Личность
Марк Ливий Друз (дата рождения 124/122 г. до н.э. — здесь и далее все даты до н.э.) принадлежал к знатному плебейскому роду, находившемуся в зените могущества. Семья была богата, а ближайшие родственники имели хороший послужной список (дед был консулом, отец – цензором). Именно отец нашего героя со всем усердием противостоял реформам Гракхов. Чуть позже наполнение реформ Друза будет едва ли не таким же, как у самих братьев.
Изображений самого Друза или его отца не сохранилось. Ливия Друзилла (да-да, та самая жена первого римского императора Августа) приходилась внучкой Друзу но не по крови (ее отец был усыновлен Друзом). Поэтому ее изображения едва ли смогут помочь нам представить облик самого Друза. Пожалуй, ближайший из родственников – это его племянник Катон Младший, хотя тот, вероятно, больше пошел в катоновскую породу.
Друз оказался настоящим римлянином и прирожденным политиком. Энергичный, решительный, красноречивый, честолюбивый и суровый, порой даже жесткий. Собственно, Друз и употребил эти качества для своей карьеры: с малых лет проводил время не в развлечениях, а в делах форума, и вроде как даже весьма успешно. В 91 году стал народным трибуном.
Обстановка
Все последующее десятилетие после мятежа Сатурнина (в 100 году) тлели угли противостояния между оптиматами и популярами, а на передний план выходили противоречия не сколько между демократами и аристократами, сколько между аристократической верхушкой и всадниками. Брань в судах и сенате, а также убийства были нередки в тот период, но последним рубежом стали суды против представителей аристократической фракции Публия Рутилия Руфа и принцепса сената Марка Эмилия Скавра. Ключевой особенностью здесь было то, что в 123 году братьями Гракхами и их союзниками был проведен lex Acilia Repetundarum. Согласно этому закону, вершить суд над правителями, которые обвинялись в злоупотреблениях в вверенных провинциях, могли только всадники. Стоит ли говорить, какой болью был этот закон был для сенаторов?
Руф (он, кстати, приходился дядей Друзу) в свое время упорядочил работу откупщиков и чиновничьего аппарата в римской Азии, а бенефициарами откупов были именно всадники. Благодарное за проделанную работу всадничество в 92 году инициировало суд и приговорило беднягу к конфискации имущества и изгнанию. Иронично, Руфа судили за злоупотребления в Азии, но местом изгнания он избрал именно это же место.
В том же 92 году Скавра судили за взятку, якобы полученную от понтийского царя Митридата. Примечательно, что главным обвинителем Скавра был Квинт Сервилий Цепион, ранее сторонник фракции сенатской аристократии. По каким-то причинам Цепион перешел на сторону всадничества. По одной из версий причиной перехода послужил личный конфликт Цепиона и Друза, которые ранее были друзьями и зятьями. Скавр с легкостью отбился от обвинения, но осадок, по всей видимости, остался.
Атака аристократии
На фоне таких откровенно дерзких нападок, сенатская аристократия консолидировалась. Но аристократия на то и аристократия, что не довольствуется полумерами или мелкими рыбешками. Играть решили по-крупному. Во главе атаки стал молодой и энергичный Друз, который в 91 году стал народным трибуном. Активное содействие ему оказывали видные представители верхушки Скавр, Луций Лициний Красс, Марк Антоний Оратор. Друз выдвинул радикальный проект реформы. Она включала в себя:
возврат судов под ведение сената, колонизацию земель и продажу хлеба по выгодным ценам плебсу, расширение сената с 300 до 600 членов с включением всадничества на новые места, ну и вишенка на торте – гражданство италикам
Каково, а? Еще 30-40 лет назад аристократия ненавидела Гракхов за подобные предложения, а в 91 году сама взяла их на вооружение. Времена меняются. Сенаторы, потерявшие судебную власть, осознали, насколько это больно, и теперь ценой значительных уступок были готовы во чтобы то ни стало вернуть ее. Часть законов была принята, вероятно, непринятым оставался лишь закон о гражданстве для италиков. Вопрос о том, выдвигались ли законы единым пакетом или по отдельности, носит дискуссионный характер.
Идея в целом была неплохой. Аристократия могла вернуть себе судебную власть, отнятую Гракхами. При этом в краткосрочном периоде как бы терпя поражение (в виде серьезных компромиссов), но в среднесрочном периоде выигрывая. Выигрыш состоял помимо возвращения судебной власти в том, что аристократы перенимали повестку демократов, инициируя в некотором смысле реформы «сверху» и переманивая широкие слои населения на свою сторону. Сенат мудр и принимает решения во благо римского народа, не то, что эти ваши популисты, которым лишь до власти дорваться! Да и уступки можно вывернуть по-разному. Да, мы обещали вам землю, но сколько земли и где, это уже другой вопрос. Да, мы обещали вам гражданство, но в каком формате это все будет, обсудим отдельно. Вы главное закон примите, а дальше разберемся. (В общем-то с гражданством так и получилось в итоге, но чуть позже. Ведь, как известно, после Союзнической войны римляне предоставят гражданство италикам, но распределят их по трибам так, что никакого реального политического влияния они иметь не будут).
Естественно, всадничество развернуло ответную кампанию. Ее идейным лидером был консул 91 года Луций Марций Филипп, а также примкнувший к нему претор 91 года Цепион (тот самый, что обвинял Скавра). Вообще говоря, некоторые исследователи полагают, что за действиями Филиппа и Цепиона в этом противостоянии стоял Гай Марий. Цель Мария в данном случае сводилась к ослаблению позиций фракции сенатской аристократии.
Сперва Филипп, опираясь на принятый в 98 году lex Caecilia Didia, попытался провалить проект Друза. Согласно, этому закону, во-первых, предусматривался 24-дневный промежуток между обнародованием законопроекта и голосованием по нему, во-вторых, запрещалось выставлять на голосование несколько законопроектов одним пакетом. Сенат, уже прельщенный возвратом судов, однако, не поддержал Филиппа. Но думаю, что в этот момент первая трещина в фундаменте единства аристократии уже образовалась.
Далее Филипп начал заявлять, что с таким сенатом невозможно управлять государством и он постарается его заменить. Вероятно, сенат воспринял это как попытку переворота и уже на этом этапе сенатское «болото» начало переходить на сторону всадничества, опасаясь растерять и ту власть, что у них уже есть. Более того, Филипп искусно начал взывать к противоречиям между различными классами. И если вначале законотворчества Друза многие ликовали, то постепенно нарастало отвращение:
Сенат был в высшей степени раздражен тем, что в его состав войдет такое большое число членов из всадников, которые таким образом достигнут высшего звания в государстве; при этом сенат не без основания предполагал, что всадники, сделавшись сенаторами, будут с еще большей силой заводить распри с прежними сенаторами. В свою очередь, всадники подозревали, как бы при таком угодничестве Ливия суды не перешли на будущее время от всадников в ведение исключительно одного сената.
Некоторые италики тоже были недовольны, ведь раздача земель римскому плебсу должна была осуществляться частично за счет их земель. Этрурия и Умбрия, как кажется, вовсе не выказывали должного единства с остальными италиками в вопросе предоставления гражданства. Простые жители Рима поддерживали Друза, но и с ними ситуация была неоднозначна: широкие народные массы выказывали недовольство тем, что гражданством придется делиться с италиками. Компромисс на то и компромисс, что все как бы немного выигрывают, и все как бы немного проигрывают. Вначале позиция Друза, что выигрыш для всех классов превышает проигрыш, пользовалась популярностью, но с течением времени Филипп смог убедить большинство в обратном.
Финальным аккордом, наверное, стоит считать заявление Филиппа в сенате о том, что Друз печется об италийцах не просто так. Якобы Друз вступил в сговор с италиками и даже взял с них клятву следующего содержания:
Клянусь Юпитером Капитолийским, Вестой Римской, Марсом - нашим родовым божеством, Солнцем - родоначальником народа, Землёй - благодетельницей животных и растений, а также полубогами - основателями Рима и героями, которые способствовали росту империи, что я буду считать друзей и врагов Друза своими друзьями и врагами, и что я не буду щадить ни имущество, ни жизни моих детей или родителей в тех случаях, когда это будет на пользу Друза, или тех, кто принял эту клятву. Если я стану гражданином по закону Друза, я буду чтить Рим как свою Родину, а Друза как своего величайшего благодетеля. Это клятву я передам стольким гражданам, скольким смогу. Если я соблюду клятву, все блага, да, прибудут ко мне; если я её нарушу - да, будет наоборот
Верить или не верить этой клятве – вопрос сложный. Как минимум Плутарх сообщает, что предводитель марсов Квинт Попедий Силон был знаком с Друзом и бывал у него дома. Диодор пишет, что когда Силон подошел к Риму с крупным вооруженным отрядом:
Гай Домиций, встретивший его, спросил: «Помпедий, куда ты идёшь с таким большим отрядом?", и он ответил: «В Рим, получить гражданство по вызову трибунов»
Вероятно, именно после заявлений о клятве Друз свалился прямо на заседании сената с эпилептическим припадком. Чуть позже умер один из горячих сторонников его реформ Луций Лициний Красс, что окончательно подорвало и без того расшатанное влияние партии сенатской аристократии. Филипп не преминул воспользоваться этим и на следующем заседании сената вновь развернул активную атаку на законы Друза, вновь утверждая, что они были приняты в нарушение lex Caecilia Didia, и, более того, принятию законов соответствовали плохие предзнаменования. На этот раз сенат дрогнул, все уже принятые законы Друза были аннулированы, а находящиеся в процессе принятия – отвергнуты. Друз был разбит и не выходил более из дома. После этого политического удара последует другой, уже более осязаемый – Друза смертельно ранят ножом то ли в живот, то ли в бедро около его же дома. Так, примерно в возрасте 33 (31) лет погиб этот славный муж. Последними его словами были:
О родные мои и друзья! Будет ли у государства гражданин, мне подобный?
В качестве эпилога
Марк Ливий Друз не был благодетелем римского народа, он был настоящим римским политиком и верным сыном своего класса. Программа реформ, которую предлагал Друз, была способна не только вернуть судебную власть сенаторам, вероятно, она смогла бы потушить разгоравшийся пожар мятежа италийцев и успокоить плебс, создавая платформу для дальнейших умеренных реформ. Помимо прочего, история Друза дает нам два важных предостережения. Первое, если вчера вы придумали закон, который был направлен против ваших врагов (именно таким был lex Caecilia Didia), то завтра им могут воспользоваться уже против ваших друзей. Второе, если вчера вы применяли политическое убийство против ваших противников (Гракхов или Сатурнина), то завтра этот же инструмент могут применить против ваших союзников, как это произошло в случае Друза. Боже, храни институты!
После смерти Друза италики, жаждущие гражданства, осознали, что последняя надежда на получение его мирным путем рассеялась. В 91 году они развязали Союзническую войну, которая станет не просто трагическим событием римской истории, но поднимет из забвения Мария и возведет на пьедестал почета Суллу. Несмотря на победу в этой войне римляне пойдут на уступки и все же даруют гражданство италикам.
Параллельно с Союзнической войной Риму придется отбиваться от нападок Митридата, который нападет в 89 году, почувствовав слабость Рима. Митридатова война обнажит огромные амбиции Мария, этот дремлющий вулкан республики. Марий потребует командования в этой войне себе, что станет прелюдией к дальнейшему трагическому противостоянию марианской и сулланской партий.
История не терпит сослагательного наклонения, но кто знает, быть может, именно реформы Друза могли повернуть дальнейшее ее течение в другом направлении?
Благодарю за то, что прочли данный текст. Это моя первая статья на историческую тематику, поэтому не судите строго. Все пожелания, комментарии и претензии приветствуются. Я веду совсем крохотный паблик https://vk.com/corona_graminea, касающийся истории, где в основном выкладываю занятные (на мой взгляд) кусочки из исторической литературы — если вам интересно, милости прошу. Возможно, позже тематика расширится и будет оригинальный контент, но это пока только в планах.