Арктический ливень, внебрачный, но достойный брат-близнец тропических муссонов, который час подряд молотит жидкими когтями по коническим внешним стенам, сменив на этом посту ветер. Без просветов, заполненное неподвижными пластами угольных туч небо, несмотря на потери немеряных кубометров воды, не сделалось легче. Наоборот, стало таким низким, что почти легло на верхнюю площадку усеченной бетонной пирамиды «Объекта».
И море Мрака (оно же Лаптевых) замерло в стоп-кадре, кажется, нет даже прибоя. Безостановочный ливень — единственное движение в окружающей статике. Наверное, движение. В струях, сшивающих две плоскости, больше остановленности, чем во многих камнях или растениях. Это одна сторона монеты, а во внутреннем космосе второй — глыба терминала, бонсай из существа, находящегося за ним, набор колб и реторт.
Для прикладной алхимии. Такая вот икебана. Мёртвый кибербукет, в который, испуская один гальванизирующий импульс за другим, вливая мензурку за мензуркой мерцающего алкагеста, вдыхает кощунственно искаженное синтетическое подобие псевдожизни, само бьющееся в бесконечной агонии на символической границе-терминаторе между той и этой сторонами рассвета, оно — Радио ледяных пустошей.
Создавая в итоге ненадежное и искусственное, как в палате интенсивной терапии, существование для дистрибьютора номерных страхов, любителя экономных понтов, апатичного социофоба, испытателя мира на прочность, предпоследнего романтика, япониста, урбаниста, мариниста и славянофила-любомудра, в общем — Джона-ледяные-яйца.
В эту стазисную полночь у него настроение порассуждать о жизни, смерти и о том, что концепция их вражды, возможно, высосана из пальца.
Что-то протаращило по азиатским притчам. Вот телега на тему ещё одной про спор бамбука с камнем. Спор на предмет, кто из них долговечнее, случившийся совсем немного позже кончины ужасных ящеров. Итак, в одном углу ринга красивый, твердый и неизменный камень. В другом гибкий и хлипкий бамбук, зато способный штамповать свои копии. Гонг! Время пошло. Камень лежит, не обращая внимания на сезоны и погоду, год за годом.
Бамбук колбасится в засухи и вообще загибается каждую зиму, но весной снова оживает, подхватывая знамя, и спор продолжается. Ну не он сам, его наследники, конечно, но, короче, пост растением не брошен. Стойкость-несгибаемость бессмертного против способности создавать себе смену у смертного. Конец оказался немного предсказуем, камень однажды рассыпался в щебень, а его зеленого оппонента.
Говорят, можно найти на том же месте до сих пор. Моралите: в мире материи конечны и бессмертные, но, в отличие от существ, созданных «со сроком годности», этих «вечных» сменить может оказаться некому. Тем более, смертные в процессе копирования изменяются, копирований много, изменений тоже много. Часть оказывается выигрышными, помогая совершить рывок вперед. Часть оказывается страховкой.
На случай крутого изменения условий, в которых идеально вписанная в ушедшую среду команда клонов-вечных пойдет на дно, как утюги. А часть разношерстной банды конечных уцелеет, обойдет гибель с фланга и размножится «за себя и за того парня». Такие дела, избавиться от безносой старушки с безжалостной косой выгодно лично Джону и Петровичу. Но уже не очень хорошо в масштабе племени Петровича.
И чрезвычайно паршиво в масштабе всей жизни на Земле. Парадоксальным образом, темный жнец, похоже, работает в нашей команде. Ключевое слово — команде. Roger that.