Святитель Игнатий Брянчанинов некогда сказал слова абсолютно неприемлемые для почти всех политических лагерей. Прежде всего для православных монархистов, но, разумеется, и для поборников демократии:
«Спаситель мира установил на земле Свое Царство, но ЦАРСТВО ДУХОВНОЕ, могущее пребывать во всяком человеческом обществе, как бы это общество по гражданскому устройству своему ни называлось, МОНАРХИЕЮ, или РЕСПУБЛИКОЮ, или ЧЕМ ДРУГИМ: потому что Царство Христово, будучи НЕ ОТ МИРА СЕГО (Ин. 18:36), не имеет никакого отношения к гражданской форме государств, доставляя, впрочем, всякому государству самых добродетельных и потому самых полезных членов.
Точно так и свободу Господь даровал духовную, не уничтожив ни одной власти гражданской; ибо СВОБОДНЫЙ ДУХОВНО, при всей гражданской подчиненности своей, НЕ ПОДЧИНЕН ГРЕХУ и страстям, не подчинен самым разнообразным обстоятельствам и превратностям земной жизни, не подчинен страху, став СИЛОЮ ВЕРЫ ВО ХРИСТА и наслаждением во Христе превыше человеческого страха и превыше всех земных бедствий. Влияние и человеческого страха, и земных бедствий служит признаком лицемерного, поверхностного, непонятого христианства…
Имеющий духовную свободу нисколько не нуждается в гражданской: он в рабстве, в тюрьме, в оковах, в руках палача — свободен. Напротив того, лишенный духовной свободы, хотя бы пользовался гражданскою свободою, хотя бы пользовался полным гражданским благоденствием, есть раб греха и страстей, есть узник и раб вечный».
И это истинно так, христианин всегда свободен. НО. Святитель Игнатий не дожил до появления тоталитарных систем, которые вторгались уже в «святая святых» каждой человеческой личности – ее душу. Влезали в нее буквально «в галифе и с сапогами» и утверждали вместо Бога – идолов. И не имеет значения – нация ли это воплощенная в фюрере, или «грядущее счастье всего человечества» - в коммунистическом вожде.
Разумеется, истинный христианин и в этой ситуации оставался свободен принять мученический венец. Однако это касается уже утвержденных в вере. А вот, прийти к ней и в ней утвердиться в тоталитарной системе в разы сложнее, чем при любой из тех, которые Европа знала до той поры.
Поэтому, строго говоря, христианин может мириться даже с тиранией, до тех пор, пока тиран не воображает себя земным богом, который непогрешим и безошибочен в своих деяниях. Как правило, таковой начинает вторгаться и в церковную сферу – либо помыкая ею извне, либо – разлагая изнутри.
И в этой связи, резонен вопрос какой политический принцип является для христианина предпочтительным в ситуации постхристианского общества, в котором мы живем?
Один из ведущих либеральных философов Исайя Берлин замечает: «Плюрализм, с вытекающей из него долей «негативной» свободы, представляется мне более верным и более гуманным идеалом, чем цели тех, кто ищет в авторитарных структурах идеал «позитивного» самоопределения классов, народов или всего человечества. Он более верен, поскольку, по крайней мере, признает множественность человеческих целей, несоизмеримость многих из них и вечное соперничество друг с другом. Исходное положение, согласно которому можно сопоставить их на одной шкале так, чтобы определить наивысшую, по-моему, искажает наши знания о том, что люди — свободные деятели, представляя моральное решение как операцию, которую в принципе можно проделать с помощью логарифмической линейки. Говоря, что в каком-то окончательном, всепримиряющем и в то же время осуществимом синтезе долг — это и есть интерес, а индивидуальная свобода и есть чистая демократия или авторитарное государство, мы набрасываем метафизическое покрывало либо на самообман, либо на заведомое лицемерие».
Но что такое «негативная свобода»? Берлин отвечает на этот вопрос:
«Обычно можно сказать, что я свободен в той степени, в какой ни один человек или никакие люди не вмешиваются в то, что я делаю. В этом смысле политическая свобода — это всего лишь пространство, в котором я могу без помех предаваться своим занятиям. Если другие не дают мне сделать то, что без них я сделал бы, я несвободен; а если пространство сужают до минимума, можно сказать, что я подвергся принуждению или даже порабощению».
Но, как же можно согласиться с либеральным плюрализмом? Ведь это означает признание за каждым человеком права выбирать, как праведный, так и греховный путь? Да, именно так. И Христос сказал: «нельзя не быть соблазну в мире, но горе тому, через кого соблазн приходит».
То есть, христианин обязан называть грех грехом, и должен бороться с ним (прежде всего в себе самом), но он не должен ратовать за построение тотально безгрешного общества. Как мы знаем из Писания, это невозможно в мире сем. И как раз построение его и есть один из самых страшных соблазнов.
Другой вопрос, что сегодня либеральный плюрализм под влиянием все тех же левых утопистов, требующих царства насильственной толерантности, превращается в свою противоположность – новый тоталитаризм. Но противостоять ему можно и должно не под флагом тоталитаризма ему альтернативного, а вои имя принципа свободы своего внутреннего пространства, куда ни в красных, ни в черных галифе доступа нет. Потому что, это место куда мы призываем Духа Святого: «прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша».