1.
ДЕОНТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА - математическая технология нормы. Соотношение, здесь, может быть то же, что и в любых других технологиях и техниках. Эти логики могут быть уместны для людей в ту меру, в какую люди1 выполняют действия будущих машин, трудятся нормировано или нет, но во всяком случае, в виду норм, той или иной, выработки и проработка. В данном случае, это действия логического вычисления правильности нормативного синтаксиса. И очевидно, эти логики могут быть моралью машин. То есть, не исключительно Айзик Азимов, но деонтическая логика, это мораль или этика машин. Без первоначального углубления, можно сразу сказать, что эта математическая игра развертывается, как специфический интерес людей, что играют в машинную игру, после того, как некие относительно разумные постоянные (константы и/или функции) и соотношения между ними были выделены и из дискурса этики, но прежде всего из ловестного искурса норм математики и физики, производства и обмена. Феноменологическая смычка по области ссылок была получена после этого, может следовать чистая математическая игра, комбинаторика. То же самое, происходит и в любой другой науке, именно поэтому они часто не только выглядят, но и являются бессмысленными. Например, политическая экономия или экономика и макроэкономика. Впрочем, последние часто привязываются к игре фондовых индексов и, кажется, что все ОК с интерпретируемостью, но каков смысл этой игры фондовых индексов? Действительные вопросы этики, если таковые вообще есть, как правильные вопросы о добре и зле, и, таковая вообще возможна, таким образом могут вообще не затрагиваться. Это, может быть просто наука геометрия или даже физика. Но ровно по тому же основанию, это может быть и действительное познание. То, что речь может идти об агенте действия или желании в логике норм, что есть математическое счисление, пусть и особого уровня, определяемого логической функцией, не менее удивительно, чем то, что агенты вообще есть в компьютерных играх, как и роботы, что совершают условные движения. Достоевский, Троцкий и Сартр и деонтическая логика. Это может быть относительно забавно. Отрицание этики или морали, вообще говоря, не ведет к отрицанию норм. Статус самой математической логики, философски может быть сколь угодно завышен, так, как например это делал Гуссерль, или "занижен", так как это делал Лосев.
Но норма и следование норме, это скорее вопрос технологический и вопрос языковой игры. Развитие машин в США, возможная, причина того, почему Витгенштейн "надломился". Дело в том, что в дополнение к известному предрассудку само собой разумеющейся объективности всего математического, здесь, добавляется, вообще говоря, очевидный статус технологий, вне психологии, почему их и считают часто нейтральными. "Федор" и МКС. Здесь есть очевидное затруднение. Технологии могут быть признаны не нейтральными, просто потому, что они подпадают под действие различных эпохе трансцендентальной феноменологии сознания, и являются, вообще говоря, в случае выдвижения критерием объективности, основой очередного психологизма. Именно поэтому, видимо, с точки зрения идеализма скрытность, если не «застенок» вообще говоря, порождает прежде всего, оружие. Незадача в том, что, как и в случае культуры, технологии – это исходный пункт идеализации объективности, в свою очередь основанной на идеализации. То есть объективности трансцендентальной феноменологии и ее субъекта. Исходно же мораль, это может быть внутреннее принуждение культуры субъекта, коль скоро это субъект сознания, в том числе. Тогда как Оно это внутреннее принуждение природы субъекта, коль скоро, и тело подпадает под действие субъекта. Чем выше, идеальнее моральная норма, тем она внутренне наиболее принудительна, надежнее для партнера, и потому, отнюдь не наиболее формальная наиболее принудительна, но, как раз, наиболее «страшная» или наиболее любимая. Сверх-Я поэтому может вполне питаться энергией Оно, так как, несмотря на то, что принцип удовольствия господствует в ОНО, конфликт инстинктов, все же может приводить к невероятной агрессивности Сверх Я, неудержимости моральной инстанции. И потому в психологии семейных неврозов бывает трудно отличить «Оно» от «Сверх-Я», таким же образом, как в многозначной логике выделенные логические значения, что неограниченные по числу от значений обычных числовых. Что, в психологии таких семейных неврозов, как возможной экспертной базы кинопроизводства, является мотивом для комедий в стиле «Анализируй это» о мафиозных семьях. Следование природным инстинктам оказывается моральными нормами. При этом я индивида, как субъекта разумного и индивидуального вообще оказывается вне игры. 2И моральные нормы получают статус природных предписаний. Просто потому, что семейным парам может быть разрешено многое, если не все, в том, что касается сексуальности. Их образ жизни может быть многозначен в этом отношении. Но он должен быть скрыт и потому нередко обретает статус, если не идеологического «оружия», то коварной интриги. Дело в том, что вся эта социальная машина, что фундирует психоанализ и его практику, а ведь это отнюдь не самая сермяжная практика и теория, может быть исторически локальной, «случайной». В этом идеализм Гуссерля сходиться с материализмом АЭ.
От этого обстоятельства, может быть трудно отделаться простой фразой о том, что, де прогресс технологий, прежде всего, технологий измерения, мер, впереди, но и трасцендентальное эго впереди. Есть еще один способ объявить прогресс технологий, что очевидно носит относительно внешний для психологии, прежде всего, индивида характер, припадком бреда. Иначе говоря, без социальной машины, института и т.д., здесь будет трудно что- либо связать, тем более правильно. Быть может не существует и в этом смысле ничего абсолютно объективного, все относительно. И все же принимая во внимания не нейтральность технологий относительно больших социальных машин и эпох истории общества, можно говорить об относительной нейтральности таких технологий и относительно индивида и малых групп, и в экстремальных случаях нейтральности относительно самих больших социальных машин и институтов, сообществ и их локальной истории. Так, по-видимому, сеть Интернет в целом, относительно нейтральна в виду больших социальных машин и институтов государств, например, и народов, обществ и организаций. И все же, очевидно существуют такие потоки информации в этой сети контент которых так соответствует форме, то есть самой сети, что мера этого соответствия и есть сущность.
Деонтические фрагменты формальных систем, это то, что может практически с малыми преобразованиями войти в компьютерные программы, как и сами такие формальные системы.
2.
Предел таких логик это, кроме прочего должное, что в принципе не может быть исполнено как долг. Или быть может должное, что не может не выполняться как долг, необходимость. Незадача в том, что, быть может, только логические нормы внутренне необходимы таким образом, что не могут не исполняться. Все остальное сможет быть случайно. И конечно, зачем кажется долг, что невыполним, да еще и в принципе, то есть для самой сильной и решительной воли, просто потому, что, как раз, самая сильная и решительная воля, и настаивает на том, что такой долг должен быть? Смертный ничего морально не должен, морально должен только бессмертный.
Иначе говоря, если герменевтические пояснения, касательно интенсиональных моментов,
намерений и желаний агентов - это не устранимый момент, не исключаемая часть таких исчислений, то они становиться похожи на стихи, если нет, и такие моменты устранимы, то на геометрию ситуативной логики места, то есть, просто на физику. О морали можно писать только стихи, священные книги или это физика. То есть в принципе то, что лишено морали. Если же нет и должное каким либо образом присуще физике на стороне объекта, предмета а не метода, что бывает переполнен долженствованиями, то разве это не вопрос, что парадоксален, разве природа должна быть какой то, а не просто созерцаться, как такой и такой? И иначе разве риторичность этого вопроса ни утверждается и не устаревает стремительно в одном и том же процессе, перед лицом разрастающегося набора мэн мейд, что строит и строит теории природы, что ближайшим образом сплошь продукты фантазии, фикции? Природе предписывают не только правила, по которым ее познают, но и свойства, по которым ее можно опознать и довольно давно.
Когда Витгенштейн пришел к мысли о том, что вранью стоит учить, он видимо исходил из простого и не простого обстоятельства, что всякая речь неизбежно лож, как и письмо, вернее частью лож: фрактал, афоризм или иносказание. Внял строфе Тютчева о том, что: «мысль изреченная есть лож». И это необходимо осознать и каким то образом справляться с этим теперь. И об этом большая часть философских исследований. Просто и не просто потому, что истину невозможно высказать, и видимо, такая и не существует, вне афористических высказываний, фигур речи и ее оборотов, просто и не просто потому, что таковы все речевые акты и акты письма, каждый из них всякий раз иносказателен и истинен, и ложен. И таким же образом, как необратимость необратима, всякий из них иной. Важно что могут быть границы и пределы этой инаковости, и то обстоятельство что этих границ много, как и чисел не отменяет сути дела ,что состоит и в том, что число непрерывно, но одно, и отлично от другого. И каждое такое число может быть границей или пределом, что можно перейти в свободе переходить всякую данную границу, но можно и не преодолеть.
Короче, одни такие фигуры опознаются как такие, другие нет. Хотя и были таковыми, легко опознаваемыми. Дело в том, что видимо вне истории и потока опыта не существуют ни истин, ни их опровержения. И потому на вопрос, каким образом тогда лож вообще можно опознать, ответ, может быть, прост и не прост: в практике истинной революции. Сказать, что Я абсолютно необходимо, в отличие от всех остальных сущностей сознания, все равно, что провозгласить ящик телевизора необходимой и абсолютной в себе истиной, что постоянно присутствует в отличие от сменяющих друг друга изображений и потока кабеля антенны и напряжения в электрической сети, в то время, когда он может быть, и ни деревянным, ни пластмассовым, приемник- телевизор, плазменной панелью, в которой теперь не нуждаются, потому, что интернет, теперь 5G и относительно дешев, и может быть программа, что предоставляет возможность серфинга по каналам ТВ, как и с пультом телеприемника. Значит ли это, что в сети Интернет, теперь, только правда, а новостные каналы ТВ только и делают, что транслируют лож? Очевидно нет, но путь к истине, кроме прочего, и в контрасте фрактальных распределений телевещания и интернет сети, что смыкаются и давно, телеприемники все более напоминают компьютеры и компьютеры все более приобретают возможности серфинга ТВ. Истина различия на опыте узнает себя, в опыте действительного различия. Значит ли это, что теперь нет истины тождества, отнюдь, но только то, что и эта истина относительна. Качество картинки меняется и иногда в лучшую сторону, и часто. Глянец это не предел, развертывания цифровой живописи, как истина маляра.
Но может быть и так, эта «стихотворная» составляющая, как раз, может быть основанием для признания машин собственниками рабочей силы. То есть, ни стихи, что, теперь, часто пишут машины по предписаниям, и что лишены какой-либо интенсиональности, и интенсиональности норм в том числе, но в том числе, и предписания, что с интесиональностью норм, могут быть основанием признания права машин на стихи, что те сочиняют.
Впрочем, еще Кант понимал, что геометрия, в виде математического раздела может не быть даже познанием, не то что этикой, что должна иметь истинное отношение к истинному миру. Впрочем, отличаться от математики тем, что это все же некое действие, и только Эйнштейн провел в этом отношении геометрии некие экстремальные отождествления с физикой, вернее физики с геометрией.
Но вот ПК, это настольная геометрия в действии, многообразие реле, что не только есть средство познания природы, но и само природным образом подобно, и потому, что может иметь, если не рассудок, то его подобие, и потому, что необходимо следует природным движениям. То есть незадача, может быть в том, что в современной физике столько поэзии, разных энергий и их взаимодействий, что и не снилось многим мудрецам. И некоторые машины давно возможно живые существа.1
Могут ли машины мыслить, считать, вопрос, что вполне теперь может имплицировать иной вопрос, может ли быть у машин своя религия и не одна?
«СТЛА».
Караваев В. Г.
1Быть живым и быть разумным, вообще говоря, могут быть разные вещи, но вот пример инфузории туфельки, что так полюбился Пенроузу, показывает, что при определенных соглашения относительно разума и существ, что считаются разумными и это существо разумно. Но вообще говоря, можно по-разному находить, в чем отличие высоко организованных разумных существ, в длинном единстве опыта, что обеспечивается длинным единством сознания или волей, как будто размер имеет решающее значение, для обретения смысла, в написании большой книги, что могла бы быть и короче, или в известном многообразии разнообразных занятий, к которым может приложиться такая воля, с помощью совершенно разнообразных средств, или, как раз, в абсурдности и невозможности, что могут генерироваться таким разумом, в бесцельности и бессмысленности, что однако, красивы и увлекательны. Но явно, что имеет место известная гетерогенность живого по этому основанию. Но ясно, что уже признание машин или вернее электронных цифровых существ живыми, может говорить о многом.
1Разумные люди, человеческие существа, сознающие люди или существа, в том смысле в каком: я и вы, ты или они могут быть такими субъектами, некоего опережающего и не опровергаемого соглашения и/или консенсуса.
2Конечно отождествлять Сверх Я с моралью и моральными общественными нормами могло бы быть несколько поспешным, и как раз в виду таких мощных возможных инвестиций ОНО, бессознательности Сверх Я, что часто видят против смысла, залогом верности моральных ценностей в следовании моральным ценностям, интуитивно. Но и приписывать я, эго, инстинктивные побуждения и следование им было бы наивным. То, что могут быть культурные инстинкты, потребности или желания, ничего не меняет в этом. Алчность - это не функция эго. Но вообще говоря и добродетели, как функции Сверх Я, могут не быть такими функциями. Пусть бы и это было бы я. В этом смысле только лукавый может приписывать эго такое. Что же это за возможное я? Это вообще говоря форма непрерывного высвобождения от чего бы то ни было, от какого бы то ни было принуждения, к свободе. Но именно поэтому «я» все время в загоне. Или у культуры или у природы, или обоих вместе. То есть, Фрейд открыл либидо как энергию не ради того, чтобы ввести всех в рабство ему и конфликту инстинктов, но как возможную энергию такого высвобождения в виду принципа реальности. В этом с ним трудно спорить. И потому, видимо, такой феноменолог, как Шеллер и не спорил в этом пункте с Фрейдом. Признавая единственной энергий сознания – либидо, желание, любовь.