Осматривая дверь за дверью на предмет таблички с именем его жены, он думал, что скажет, как поведет себя. Почему именно в этот момент им суждено было столкнуться, да еще как! Алан улыбнулся, представляя всю странность ситуации, не понимая, как они могли встретиться. После того как она ушла, он искал её, но все его поиски заканчивались ничем. А она всегда была рядом? Не может быть, он же проверил все больницы штата, и она нигде не появлялась. И теперь вот так, легко, поистине, у судьбы свои планы!
На табличке была выгравирована надпись «Врач-онколог Анна Тишман». Гроссмейстер тихо повернул дверную ручку и приоткрыл дверь. Она сидела за столом, изучая какие-то бумаги.
— Проходи, как прошла игра? — спросила Анна, не отрывая взгляда от бумаг.
— Ему не хватает концентрации, но с таким желанием он горы свернет, — Алан закрыл за собой дверь.
— С таким учителем и талантом он легко станет гроссмейстером, а может, и чемпионом мира, — отложив бумаги, Анна встала из-за стола. — Не боишься вырастить себе соперника, который отнимет твой титул?
— Победа ученика — это победа учителя!
— Интересная теория, а теперь о главном, — она взяла бумагу со стола и протянула её гроссмейстеру. — Это последние результаты анализов Патрика, ему становится хуже, болезнь начала побеждать. Боюсь, если ничего не изменится, то ребенок умрет через несколько месяцев.
— И что, нет никакой возможности помочь? — Алан посмотрел на бумагу, где рядами были напечатаны цифры, некоторые из которых были выделены жирным шрифтом.
— К сожалению, нет, мы испробовали все варианты. Его может спасти только чудо.
Анна прислонилась к стене, убрав руки в карманы халата и пытаясь не встретиться взглядом с Тишманом.
— А как же терапия доктора Стенли?
— Результаты никакие, смысла продолжать нет.
— Так вот почему он отказался лечить дальше с получением новой должности, не верил в положительный исход, — покачав головой, Алан продолжил: — Но, может, есть методы в других странах, да хоть у индейских шаманов, не важно, должен же быть хоть какой-то выход? — бросив лист на стол, он встал и приблизился к жене. — Ты же один из лучших онкологов страны, и не можешь ничего сделать?
— Есть один призрачный шанс, новый метод, разработанный израильскими учеными. Его начали пробовать на людях совсем недавно, но и процент излеченных там пока небольшой, порядка четырех человек из десяти. Это единственный тот призрачный шанс, другого нет, — она посмотрела на Тишмана, в её глазах были слезы.
— Будем пробовать, — Алан резко повернулся и отошел к противоположной стене. — Как я понимаю, если ты меня позвала, то с этим есть какие-то проблемы.
— Он очень дорогой, его могут позволить себе только миллионеры, ни у тебя, ни тем более у меня нет таких денег.
— Я найду деньги, у меня много богатых и влиятельных друзей, — он прошел по комнате и снова сел в свое кресло. — Что-то еще?
— Да, согласие на это лечение могут дать только родители или опекуны, а их у него нет. Государственные чиновники на такое не пойдут, слишком большой риск для них, да и пока будет решаться этот вопрос, Патрик уже умрет.
— Значит, я должен стать его опекуном? — вопрос прозвучал скорее как утверждение.
— И как можно раньше, так как процедура очень долгая, а времени у него нет. Так что нам снова придется изображать счастливую семью. — Анна смотрела на него не отрывая глаз.
— Так, мне надо срочно связаться с моим агентом и дать задание узнать, как это можно сделать быстрее. Придется согласиться на несколько нежелательных контрактов, но это все мелочь, — Алан тихо тараторил про себя, не обращая на неё никакого внимания. Потом резко остановился, замер на некоторое время и посмотрел на Анну. — Я займусь этим немедленно, если нет больше никаких вопросов, то мне пора.
— Никаких, — тихо сказала она.
Подойдя к двери, Алан замер.
— Ты меня еще любишь? — не оборачиваясь, спросил он.
— Я всегда тебя любила.
Слова прозвучали в такт закрывающейся двери.
***
Вечер уже почти накрыл город, но свет от уходящего солнца еще цеплялся за крыши домов. Ресторан «Империал» сиял вспышками фотокамер и фарами подъезжающих дорогих авто, из которых в роскошных нарядах и великолепных костюмах выходили дамы и кавалеры. Медленно двигаясь вдоль красной ковровой дорожки, они с большим удовольствием красовались перед журналистами. Сильные мира сего: звезды, бизнесмены, писатели, телеведущие и другая элита общества — собирались этим вечером в лучшем ресторане города, чтобы поздравить семикратного чемпиона мира с победой. Тут и там в белоснежных ливреях сновали швейцары, открывая двери автомобилей, поднося шампанское и закуски. Алан лично встречал гостей на входе в ресторан, принимая поздравления.
— Великий Тишман, семикратная легенда шахмат, — Джек Донован, владелец крупной компании по производству средств для бритья, был, как всегда, блистателен, казалось, что чем старше он становится, тем выглядит моложе. Приняв маленькое производство мыла от своего отца, он превратил его в крупную компанию с оборотом в несколько миллиардов долларов в год. И сегодня он лично приехал выразить свое почтение чемпиону. — Спешу поздравить, — Донован приобнял Алана за плечи и лукаво посмотрел в глаза. — Надеюсь, ты не откажешь старику в рекламе его новой линейки, в которую он вложил сердце и душу?
— Вопросами рекламы у нас заведует мистер Грин, мое дело передвигать фигуры, — парировал резкий напор Джека Тишман. — Но мы всегда готовы обсудить интересные предложения.
— Все лучшие предложения исходят только от Джека Донована, ты же знаешь об этом, — похлопав Алана по плечу, летящей походкой бизнесмен двинулся к гостям вглубь ресторана.
Закончив прием гостей, гроссмейстер решил поговорить со своим агентом. Натан вел беседу с двумя дамами в паре шагов от него, увидев, что шахматист кивком головы зовет его к себе, извинился и покинул женскую компанию.
— Есть информация по поводу опеки? — Тишман спешил, с минуты на минуту ведущий объявит его речь.
— Я переговорил с сенатором Гибонсом, он может помочь в ускорении решения, — Натан понизил голос почти до шепота: — Но это не бесплатно, сам понимаешь.
— Да, я могу дать сколько угодно! — воскликнул Алан, опьяненный отличной новостью.
— Тихо, нас могут слышать лишние уши. Ему не нужны деньги, их и так девать некуда. Он хочет, чтобы ты поддержал его на следующих выборах.
— Ты же знаешь, не лезть в политику — мой принцип, — Тишман смотрел Грину в глаза.
— Ну тут тебе выбирать: или принцип, или опека, по-другому никак. Ты не в том мире просишь помощи, место сенатора дает намного больше, чем просто бумажки с портретом президента.
— Хорошо, я согласен, как быстро получится оформить опеку над Патриком? — у шахматиста от волнения начинала кружиться голова.
— Если все пройдет гладко, то три недели, не раньше.
— Хорошо, договаривайся, я поддержу его кандидатуру. И еще, мне Джек Донован предлагает контракт на рекламу, пообщайся с ним, выжми как можно больше, на лечение ребенка потребуется круглая сумма.
Алан услышал голос ведущего, приветствующего публику.
— Не переживай, по части денег мне нет равных, — Грин с тревогой посмотрел на шахматиста. — Ты не очень хорошо выглядишь, ты здоров?
— Просто голова немного кружится, ерунда, слишком много всего на меня навалилось за последние дни.
— А теперь перед вами выступит сам виновник торжества, — голос ведущего гремел на весь зал, привлекая внимание каждого присутствующего. — Дамы и господа, встречайте, семикратный чемпион мира, легенда шахмат, Алан Тишман!
Зал захлоп ал, подбадривая шахматиста. нтами, гости требовали чемпиона. Шахматист кивнул Натану и повернулся к сцене. Немного приподняв руки ладонями вперед и изобразив смущенную улыбку, Алан направился к сцене, по пути принимая поздравления и по возможности благодаря каждого.
— Всем еще раз добрый вечер, — наконец-то добравшись до сцены, он начал свою речь. — Я очень рад, что вы нашли время посетить этот скромный праздник.
Зал захлопал, подбадривая шахматиста.
— Я очень старался, но, как всегда, подвели лобстеры, их не оказалось в достаточном количестве. Вы заметили, что если положиться на лобстеров, то они обязательно подведут.
В зале послышался смех.
— Но такого никогда не случается с селедкой. Потому, если вы решили организовать банкет, положитесь на селедку, она как швейцарский банк, никогда не приносит проблем, — передвигаясь по сцене, Алан достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. — А если серьезно, то я уже седьмой раз чемпион мира, еще никто и никогда не добивался таких результатов в шахматах. Хотелось бы довести это число до десяти, знаете, у меня такая особая любовь к цифрам с нулями.
Зал снова разразился аплодисментами, Алан подождал, пока наступит тишина, и с задумчивым видом, продолжил:
— Если подумать, а что такое шахматы? Какая-то доска со стоящими на ней странными фигурками, которые можно передвигать по определенным правилам, всего-то. Зачем люди тратят на неё всю жизнь? Я не раз размышлял над этим вопросом и всегда приходил к одному — мне просто нравится сам процесс игры. Ни победа, ни титулы, ни почет не могут заменить те несколько часов, когда ты ведешь сражение на деревянной доске теми самыми смешными фигурками. Но в этом есть некое благородство, когда две вершины эволюции, коим является мозг человека, сражаются в интеллектуальной дуэли. И за сим прочим оказывается, что это очень сложная игра, требующая от шахматиста невероятных интеллектуальных усилий. Изучая записи или наблюдая за игрой, я вижу идеальную красоту, а что есть красота — это когда нет ничего лишнего, только шахматная доска и два игрока, мозг против мозга, гений против гения.
Алан на несколько мгновений умолк, обводя присутствующих взглядом. Гости молча ловили каждое его слово, не сводя глаз с гроссмейстера.
— Мой отец прочил мне другую судьбу, но вовремя понял мое истинное предназначение и отдал все силы, чтобы его достичь. Он всегда был рядом, помогая справляться с поражениями, коих было немало. Благодаря ему я стою перед вами тем, кем являюсь. В этом году отца не стало, он умер тихо, в своем доме у камина с книгой в руках. Но каким-то непостижимым образом я чувствовал его поддержку на этом чемпионате.
Алан замолчал, опустив голову. После того как он поднял её снова, на глазах блестели слезы.
— И я снова говорю тебе спасибо, папа, — Тишман медленно поднял взгляд вверх. — Ты всегда верил в меня и был рядом, теперь я иду один, но ты всегда будешь со мной в моем сердце.
На несколько мгновений возникла пауза, а потом робко, один за другим, гости захлопали в ладоши. В результате от аплодисментов задрожали хрустальные люстры на потолке. Гроссмейстер стоял на сцене и не опуская глаз смотрел куда-то ввысь, как будто ни гостей, ни потолка над ним не существовало.
— Спасибо вам, друзья мои, — Алан продолжил, как раз когда аплодисменты начали умолкать. — Вы вселяете в меня уверенность и даете силу побеждать, пусть эта победа будет моим даром вам, ведь каждый внес свою маленькую толику в это большое дело!
Внезапно Тишман почувствовал головокружение, которое резко усиливалось, мир уходил из-под ног. Он пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, но понял, что ничего не выйдет. В зале раздался удивленный вздох толпы. Шахматист почувствовал, что падает, а потом все померкло.