Я долго боялся рассказывать об этом, но сегодня день настал. Не понятно почему: дело ли в лунах или алкоголе; нехватки сна или не проходящем мандраже. Торчу и все. Дергаюсь на нервах, земли под ногами не чувствую. И на этом фоне вспомнил такое. Кого-кого не хватало.
Мало кто знает, но в детстве я занимался хоккеем. Почти профессионально. Если бы не моя страсть к курению и юношеское разгильдяйство, бьюсь об лед головой и словом, был бы отстранен с олимпийских игр из-за допинга.
Да, дорогие друзья, по мне сегодня и не скажешь так. Тыкаю в шею подбородком, сижу в телефоне, сытно ем и в других радостях жизни себе не отказываю. Здорового образа жизни на лице не видно, в речи истории о холоде только межличностном слышно, но знали бы вы с каким трепетом и радостью пробегают мурашки по телу, когда слышу скрежет. Когда в каком-нибудь баре парни начинают на ровном месте болеть за команду. Ушедшие деньки, лучших всегда кажется не будет. Но это здравая ностальгия, не более.
Не рассказывал потому что с хоккеем жизнь моя рассталась весьма странным образом. Началось-то как обычно. Гиперактивный шкет в школьной раздевалке по спине ударил клюшкой, завязалась драка; пьяный физрук силой нас растаскивал. После этого зовут родителей. Директриса, классуха, завуч и единственный свидетель физрук. Задают вопросы, пытаются чувство вины вызвать, а физрук говорит:
— Женщины, все, хватит. У парня удар отличный. В хоккей его надо.
"Какой нахер хоккей" — думал я?
Папа, конечно, злился, да недолго. До него дозвонился физрук и они на повышенных тонах сошлись на том что видеоигры — пагубное занятие, а здоровый мужской спорт мальчику не повредит.
На выходных мы вместе сходили на матч между местными команды и командой соседнего города. Ой, батя такой радостный был. Даже шоколадку купил. По телевизору хоккей — шняга, а вот живьем, ой... Рев народа, сотни голосов, гул фанатов, разукрашенные лица. Отцы не стесняются детей, кричат на соперника трехслойным матом, а матери не мешают — все понимают.
И я подсел на это. Разом, как физрук в последствии на привычку злую, опасную. На жаргоне — горькую. Печальную. Ну, вы поняли. Подарил мне новый год и отец коньки, клюшку, форму, джоку (мы называли ее "жопа") и клюшку. Заставил для матери надеть все это, а она визжит, радуется и злится одновременно.
— Придурка из него сделаешь беззубого!
Также сильно она кричала когда мне выбили первый зуб.
Порядки в команде были просты. Они в принципе везде одинаковые, как в любом коллективе: не будь лохом и не подставляй других. На практике это сложно. Тренировались мы долго и часто, раза три в неделю. Каждого кто нарушал дисциплину тренер жестоко наказывал: то к батареи руки приставлял, то клюшкой бил. Увидев как-то на моей спине синяк, тренер стал ко мне добрее относиться. Потом сказал почему: сам попал в хоккей таким же образом.
Пацаны же были вообще неадекватные. Драки начинались без повода, главное за пределами ледового дворца. Один уходил, другого уносили. Все равно оба возвращались. Тренер не спрашивал откуда синяки. Это же хоккей!
Как-то новичка избили, за то что тот все подачи про**ал. В самый разгар, когда за руки подвесили и собирались на солнце его сажать, пришел тренер и отеческим таким голосом сказал:
— По делом.
Годы шли, хоккей стал привычкой. Поубавилось пыла. Девочки стали интересовать больше, а те спортсменов любили. Потому его не бросил, хоть и пил (кто нет?), курил (кто нет?) и употреблял (не часто). Был в чём-то идеалом. Аполлон таким областным
Но была одна, которая своей красотой всех остальных уделывала. В жизнь поверить не мог что-то не прыгает ко мне на шею. Зазнался. Познакомился я с ней в университете, когда в Москву переехал. Нарисованный директором (директриса в окно сиганула) аттестат, грамоты за достижения в спорте открыли мне дорогу в столицу.
Каким конем вороным я оказался в лингвистическом? Не понятно. Среда не девочек, а женщин. И пестрила среди них одна — Катя.
Ну, я естественно к ней лез, гулять звал, в кино, на матчи студенческие поглядеть. А ей срать на это было. Финансы ее интересовали. Это меня сильно злило. Сидел дома с другой, любились друг другом, и приговаривал: "Катя, сука"
И на посвяте не выдержал. Усосался всем понемногу, воспрянул над ней и стал требовать выяснения отношений. Она в смех! Смеется и все. Ну я ее и ударил.
Несильно
Ладно, сильно
На этом вечер и моя жизнь старая закончилась. Потому что выйдя на учебу я узнал, что больше она там не училась. Мне было стыдно. Однокурсницы с презрением смотрели, кому можно было рассказали. Ничего хорошего ждать не приходилось
Дальше хуже. Выходя из спортивного корпуса я часто видел людей, которым скажем так: в приличных места не стоит находиться.
Брюки, кожанка, ксивник, туфли. Головы бритые, лица суровые. Выражения холодные. Спортсмен неудачник либо идет в армию, либо в охрану. Эти дошли выше.
И раз, не ожидая того, они меня меня сцапали. Просто подошли около курилки, взяли под руку, ударили куда надо и засунули в машину. Пока ехали — били. Хотелось чтобы это прекратилось и ради этого я был сделать все что угодно. Хоть мать родную продать, или язык самому себе откусить. Они кричали, запугивали, предсказывали мне будущее в могиле со сломанными руками и выколотыми глазами, а самое главное — шайбе в заднице. Вокруг одна темнота от пакета на голове. Воздуха нет, умираю и воскрешаюсь от боли.
Вот как вчера помню тащат меня под руки по коридору, по штанине стекает моча. Я плачу, умоляю их остановиться.Не слушают, кричат. Думаю — кирдык мне, что же я наделал?
Вдруг, что странно. Зачем они про шайбу сказали? Значит знают что я хоккеист, очевидно.
— Дайте хоть в хоккей сыграть напоследок, - сквозь кровь и слезы просил я.
Остановились. Хотел бы я увидеть их лица. Задумались! Стали шептаться, пересматриваться.
— Хоккей сыграть хочешь? - сказал мне кто-то на ухо.
— Ага.
— Хорошо.
Сняли с головы пакет — я в раздевалке. В углу валяется форма. Я давай бежать к двери, дергать, бить, звать к помощи, а за ней знакомый бас:
— Ты же в хоккей играть хотел. Форму надевай, бл**ь.
Прямо как тренер сказал! Надел, с ушибами и подтеками крови на лице зашагал по коридору, становилось все холоднее и холоднее. И тут яркий белый свет ослепила меня. Я приподнял голову и услышал звук, подобный пению ангелов. Пробирающий до самого основания, сути жизни, настолько чарующей и успокаивающий, возвращающий все ко всему
Свисток арбитра.
На поле разминалась команда. Я не мог разглядеть их лица из-за шлемов и гематом над глазами. Умом непостижимо было как мы оказались здесь, на катке. Ко мне подошел арбитр, дедушка с кудрявыми усами и доброй улыбкой. Он посадил меня на скамейку и помог надеть коньки.
— Малой, ты понимаешь куда ты попал?
— В рай?
— Нет, дебил. Ты в Митино сейчас. Я тоже вот сидел себе, телевизор смотрел. Стучатся те упыри в кожанках и говорят: "Уважаемый арбитр, надо рассудить нас". И вот я тут, открываю им шкафы, они все разбирают форму, надевают как попало. Говорят дело государственной важности.
— Не понимаю, при чем здесь я.
— Я тоже самое себя спросил, - руки старика дрожали, шнурки проплывали сквозь пальцы, - ссусь не поверишь как. Но люди серьезные, не боятся стволы показывать.
Я закинул голову и кровь не успела прилить к голове. Все закружилось и... я увидел Катю.
В юбке длинной, кроссах, закинув нога на ногу, показывала на меня пальцем. Рядом с ней сидел мужчина, помятый, старый. Но очень статный. Разглядеть его у меня не вышло, помутнело в правом глазу.
— Старик, я не вижу нихера. Кто там наверху сидит?
— Важный человек.
— Насколько важный.
— Да как Иисус.
— Что ты гонишь?! Быть такого не может.
— Он с детства хоккей любит. У меня коллега тренировал его и пацанов.
Тогда все стало на места.
— Это...
— Ну, чьи фотографии в каждом учреждении? В каждой затычке?
— Ой, что-то мне не хорошо... - стонал я.
— Давай на лед, - старик помог мне подняться, - сейчас их капитан подойдет и скажет правила.
— Я думал, что арбитр главный.
— А ты не думал прежде чем дочку того самого ударить?
Удивительно, но на льду я стоял хорошо. Не упал, не поскользнулся. Мышцы больше нашего помнят. Встали мы втроем: я, старик и капитан вражеской команды. У него был знакомый голос:
— В общем, Витек, тебе повезло что ты про хоккей сказал. Наш дорогой зритель услышал и решил поугарать. Посмотреть, как холоп с прихвостнями играет. Правила простое: забиваешь — идешь домой, все забываем. Не забиваешь — сами тебя забьем прямо в раздевалке. Помнишь такое?
— Тоже в хоккей играли?
— Ага. Лучше бы молчал, блин. Ладно, погнали.
Полный п***ц. Один против команды натренированных убийц. И свидетелей нет. Кому рассказал — не поверили бы. Только удивились: "А фигле ты не умер?". Вот умер бы — значит точно было. Не пойму логики, но... так произошло. В поддавки "прихвостни" играть не собирались и первое же их нападение сбило меня с ног. Смех Кати разлетался по площадке. Я поднялся, посмотрел в ее сторону и увидел средний палец. Ну да.
Хорошо хоть старик меня прикрывал, отгонял этих бешеных псов. Магическим образом шайба оказалась у меня. Отлетела от плохого паса. Почувствовав шайбу клюшкой боль исчезла из тела. Открылись залежи сил, я оттолкнулся лезвие ото льда и помчался. Никто из них не ожидал подобного! Думали я лягу себе и сдохну, пока они крутиться вокруг будут. Камень вам в жопу, падлы. Хоккей это моя территория. Краем глаза я увидел на лице Кати злость. Отец же ее улыбался и радовался. Даже поднялся, подошел поближе. Стал что-то кричать, после чего церберы активизировались, стали подрезать, толкаться. Но меня не сломить было, я поймал ритм. Я перестал выживать, да прощаться с жизнью. Зажил! На коньке!
Раздался свисток. Получилось. Церберы удивленно посмотрели на меня, потрепанного, сломанного, побитого, затем на своего начальника. Тот был счастлив. Стоял и хлопал в ладоши. С меня спросить было нечего. Я просто упал на лед и отрубился.
Очнулся уже в больнице. В бумагах написали, что сбила машина. Арбитр один раз зашел, передавал привет от Кати и ее папы.
— Говорят, не забывать про машину. А то если что еще раз сыграешь.
Ага, в ящик.
С тех пор я хоккеем не занимаюсь, но вечно скрывать свою любовь нельзя и иногда, на первое января, часов в шесть утра, когда вся Россия спит в полубреду, я выхожу на улицу, перевязав на шеи коньки, иду в соседний двор, на каток-площадку, и наворачиваю там круги, благодаря Бога за то что у мира есть добро и хоккей.
Прошу принять мою любовь к хоккею, мне не стыдно