Путь до Иультина не трудный: около двадцати шести километров по дороге. Там несколько раз попадаются развалины небольших каменных домов на одну-две комнаты. Это «командировочные дома», которые не раз давали приют человеку, которого застала врасплох пурга. Здесь была печка, можно было согреться и переночевать. Теперь же на останках былой заботы о людях мы кипятим чай в котелке на газовой горелке. На стенах дома растет трава, а в стенах появились бреши.
Под конец пути дорога идёт вверх через перевал, слева и справа вырастают чёрные каменные стены – сопки. Они же окружают посёлок, который лежит внизу в долине. Если вы преодолели весь непростой путь до Иультина, то, конечно, не сможете не заметить на отшибе огромное заброшенное здание завода. Он был центром жизни всего посёлка и причиной его существования. Тут до сих пор лежат ржавые машины, которые ещё несколько лет назад вгрызались своими стальными челюстями в сопки и добывали руду. А внутри завода можно даже прочитать часы работы на двери медкабинета…
Мы ночевали в обжитой «шхуне» Сан Саныча. Это был настоящий, довольно большой дом, с просторными сенями, где хранился рабочий инструмент, с маленькой кухней, несколькими комнатами и баней. Интерьер дома не менялся где-то с девяностых годов: об этом говорит плакат с полуобнажёнными девушками (я с детства помню аналогичные плакаты в разных светских журналах, на которых бабушка с дедом сушили лук и петрушку), ковры на стенах и невскрытая упаковка красного перца моего года рождения. В небольшом шкафу у окна целый склад книг о Чукотке. В том числе тут есть, конечно же, Олег Михайлович Куваев. Дом изящно дополнен четырьмя медвежьими шкурами, прибитыми на стенах, и частыми решётками на окнах – от медведей.
Если выйти из дома и повернуть направо, то довольно скоро выйдешь на главную улицу посёлка. Она широкая, с множеством домов культурно-общественного назначения, в которых легко угадываются школа, библиотека, дом культуры … Есть даже небольшое здание Союзпечати. Мы заходим в первое попавшееся здание, и с порога становится понятно, что это была школа. Прямо у входа раздевалка, тут ещё целы крючки, на которые вешали пальто. Толкаем дверь слева и оказываемся в кабинете начальной школы. А где ещё может лежать плакат «Прощание с букварём» и пластмассовый Буратино? Я беру его в руки и у длинноносого сразу же отваливается розовая облезлая нога. Не беда! Легко вправляю конечность калеке и он вновь как новенький – суровая игрушка, в Советском Союзе сделана. Далее поднимаемся на второй этаж, тут явно был кабинет биологии. Он весь порос чем-то зелёным, но на стенах всё ещё виднеются вечные школьные плакаты плоского червя и человека в разрезе. Все кабинеты в аварийном состоянии: побелка лежит на полу, от стен отваливаются куски, под ногами оторванные доски. Как бывший школьный учитель я ощущаю даже некую тоску и ностальгию. Сколько двоек тут было поставлено, сколько родителей сюда вызвано!.. Ещё немного побродив по бывшему оплоту знаний, мы выходим и идём до конца улицы. Там красивое зелёное здание с белыми колоннами – это дом культуры. На стене - барельеф: мужчина с музыкальным инструментом, напоминающим многоствольный авлос. Мы заходим внутрь… Скажите, случалось ли вам неожиданно, в забытом Богом месте, найти своё детство? Теперь я могу сказать, что мне случалось. Я стою в вестибюле перед гардеробом, на полу валяются билеты на концерты и спектакли, даже партийное удостоверение, но что вижу я? Зима, толпа людей толчётся в тесном вестибюле, пытаясь всунуть седовласой гардеробщице целую охапку пальто. Та с неприкрытым возмущением восклицает: «Что вы мне даёте? Без петельки не возьму, за что мне вешать?!» и выхватывает пальто у кого-то другого. Женщины, успешно сдавшие верхнюю одежду, прихорашиваются перед зеркалом, мужчины косят глазом в сторону буфета – авось успеют до начала. Постепенно вся эта разнопёрая толпа проходит в зал, оставив за собой на полу грязную лужу из растаявшего снега. В зале бордовые жёсткие откидные стулья. Они уже изрядно старые и поношенные, поэтому обшивка местами порвана, и оттуда торчит тёмно-жёлтый поролон. Зрители долго и шумно усаживаются, многие то и дело вскакивают со своих мест, чтобы дать пройти тем, кто сидит рядом. Вдруг разом гаснет свет и все замолкают. Прожекторы высвечивают сцену, куда выходит дама в «нарядном» платье. Помните, раньше у всех женщины были «нарядные» платья? Они надевались исключительно по праздникам, волосы накручивались на бигуди или взбивались в хитроумные причёски, напоминающие мочалку, щёки румянились, а на глаза накладывался плотный слой голубых и зелёных теней. И все тогда этой даме говорили: «Какая же ты сегодня нарядная!» Итак, выходит дама и объявляет начало представления. Свет гаснет совсем, в темноте на сцене кто-то суетливо бегает, но затем свет прожектора высвечивает сцену вновь. Там ярко накрашенная девушка поёт романс про отцветшие хризантемы, группа артистов в красивых костюмах исполняет народные танцы, а маленький мальчик, нервно почёсывающий коленку, громко и с выражением читает стихи Роберта Рождественского. После окончания представления все выходят из зала и направляются в гардероб, где повторяется вся сутолока и суета, только теперь вещи не всучивают гардеробщице, а забирают. Затем все выходят на улицу, а там… пустынная улица с заброшенными домами, где уже давным-давно разбиты все окна, а на дороге видны следы медвежьей жизнедеятельности и свежие отпечатки их мощных лап. Нет, я не в детстве, я в заброшенном посёлке Иультин на Чукотке, а в доме культуры за моей спиной уже много лет, как стих последний послеконцертный гул. Тут уже больше двадцати лет нет никаких гардеробщиц, никто не ругается, что на пальто нет вешалки-петельки, а в буфете никто не звенит бокалом с шампанским. Но всё каким-то чудесным неповторимом образом живо в нас самих. Дух эпохи витает в здешних домах и он не исчезнет, наверное, даже тогда, когда тут сгниёт последний дом, потому как Иультин – город-призрак – жив в памяти иультинцев.
***
Я сижу на развалинах недавнего прошлого и смотрю на самый большой заброшенный посёлок Чукотки – Иультин. Солнце начинало потихоньку пробивать густой туман, а это значит, что завтра, когда нам пора будет возвращаться домой, погода будет хорошей и – кто знает? Может даже будет тепло.