Работая над книгой о Кутузовском проспекте, я писал и о выдающихся поэтах и прозаиках, живших здесь в свое время. В прошлой моей статье речь шла об Анатолии Рыбакове, авторе романа "Дети Арбата". Теперь я расскажу о доме, в котором жил поэт Александр Трифонович Твардовский, а также о других его московских адресах.
Москва (после Смоленщины) стала для Твардовского родным городом. Сюда он приехал в 1936 году поступать в МИФЛИ, который окончил в 1939-м. В столице были написаны и закончены его основные произведения («Дом у дороги», «За далью – даль», «По праву памяти», «Василий Теркин» и др.), а на Новодевичьем кладбище поэт похоронен. Александр Трифонович сменил в столице несколько адресов.
Во время учебы в институте он жил в гостинице на Кузнецком мосту, в 1938–1940 годах – в коммунальной квартире на первом этаже в доме № 6 в Большом Могильцевском переулке на Арбате (дом не сохранился). Затем условия жизни Твардовских значительно улучшились – в 1940 году семья переехала в квартиру № 33 большого и престижного сталинского дома № 15 по улице Горького. Но Александр Трифонович недолго прожил здесь – с началом войны он уехал на фронт. И постоянная жизнь его на улице Горького наладилась лишь после 1945 года. Соседями по дому были Сергей Лемешев, Эмиль Гилельс.
В 1950 году, впервые возглавив «Новый мир», Твардовский получил квартиру в новом доме работников «Известий» («Новый мир» печатался в известинской типографии) на Кутузовском проспекте, дом № 1/7. На доме после смерти Твардовского была открыта мемориальная доска, крайне неудачная, по признанию дочери поэта Валентины. И, наконец, последний его адрес – высотка на Котельнической набережной. Александр Трифонович почти не жил здесь, квартира в Котельниках была для него «перевалочным пунктом» между дачей и работой. Часто жил Твардовский на даче в Подмосковье – сначала во Внукове, затем на Красной Пахре.
Но есть места в Москве, связанные с жизнью и творчеством Твардовского не меньше, чем названные адреса. Это здания, в которых размещалась редакция журнала «Новый мир» рядом с Пушкинской площадью. Твардовский дважды был главным редактором журнала: в 1950–1954 и 1958–1970 годах, открыв читателям немало новых ярких имен и произведений, публикация которых стала событием общественной жизни. Что творилось в Москве с конца октября 1960 года, даже трудно передать. Узнали люди, что в ноябрьском номере «Нового мира» выходит «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Самые проворные бросились к киоскам – а там уже и след журнала простыл, но обещают подвезти. Стали тогда списки составлять – как в очереди за тюлью – и даже отмечаться.
Но была и другая точка зрения: «Я встретил Катаева, – отметил 24 ноября 1962 года в дневнике Корней Чуковский, – он возмущен повестью “Один день”. К моему изумлению, сказал: “Повесть фальшивая, в ней не показан протест”. – “Какой протест?!” – “Протест крестьянина, сидящего в лагере… Как он смел не протестовать, хотя бы под одеялом?” А много ли протестовал сам Катаев во время сталинского режима? Он слагал рабьи гимны, как все. Теперь я вижу, как невыгодна черносотенцам антисталинская политика, проводимая Хрущевым».
Не переоценить значение и роль Твардовского как главного редактора во второй период его руководства «Новым миром». И дело здесь не только в «новомирской прозе». В этот период, как писал критик Андрей Турков, журнал окончательно стал центром притяжения не только лучших литературных сил, но и всех, кто искал выхода из социально-экономического тупика, в который все больше втягивалась страна. Событием стала публикация в «Известиях» поэмы Александра Твардовского «Теркин на том свете» в вечернем московском выпуске от 17 августа 1963 года. Это произведение ждало своего часа с весны 1954 года, когда его автор прочитал поэму на редколлегии «Нового мира».
В Москве тогда словно бомба рванула – таков был эффект от обнародования этой антисталинской поэмы, ибо с момента кончины вождя прошел всего год. В 1954 году поэма и не могла быть напечатана, прежде всего, по той причине, что общество не готово было читать подобные произведения, доказательством чего послужили доносы коллег Твардовского на самый верх – жива была еще традиция.
Критик Владимир Лакшин писал в дневнике: «Первой пожаловалась в ЦК Мариэтта Шагинян. Забегал Алексей Сурков – секретарь Союза писателей. Поэму “Теркин на том свете” они представили как антисоветский выпад". В итоге поэму сочли «пасквилем на советскую действительность». Дело дошло до Хрущева, которого, как пишет Лакшин, «испугала и возмутила строфа, где генерал говорит, что вот бы ему еще полчок солдат – потеснить царство мертвых. Это восприняли как угрозу». Твардовский пытался оправдаться в письме Хрущеву, написав, что поэма написана «в победительном, жизнеутверждающем духе осмеяния “всякой мертвячины”, уродливостей бюрократизма, формализма, казенщины и рутины, мешающих нам, затрудняющих наше продвижение вперед».
Лишь в 1963 году поэт пробился к Хрущеву, чтобы лично прочитать поэму. Произошло это в августе на даче в Пицунде, во время визита в Советский Союз «прогрессивных» европейских писателей, в т.ч. французского философа Сартра (он тоже был в тот день в Пицунде), знавшему по-русски только два слова: «Спасибо» и «Мир». Сартр внимательно наблюдал за выражением лица Хрущева, сделав вывод, что «это был очень интересный спектакль». Среди коллег Твардовского поэму горячо одобрил лишь Шолохов. Тут же подлетел и главный редактор Аджубей, оперативно предложивший напечатать поэму в «Известиях». Под конец он все пытался всучить бутылку коньяка Твардовскому – на дорожку, но тот с трудом отказался.
Живя на Кутузовском, Твардовский крепко дружил с Алексеем Фатьяновым, их часто видели рядом, они вместе выпивали, причем помногу. Твардовский вставал рано, чуть свет, и нередко шел прямиком к приятелю, что жил неподалеку, в Дорогомилово. Жена Фатьянова говорила: «Если в восемь утра звонок в дверь – или молочница, или Твардовский».
Соседи по дому хорошо запомнили Твардовского: «Он ездил на работу и с работы на “Победе”. Высокий, красивый человек в неизменном сером плаще“пыльнике” и в шляпе. Вспоминается картина, как перед каждым праздником он с сумкой подходил к лифтершам, дежурившим у подъездов, и раздавал им деньги. Старался, чтобы этого никто не видел. Когда его в первый раз в 1954 году сняли с должности главного редактора “Нового мира”, все в доме переживали».
В одном подъезде с Твардовским жил драматург Александр Крон: «Я часто вспоминаю одну мысль Твардовского, высказанную на ходу, в машине. Александр Трифонович несколько раз подвозил меня домой. “Есть много способов судить о качестве произведения, – сказал он. – У меня есть свой. Хотите, открою? Попробуйте представить себе, хотите ли вы быть вместе с героями книги в решающие моменты их жизни или нет. Я много раз проверял на себе: бывает, что мне хочется быть вместе с ними даже в камере смертников, и это значит – книга хорошая. А бывает, что не хочется оказаться вместе даже в ресторане или на курорте – и тогда это книга плохая. Вот попробуйте...".
Нелегко дался Твардовскому переезд с Кутузовского на Котельническую набережную. 17 марта 1961 года писатель отметил в дневнике: «Москва, Кутузовский проспект. Пятый день напряжённого (и физически, и всячески) состояния сборов, которым не видно конца". Резкая и наглядная черта под целым периодом жизни (здесь 10 лет), который уходит, ушёл безвозвратно, и, как бы он ни был плох"... Благодарю Вас за внимание, как пишут в таких случаях, не забудьте подписаться на мой канал и лайкнуть. 😊 С уважением, Александр Анатольевич Васькин - писатель, культуролог, историк Москвы и советской повседневности, автор и ведущий программ на радио "Орфей". Сайт: александр-васькин.рф, YouTube-канал: Александр Васькин, Facebook. Мой рассказ о Кутузовском проспекте и его жителях здесь: