Москва – столица русской поэзии
Мы продолжаем серию очерков историка и издателя Сергея Дмитриева «Москва — столица русской поэзии». В четвертой главе он знакомит нас с поэзией советской Москвы.
Глава 4. Москва в авангарде советской поэзии
Предыдущие главы:
Глава 1. 100 поэтов, рожденных в Москве
Глава 2. От истоков до Золотого века поэзии
Глава 3. Серебряный век московской поэзии
Перенос столицы новой властью в Москву из Петрограда в марте 1918 г. не мог не усилить ее позиции в поэтическом противостоянии с северной столицей. И Москва на долгое время оказалась в авангарде советской поэзии, тем более что эта поэзия рождалась просто на глазах, и вбирая в себя достижения Серебряного века, и рождая новые формы. Парадокс заключался в том, что советскими поэтами в той или иной степени становились, часто даже нехотя и не понимая этого до конца, многие яркие дореволюционные поэты, которые не эмигрировали, а остались на Родине.
1921-й год, год смерти А.Блока и Н.Гумилева, не случайно считают годом завершения Серебряного века (немаловажно, что эти трагедии с поэтами произошли именно в Петрограде). Страна вступала тогда в новую эпоху, определявшую движение вперед, в том числе и в сфере культуры. Многие поэты очень болезненно переживали этот перелом, и неважно, был ли это «поэт с крестьянской душой» Сергей Есенин, бывший футурист Владимир Маяковский, эстет-поэт и одновременно прозаик Андрей Белый или «живой классик» рифмы Валерий Брюсов. Все они, сохраняя свои индивидуальности, мучаясь и меняясь на ходу, вносили ту или иную лепту в формирование нового облика поэзии страны с названием СССР, пусть даже власти считали их при этом часто попутчиками или чуждыми элементами.
Многим поэтам старого поколения, таким как Андрей Белый, приходилось тогда больше обращаться к прошлому и вспоминать о былой, неповторимой Москве:
О, незабвенные прогулки,
О, незабвенные мечты,
Москвы кривые переулки…
Промчалось все: где юность ты!..
А Владислав Ходасевич, переживший невзгоды Гражданской войны в Москве, даже в 1919 г. видел уже все-таки свет в конце «тоннеля испытаний»:
Я знаю: рук не покладает
В работе мастер гробовой,
А небо все-таки сияет
Над вечною моей Москвой.
Поэтов примиряла с горестями жизни в эпоху революции вековая связь с родным городом, которую так точно определил москвич Валерий Брюсов, меньше чем за год до своей смерти восклицавший в декабре 1923 г., что «с земли до звёзд встает Москва!»:
Здесь полнит память все шаги мне,
Здесь, в чуде, я абориген,
И я храним, звук в чьем-то гимне,
Москва! В дыму твоих легенд!
Скажем попутно, что даже эмигрировавшие из России поэты продолжали издалека бредить Москвой, как это случилось, например, с Константином Бальмонтом, не раз повторявшим в эмиграции известные пушкинские строки о Москве:
Так я шептал, - внемлите, внуки
Мои, от дочери моей, -
Дивясь, шептал на утре дней:
«Москва! Так много в этом звуке?»
А ею жил. И ей живу.
Люблю, как лучший звук, Москву!
Ему вторила Марина Цветаева, ощущавшая, уже в эмиграции в октябре 1922 г. сильную ностальгию по Москве:
Точно жизнь мою угнали
По стальной версте –
В сиром мороке – две дали…
(Поклонись Москве!)
Точно жизнь мою убили.
Из последних жил
В сиром мороке в две жилы
Истекает жизнь.
В 1920-е и 1930-е годы постепенно среди московских поэтов нарастало ощущение глобальной перестройки всего и вся, нарастало, несмотря на трудности, принятие нового мира. Илья Эренбург так писал о масштабной реконструкции Москвы в 1938 г.: «Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан, / А судьбы сыплются меж пальцев, как песок». А Ярослав Смеляков, представитель более молодого поколения поэтов, следующими строками описывал изменения жизни в 1934 г. :
Но встает –
Опять, еще и снова,
Оплатив домашние счета,
город мой – помолодевший, новый,
Город мой – звучащая мечта.
И шумит крылами ветер горький,
Северный,
Идущий от морей.
Над заводами АМО,
Над Трехгоркой
И над типографией моей.
И даже «сомнительный» с точки зрения новой власти Осип Мандельштам признавался в 1931 г.:
Пора вам знать: я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать,
Ручаюсь вам – себе свернете шею!
Многим певцам революции вторил неистовый Маяковский, писавший в 1926 г. о том, как новая Москва «вскипает и строится»:
Великая стройка
уже начата.
И в небо
лесами идут
там
почтамт,
здесь
Ленинский институт.
Дыры
метровые
потом политы,
чтоб ветра быстрей
под землей полетел,
из-под покоев митрополитов
сюда чтоб
вылез
метрополитен.
Бежали годы, и вскоре грянула страшная война, оказавшая колоссальное воздействие на развитие поэзии, поднявшейся в этот период до невиданных высот духовности и искренности. И поэты-москвичи не остались в стороне от суровых событий. Как писал в своих стихах, ставших известной песней, поэт Евгений Винокуров, вернувшийся с войны,
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
Конечно, мы со школьной скамьи знаем «Василия Теркина» Александра Твардовского и «Жди меня» Константина Симонова, однако, особенно трогательными и не столь известными сегодня являются стихи тех молодых поэтов, которые погибли на фронтах Великой Отечественной войны. А было их, как установили исследователи, около 50 человек со средним возрастом жизни – менее 30 лет. И многие из них хотя бы небольшое время жили в столице. Вот стихи Вячеслава Афанасьева (1903 – 1943), которого война застала в Москве, поэт ушёл добровольцем в народное ополчение, затем в партизанский отряд и погиб в сентябре 1943 г. в бою за освобождение Смоленска:
Застигнутый последней метой
И не успев всего допеть,
Благословлю я землю эту,
Когда придётся умереть…
Что это как не гимн жизни в советской стране, написанный человеком, готовым умереть за свою Родину? Такие же проникновенные строки принадлежат перу и Бориса Богаткова (1922–1943), учившегося в Москве в Литературном институте и погибшего на Гнездиловских высотах. Вот с какими чувствами поэт уходил на фронт добровольцем осенью 1941 г.:
Как я ждал её! И наконец-то
Вот она, желанная, в руках!..
…Пролетело, отшумело детство
В школах, в пионерских лагерях…
Молодость за всё родное биться
Повела ребят в огонь и дым,
И спешу я присоединиться
К возмужавшим сверстникам своим!
Москва, как образ Родины, сопровождала многих поэтов на фронте и вселяла уверенность в грядущей победе, как это прекрасно отразил, что поразительно, еще в конце 1941 г. Леонид Шершер (1916 – 1942), который после окончания института в Москве ушел в авиацию и погиб во время боевого вылета:
Что я скажу, как сумею найти я
Лучшие в мире слова!
Я даже не крикну, а тихо скажу вам:
Да здравствует наша Москва!»
После Великой Победы Москва вернулась к мирной жизни, расцвела еще краше, и поэты-москвичи продолжали свои поэтические поиски. Одно перечисление имен поэтов, творивших в Москве вплоть до крушения СССР и подтверждавших, что именно она и в это время оставалась столицей поэзии, не может не впечатлять: Борис Пастернак, Евгений Долматовский, Арсений Тарковский, Даниил Андреев, Илья Эренбург, Павел Антокольский, Владимир Луговской, Алексей Фатьянов, Евгений Винокуров, Владимир Соколов, Борис Слуцкий, Николай Заболоцкий, Юрий Кузнецов,
Анатолий Передреев, Владимир Высоцкий, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава и многие, многие другие. И для того, чтобы показать их вклад в московскую поэзию, пришлось бы написать целые тома…
