Вчера ночью, точнее, в то время, которое у нас дома именуется "незадолго до перед сном" и обычно занимает период от восьми вечера до семи утра, я сидела перед компом, положив ноги на стол, и случайно увидела свои пятки. Вообще пятки - это не то, с чем человек часто встречается взглядом. Не так они устроены и не оттуда к нам приделаны. Но вчера перспектива и анатомия как-то удачно сложились в этом смысле. Увиденное было вполне ожидаемо для человека, который весь день разгуливал босиком по дачному дому, где не слишком надрываются на тему чистоты и порядка. Скажем так, расовые теории в свете моих пяток потерпели бы сокрушительное поражение.
Вот говорят о благом неведении - и правильно делают. До этого момента я преотлично себя чувствовала, читала себе Ли Юя, уверенная в собственном телесном и душевном совершенстве, а тут пятки принялись прямо-таки жечь совесть и остатки самоуважения. И всего через пять минут после увиденного я уже слезала с кресла и бежала вниз, в ванную - приводить в порядок мирозданье, начиная с себя.
Внизу я первым делом обнаружила холодильник, где на тарелке лежали бутерброды с колбасой и соленым огурчиком. А еще я прихватила сливу, банан и персик. Вернулась с добычей наверх и погрузилась в дебри литературы эпохи Мин, намертво забыв о том, зачем я вообще спускалась вниз. Так бывает.
И только позже, раздеваясь в спальне, я сообразила, что пятки так и остались немытыми. Было уже так поздно, и так хотелось спать, а ванная была дальше Антарктиды, а пятки были чернее Африки...
У нас в спальне есть бар и корзинка для грязного белья. В корзинке лежала черная лешина майка, в которой Леша накануне ездил на велосипеде в Нелидово и обратно . То есть идеальная для моих целей вещь. Оставалось надеяться, что в баре есть минералка... Хотя откуда она там могла взяться? Бар в спальне Леша устроил по единственной причине - чтобы прятать там спиртное от тех гостей, от которых спиртное лучше прятать, чтобы оно не соблазняло и не сбивало с пути истинного. Что бы там делала минералка? Зато в баре были непочатая бутылка мартини и заткнутая пробкой бутылка "Саперави", и остатки коньяка, привезенного еще Виктором Давыдовичем. Выбор в такой ситуации, мне кажется, очевиден.
Зайдя в спальню, Леша подозрительно принюхался. Но из живых людей там была только я, которую можно заподозрить в любом преступлении , но только не в распитии коньяка по ночам из горлышка. Поэтому он пожал плечами и лег спать. А я лежала, ощущала идеальную чистоту пяток, хорошо выдержанный и интересно скупажированный аромат из корзинки для белья и легкие уколы совести.
И думала, что вот так и создаются мифы о гламурных московских журналистах, которые в пятизвездочных коньяках ноги моют.