В одном из последних телеинтервью Арно Бабаджаняна спросили, как случилось, что он увлекся песенным жанром, и Арно ответил: «Все началось с кинофильма «Песня первой любви».
Фильм этот один из любимых в СССР, рассказывал историю молодого певца Арсена Варунца рано познавшего славу и не справившегося с ее бременем. Успех картины был феноменальный, ее посмотрело 24,6 млн. зрителей. Но помимо прекрасной актерской игры, фильм прославился еще и своими песнями, которые знают, любят и поют до сих пор.
фильм ПЕСНЯ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ на русском языке можно посмотреть тут
Видный армянский кинорежиссер Лаэрт Вагаршян, один из авторов фильма "Песня первой любви", в своих мемуарах рассказал, как рождались первые песни Арно Бабаджаняна....
" Я — один из свидетелей этого воистину удивительного прорыва в песенный жанр и хочу более обстоятельно рассказать об этом. Съемочная группа нашего фильма уже набрала определенную скорость, работала в полном напряжении. Осталось снять несколько эпизодов, после чего без уже записанных песен продолжать съемки было невозможно. Именно в этот период Арно пришел на студию и, встретив меня, сказал: — Что будет, если я полечу в Москву? Мне завтра надо быть в Москве. Жена звонила, там серьезный вопрос с квартирой. Дайте мне администратора, и к вашему приезду песни будут готовы к записи. Это я вам обещаю. Как режиссер-постановщик я должен был сразу пресечь это его желание.— Нет, дорогой, — уверенно сказал я,— ты прекрасно знаешь, что это невозможно.— Почему невозможно? — скорее машинально спросил он.— Потому что песни мы должны были иметь уже сегодня.— Сегодня? — растерянно спросил он.— Да! — так же уверенно ответил я. И мы начали играть в игру.
Он знал, о чем я буду говорить, и я знал, что ему известно все, что я скажу. Но тем не менее считал нужным сказать, потому как знал, что ему необходим возбудитель — своего рода допинг. И я начал долгий и нудный разговор:— Через неделю мы кончим снимать все объекты, которые пойдут в фильм без песен. А вот ресторан не можем снимать — там Арсен поет. Не можем снимать ночной эпизод во дворе — там идет песня. Наконец, не можем снимать большой комплекс эпизодов в филармонии… Я не говорю о целом ряде эпизодов, также связанных с песнями. Далее приведу отрывок из моего дневника по этому фильму, написанный со свежим ощущением происшедшего.
«…Арно стоял передо мной неподвижно, с рассеянным взглядом, делая вид, что слушает меня. Он хотел, чтобы я говорил еще и еще, чтобы довел его «до точки»… Чтобы у него не было другого выхода, кроме как сочинить эти песни. Он глядел то вверх, то по сторонам. По глазам было видно, что он ушел куда-то в себя…»…Ты пойми, я не говорю о выполнении планов, — продолжал я,— хотя это тоже немаловажно. Пыл членов съемочной группы остынет. Без готовых песен у нас руки связаны… (Ага, он начал что-то насвистывать…) Тебе прекрасно известно, что если выпадем из графика симфонического оркестра кинематографии, то неизвестно, когда еще получим смену записи музыки… (Он уже увлекся, спел целую фразу…)Я подумал, что мне уже нельзя останавливаться. Надо еще что-то сказать. Но о чем? Ну, конечно, о том, что без хороших песен фильм не состоится, что его песни на студии все ждут не дождутся, что если вовремя их не получим, то неизвестно, что будет со всей студией, и т. д. и т. п.
В этот момент к нам направлялись Юрий Ерзинкян, Хорен Абрамян и Жирайр Акопян (один из авторов сценария). Словно испугавшись того, что они сейчас налетят на него (на их лицах можно было явно прочесть вопрос «принес песни?»), Арно, оглядев всех характерным рассеянным взглядом, сдался:— Мне нужен инструмент, — сказал он.
Жирайр предложил:— Пойдем ко мне домой. Все направились к дому Жирайра Григорьевича.
Арно шел впереди. Мы шли за ним, как бы окружив его чуткой нежностью, словно несли хрупкую вазу. А он, это чувствовалось, был во власти звуков. Вернее, звуки были уже в его власти. Он шел уверенно, вместе с тем спокойно, и явно в его душе раздавались уже нужные звуки. Шествие наше длилось минут пятнадцать. Как только вошли в дом Акопянов, Арно сразу же сел за инструмент. Мы все, встав рядом, молча следили, как он фразу за фразой выстраивал песню и потом фразу за фразой пел. Мы вдохновляли его молчаливым восторгом, искренней радостью создавали душевную атмосферу. И звуки незнакомой мелодии вырывались из души Арно на свет Божий.
Хорик уже давно подпевал Арно. А когда песня была завершена, мы все хором (как потом говорил Арно — «не без фальши») вдохновенно пели. Инструмент был под гипнотической властью Арно. Его пальцы касались клавиш, словно ведомые самой мелодией. Все мы ощутили не только радость, но и облегчение — дело сделано — песня о Ереване готова!
Запишем на пленку, и съемки пойдут… Теперь уже, казалось, ничто не остановит Арно. После маленького перерыва он снова сел за инструмент. Мы опять окружили его и слушали, как он сочиняет вторую песню — песню о любви. Здесь дело пошло легче…
И снова, после того как он кончил сочинять, мы эту песню хором спели.Удивительное состояние было у всех. Так стремительно и так, казалось, легко сочинять песни! Мы были бы рады даже одной песне сегодня, но теперь имеем и вторую! И вдруг Арно, теперь уже сам, предложил сочинить и третью песню. «Ну, дает!..» — подумали мы. Третья песня — это та, которую Арсен должен спеть ночью, приехав с друзьями во двор своего дома. Песня должна быть народной. И тут Хорик, прекрасный знаток народных песен и не менее прекрасный исполнитель, начал петь одну за другой песни из городского фольклора. Арно остановился на одной из них — «Ереванская красавица» — и начал разрабатывать ее.
«…Значит, и эта песня будет у нас в кармане!..» Арно говорил до этого дня, что работает над песнями, но, как выяснилось, у него были готовы только наметки, а песнями они стали именно в этот день. Казалось, чудо уже свершилось — родились песни, но это была только «первая рука», и Арно, конечно, продолжал над ними еще работать. Дней через десять мы поехали в Москву на запись музыки к фильму. И буквально накануне дня записи он позвонил мне, попросил зайти к нему домой. Он сыграл знакомую мне мелодию — «Песня о Ереване», и спросил:— Так лучше, правда?
— Да, лучше, — согласился я, чтобы избавить его от сомнений — ведь завтра запись.
— Но здесь не хватает двух строчек текста, — сказал он.
Я быстро сочинил две строчки. (Их надо было еще передать переводчику Гарольду Регистану и потом певцу Сергею Давидяну — целое дело!) Но Арно был такой. Он работал над песнями до последней минуты.
К неудовольствию дирижера и администрации оркестра он и в процессе записи вносил поправки и требовал новые и новые дубли. Таким он «неудобным» был в работе. Но все мы были вознаграждены — песни действительно получились прекрасные. Это подтвердили и сами артисты оркестра: Арно здесь получил первые поздравления от компетентных в музыке людей.
Часть монтажных работ мы вели на «Мосфильме». Когда монтировали эпизоды с песнями, звуки разносились по коридору, и тогда монтажницы из соседних комнат собирались у нашей монтажной. Вскоре к нам пришел редактор студийной многотиражки и попросил показать фильм творческой секции студии. Мы так и сделали. Фильм мы представляли вместе с Арно. После просмотра Арно услышал много хороших слов о своих песнях.
Когда фильм вышел на экраны Армении, песни сразу «пошли в народ», их стали петь повсюду. Примерно через год фильм вышел на всесоюзный экран, и песни Арно стали популярны по всей стране, исполнялись повсюду, где шел фильм.
Чуть позднее, после выхода фильма на союзный экран, снимая следующую свою картину, я был в Москве, Ленинграде, Киеве, и в ресторанах гостиниц, в которых я останавливался, исполняли эти песни. Позднее Арно рассказывал, как он был взволнован, когда, находясь с гастролями в далеком сибирском городе, услышал свою песню: «Где б ни был я, но ты всегда со мной, мой Ереван» и так далее.
Через несколько месяцев после выхода фильма на союзный экран в связи с сорокалетием Советской Армении мы с Арно в составе делегации нашей республики были в Грузии. И тут тоже оказались свидетелями популярности его песен. Гостеприимные хозяева показывали нам свою республику, и куда бы мы ни приехали, слышали песни из нашего фильма. Тут я воочию убедился, что у хороших песен действительно имеются крылья.
В Кахетии стол был накрыт во дворе величественного храма Алаверди. Хозяева приняли нас по-настоящему радушно. Блаженное время дружбы народов! Тосты… Тосты… Тосты… Когда стемнело, в небе зажглись звезды и луна освещала наш огромный стол, кто-то начал петь «Песню первой любви». Ее подхватили другие, наконец запели все — человек сто. Кто умел, пел в полный голос, кто не умел, просто шевелил губами. Песня овладела душами всех присутствующих… Конечно, «эксперимент» был подготовлен хозяевами, но все равно, это было чрезвычайно волнующе.
Когда возвращались в Тбилиси, Арно сказал:— Видишь, какова сила песен. Над «Героической балладой» я работал два года, ты — свидетель. А кто знает «Балладу»? Небольшое количество людей. А песни… Непередаваема сила песен! Если они хороши, их будут петь все! Так Арно словно открыл для себя силу песен и, главное, открыл в себе песенника.
Арпине Асланян, Элен Мусаелян