Пока мир в 2020 потрясают всевозможные беды, в Антарктиде проходит очередная экспедиция. Там полярники проводят метеорологические наблюдения, собирают данные, ходят друг к другу в гости и даже отмечают праздники. Мы поговорили с одним из них о жизни и быте на краю света.
Антарктические станции
Сейчас идёт 65-я Российская Антарктическая экспедиция. Сезон, грубо говоря, длится с ноября по март включительно. Но у россиян дольше. У нас ещё две станции меняются где-то до конца апреля.
В Антарктиде у нас больше всех станций. Зимовочных пять, они работают круглогодично. Это «Мирный», «Прогресс», «Восток», «Новолазаревская» и «Беллинсгаузен». «Восток» и «Мирный» — самые «отшибные». Есть ещё летние, сезонные станции, геологи там занимаются своими работами. «Дружная и «Бангера» уже почти выработаны. Летний сезон в Антарктиде — это январь, февраль и март.
Есть не открытая «Русская», её 30 лет назад законсервировали, но экспедиции на неё возобновились в 2007-м. В этом году туда собираются высаживаться. «Роскосмос» хочет поставить на ней свою станцию для ГЛОНАСС, чтобы полностью охватить этой системой земной шар. Но пока наш Госкомгидромет не может, потому что станцию обслуживать надо.
Ещё законсервированная «Ленинградская» станция. Ну там сезонных куча: и «Комсомольская», и «Пионерская», но они уже все заброшены. Всё уже. Станции были построены для геофизических, метеорологических, аэрологических, космических наблюдений. В советское время много денег было, всё ставили.
Сейчас опять будет сезон проверок, здания приходят в ветхость, рвёт крыши, а если сорвало крышу, значит, [внутри всё] набивается снегом. При сильном ветре там и гвозди не помогут, если что. Также [скоро] будут завозить новую станцию на «Восток». В Гатчине построили новый комплекс и сейчас пароходом будут туда отправлять её, а там, как лего, будут собирать строители. Немцы давно так станции делают: на материке строят, а тут, как конструктор, собирают. У нас это первая станция такая.
Как живётся на станции
На какую станцию отправить человека, выбирает начальник. Кота в мешке на зимовку тоже не хочется. Ну, мало ли человек какой. Хотя всё равно коты в мешке всегда есть. Кто первый раз идёт [в экспедицию] — ты же просто не знаешь, как он себя поведёт.
Один раз за всё время экспедиции привозят еду. Приходит пароход, выгружает состав и продукцию на год. Фруктов на три-четыре месяца, картошки почти на целый год хватает, до следующего прихода парохода. Храним всё это на складе с терморегулировкой. Сами продукты закупают экспедиции. Кроме того, каждый может себе закупить продуктов, но всё [хранится] у начальника станции. Когда надо, он выдаст.
Термобельё, носки и прочее здесь, конечно, выдают. Две пары, но не хватает и люди своё берут. Футболки, это, то. Всё равно ходишь в своём. Спиртное нельзя употреблять. Ну как… Кроме праздников.
Что касается туалетов, то под зданием есть ёмкость, она заполняется. Когда заполняется, приезжает машина, выкачивает и увозит всё неведомо куда. В туалете тепло. Это не как в Арктике — задницу к батарее и побежал. Там условий таких нет, всё на улице, в бочки ходят.
Сам день зависит от местоположения станции. На «Новолазаревской», например, синоптические метеорологические сроки в 00, 06, 12 и 18 часов по Гринвичскому времени. Поэтому ложишься ночью в 00:30, поднимаешься в 05:30. Снимаешь показания по приборам, определяешь форму облаков, атмосферные явления, если такие присутствуют. Составляешь синоптическую телеграмму и отправляешь в адрес ААНИИ (Арктический и антарктический научно-исследовательский институт). При наличии осадков идёшь на метеоплощадку, меняешь осадкомерное ведро, измеряешь количество выпавших осадков два раза в сутки, через 12 часов. В течение дня меняешь ленты гелиографа и обрабатываешь для определения продолжительности солнечного сияния. Днём, при чистом солнце, без облачности, производишь актинометрические наблюдения по актинометру и пиранометру для определения суммарной солнечной радиации и прозрачности атмосферы.
Домашние питомцы и история одного пингвина
Раньше на каждой станции были собаки и кошки. А сейчас даже растения нельзя завозить. Приняли договор по Антарктиде: ни растения, ни землю, ни птиц, ни животных нельзя заводить. Вот как она была стерильная, так и должна быть. В последнее время привезённых ранее животных уже немного оставалось. Когда «Русскую» закрывали, там была только одна кошка. Её на ближайшую станцию доставили, и она уже пошла по рукам. Кто-то [из животных] своей смертью там умер. Погибли, замёрзли. Разные случаи.
На «Мирном» ещё был пингвин Степан. Всё же ходят питаться на кромку льда припая [неподвижный лёд в морях. — Прим. ред.], а здесь же видят рыбаков, он сразу к ним. Он потом своих водил. Как мы его опознали, не знаю. Степан и Степан. Это как кошки — они все чем-то отличаются. Но он пропал. Ушёл. Они же тоже миграцию меняют. Вот у нас было — численность эколог считал. До 15 тысяч [пингвинов]. До этого было 5 тысяч. Они как-то передвигаются, у них постоянного места нет. Есть Антарктида вот. Ну и их гибнет много. Пока переплывают, пока возвращаются. Ненормальные. Кто ж зимой рожает-то. А они такие вот. Вот эти императорские.
Метели и смерть
На «Мирном» захоронено больше всего людей. Есть два-три захоронения на «Прогрессе», но в основном всё на «Мирном». Сорок с чем-то захоронений. Это ржавеет с годами — море, соль. Думаю, в советское время тоже туда везли. Там же саркофаги, они не закопаны. [Захоронения] накрыты саркофагами, ветрами иногда двигает. Всё на поверхности. Но сейчас родственники требуют, чтобы увозили.
На «Мирном» не только русские, есть швейцарский фотограф Бруно Зендер. Он написал завещание, чтобы его похоронили там. Он замёрз, умер. Ближе к 2000-м [в 1997 году. — Прим. ред.] Бруно остался с нашими на зимовку, тюленей фотографировал. Началась метель, он запутался. [Условия] экстремальные обычно в погодных условиях. У человека начинается паника, он теряется. Обычно метели дуют в одну сторону, с одной стороны. Он не сориентировался. Он не пошёл на ветер. Люди ещё почему задыхаются — они встают полностью всем телом, голову наклоняют и идут. А нужно поворачиваться боком, чтобы сопротивления меньше, а лучше ползти. Мы однажды в связке ходили, чтобы один агрегат выключить, потому что [вокруг] «молоко» — это когда в метре ничего не видно.
У нас же на эти все случаи, если начинается метель, есть ответственные по домам. Они докладывают начальнику станции по телефону, что всё на месте там или кто-то на вахте. Это в обязательном порядке существует. Как заезжает новый состав, сразу формируют спасательные отряды, три-четыре человека в каждом доме, поисковые отряды. А вот [тогда] ответственного не было. Бруно был с рацией, насколько я знаю, и он начал плутать. Потому что уже выезжали на вездеходе в ту сторону поисковые отряды. И его там не нашли. А он куда-то отошёл чуть-чуть в сторону, сел. И всё. Замёрз. Потом нашли труп.
Праздники и походы в гости
Российские посёлки друг от друга находятся очень далеко. Станции в тысячах километров. У иностранных то же самое. Они, допустим, рядом с нами, но от своих станций далеко.
Бывает, что можно просто зайти в гости. Но, если что, по договорённости. Чтобы не в рабочий день, заранее договариваемся по рации. Внутренняя связь нормально работает между станциями. Потому что мало ли какой-то SOS, помощь нужна. А интернет на российских станциях самый слабый. Когда наши идут в гости [на иностранные станции], тогда пользуются. В основном «Беллинсгаузен», вокруг него больше всего иностранных станций. Там некогда работать. То праздник на одной станции, то они олимпиаду проводят между станциями. Там есть свой спортзал, у чилийцев.
Отмечают обычно большие национальные праздники. В день какой-нибудь страны ходим друг к другу в гости. И ещё середина зимовки — это 22 июня. Это самый большой праздник в Антарктиде. Это все станции отмечают, и президенты поздравляют всех. С 21-го на 22-е заканчивается самая длинная ночь, полярная ночь. Празднуем всё одинаково. Бильярд, теннис, какие-то конкурсы. Между собой играем.