Когда сталкиваешься (в сети или вживую) с простыми обывателями из провинции, то поражает их откровенная ПОЛИТИЧЕСКАЯ БЕЗИНИЦИАТИВНОСТЬ, ведомость, постоянное поглядывание на Москву, слепое доверие телевизору. Провинциальность во многом состоит в том, что они даже в рамках господствующей идеологии неспособны на какие-то нешаблонные идеи и действия, а только рабски повторяют официоз.
Тому есть причины.
Во-первых, провинциалы привыкли, что все значимые решения принимаются в столице, а провинции при этом никто не спрашивает. Потому любые локальные действия с глобальными целями в их мозгах просто не умещаются. Понять, например, что в Москве не удержится никакая власть, если ей не будут подчиняться хотя бы треть регионов, провинциалу невозможно — он переоценивает возможности центральной власти.
Во-вторых, это объективно более низкий уровень образования для провинции в целом. Отбор лучших кадров образования идет из провинции в Москву, а не наоборот. В результате провинция просто НЕ ПОНИМАЕТ идущих процессов, к тому же урбанизированная до крайности столица требует от ее жителей более широкого общего развития, даже по содержанию и форме региональных и центральных периодических изданий виден этот разрыв. В таких условиях ждать нешаблонности или самостоятельности сложно.
В-третьих, низкая урбанизированность провинции создает неплохие возможности для контроля и подавления массовой активности со стороны власти. Провинция трусливо боится не только нешаблонно высказываться, но даже мыслить. Один сельский пролетарий прямо заявил: «Буду критиковать главу управы — дом сожгут». Таким образом, провинция активно мыслить считает
— бесполезным
— непонятным
— опасным занятием.
И ждать иного пока не приходится.
Забавные замкадышные зомби постоянно кидают москвичам упреки в зажратости, дескать, москвичи не хотят ничего менять.
Но вот практика — ЧТО ДЕЛАЮТ ЗАМКАДЫШИ, КОГДА МОСКВИЧИ ХОТЯТ ЧТО-ТО МЕНЯТЬ?
1993 год — москвичи (худо-бедно, стихийно и плохо организованно, в ходе чужой для коммунистов драки) восстали против Ельцина. Что делала провинция? Распропагандировала хоть одну военную часть? Восстановила Советскую власть хоть в каком-либо занюханном Мухосранске? Сформировала отряды Красной гвардии, самообороны, рабочие дружины? НЕТ, НИЧЕГО СДЕЛАНО НЕ БЫЛО, СИДЕЛИ, ТЕЛЕВИЗОР СМОТРЕЛИ. Попкорна только не было — не по карману он тогда был, а то б с попкорном еще смотрели б.
Второй пример. По практике РКРП мне очень хорошо известно, как МАЛО И ХРЕНОВО распространяли прессу провинциалы. Большинство региональных организаций выбирало центральных газет не болен списочного состава организации. Теоретического журнала брали по штуке на пять человек. Не потому, что газет было мало или журналов, а просто «у нас НЕКОМУ ЭТО ЧИТАТЬ» (цитата секретаря одной областной организации). Ну ладно, чукча не читатель, но столь же катастрофически мало материалов из провинции поступало в центральную прессу. Провинциалам было просто НЕЧЕГО СКАЗАТЬ НЕ ТОЛЬКО ОБ ОБЩИХ ПРОБЛЕМАХ СТРАНЫ, НО И О ЛОКАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМАХ РЕГИОНОВ.
Интернет эту проблему не исправил, наоборот, он выяснил, насколько безосновательны надежды москвичей на то, что провинция имеет где-то глубоко спрятанных активистов, с которыми можно делать крупные и важные дела. В сети провинция из левой среды породила массу «вестников дури» и клонов одних и тех же глупостей, но ничего толкового, чтобы можно было сказать, что в случае, если в Москве удастся хоть плохонький переворот, за такие-то, такие-то области можно быть спокойным, там власть возьмут местные, так и не порождено. В провинциях левая тусовка пережевывает проблемы, решенные еще со «времен Очаковских и покоренья Крыма».
И, спрашивается, какие могут быть упреки? Когда в Москве, например, сложился журнал «Прорыв», когда была развернута теоретическая работа, новосибирские левачки разрывались между проблемой сожжения урн и поддержкой «независимых» профкомычей.