Воспоминания похожие на дрёму, Заруба приоткрыл глаза, сомневался всё – сон это или видение, грёзы о прошлом или кошмар, преследующий с детства.
Солнце распахнуло тени, просачиваясь сквозь худую крышу овинника. Заруба приподнялся, потянулся, помотал головой. Вытащил из сумы бересту, где написано было имя последней проклятой. Воистину многие годы Заруба резал, жёг и рубил нечисть, что селилась рядом с людьми. Больно ему было смотреть, как страдали невинные люди от козней ведьм, вурдалаков и других тварей, о коих он знал не понаслышке. Заруба жил с ними бок о бок…
– Закрывай, сынок, глаза,
Вею-вею, чую-чую,
Прилетят ко мне ветра,
Вею-вею, чую-чую.
Чёрны перья, кости жжёны,
Вею-вею, чую-чую,
Мальчик мой, тебе пусть в жёны
Смерть достанется и сила,
Что людской род искосила.
Вею-вею, чую-чую…
Конь заржал, точно спрашивая, проснулся ли хозяин, Заруба умылся росой, откинул со лба длинные волосы, ощутив под пальцами старый шрам от когтей волка оборотня. «Ну, ничего»,- усмехнулся он, вспоминая, как стала ему подвластна сила оборотня. Теперь Заруба умел превращаться и в волка. Крался за добычей по тропам дремучего леса, незаметно подбирался к жертве и, набросившись, перегрызал ей глотку. Не жалел нечистых, но и как, со временем узнал лучше людей, перестал любить их. «Жестокосердные», – сокрушался ведьмак. – «Люди убивают себе подобных гораздо чаще, чем тёмные твари. Мрачные создания не жрут детей своих и сердца друг друга, множа силы и поэтому остаются бессмертными».
Заруба помогал людям, зная, что они боятся и ненавидят его. Ведь всё, что не похоже на нас, является угрозой, пусть человек и не понимает, что это не так. Подсознание играет с нами, порой, в странные игры, расставляя силки с ребусами и разбрасывая петли с загадками.
Заруба вскочил в седло, направляя коня в деревню, где его ждали, надеясь, что там сможет накормить гнедого друга.
Ничего не предвещало грозы. Только зной, сушь и духота, что стояли в этих местах уже пятый месяц. Солнце, как будто выжгло округу, сделало бесплодными почвы.
Конь Зарубы осторожно ступал по растрескавшейся земле, и ведьмак понимал, что никто не ждет его кроме ведьмы, о которой говорила Любава.
Любава. Заруба закрыл глаза, покачиваясь в седле. Тени прошлого снова вставали в памяти. Хищное лицо матери и чёрные глаза сестры. Заруба всегда был чужим в семье. Отец – седовласый колдун, занимался сбором трав, для жены, матери Зарубы Огнеяры. Злобной и жестокой она была женщиной и детей воспитывала в ненависти к роду людскому и всему, что радовало солнце и свет. Кормила сызмальства сырым вороньим и крысиным мясом. Однажды притащила окровавленное тело женщины, приказала Колдуну разрубить его на куски и сварить. Темноока походила на мать и даже в пятилетнем возрасте подпилила камнем себе зубы, чтобы они стали острее.
Темноока повзрослела, стала красивой статной девушкой, уехала в соседнюю деревню, а Заруба всё не был готов покинуть ведьмовское логово. Жизнь среди людей страшила его, а признаться родителям в этом было равносильно приговору смерти.
Огнеяра и так была недовольна сыном и его робостью на совершение убийства и тягой к свету. Она знала, кто может вырасти из мальчика – её будущий палач, ведьмак, чего допустить было никак нельзя. Убить сына она не могла, слишком тяжело он дался ей и, даже имея каменное сердце, ведьма любила его.
Похож Заруба был на её отца, в котором она души не чаяла, и ушёл старик, рано, пострадал в бою за территорию с упырём с болот. Огнеяра всегда ненавидела упыря и потом, пробравшись бурым медведем в чащу напала стремительно, перегрызла шею недругу, выдрала голову с позвоночником и вонзила упырю в сердце осиновый кол, пригвоздила к земле. Навалила на тело поверженного веток, камней и заревела, оповещая всех обитателей леса о новой хозяйке.
Пришла зима холодная, голодная, много людей сразил мор насланный Темноокой. Вернулась она румяная, похорошевшая, всё смеялась, рассказывала, как на людей смерть, да порчу наводила. И не было в том краю человека способного уничтожить семью нечистую.
Давали они людям время набраться сил, поверить, что кошмар закончился, а потом снова наводили чёрную смерть, да ужас.
Огнеяра пришла в ближайшую деревню, привела Зарубу с собой и сообщила, что в каждый последний день ущербной луны её сын будет приходить и забирать ребёнка из селения. Коли откажутся селяне, мор, болезни, падёж скота и неурожай вернутся.
Несчастные запуганные люди ненавидели и боялись хозяйку мрачного леса. После того, как она поселилась в чащобе, никто не посягал на её владения. Все тропы заросли колючим терновником, звери и птицы начали селиться, как можно дальше от ведьминого логова, высокая трава заполонила болота и овраги. Лишь волки совы и медведи не боялись колдунов. Глава семейства уничтожил животных, забрал себе их силу, превращаясь в них, став могущественным и опасным чародеем.
Огнеяра хотела единолично управлять домом и повелевать, что каждому члену семьи делать, только Колдун опередил её, собрав силу трёх зверей, стал неуязвимым для зубов и когтей жёнушки.
– То ли мгла, то ли зверь, то ли стая птиц,
Расплескалась по небу тьма чёрная.
Воет волком, бежит зверем словно тень,
Не укрыться теперь и не спрятаться.
Настал день, когда пришлось молодому Зарубе в деревню за данью явиться. Был он высокого роста, несмотря на юный возраст: плечи широкие, а длинные чёрные, как вороново крыло волосы закрывали почти полностью юношеское лицо. Он пытался казаться грозным, и у него получалось, однако добыча для сестры с матерью и отца не приносила ему радости или чувства собственной значимости. Чем больше он выполнял указания родителей, тем противнее становился себе.
Один раз пришлось ему забрать единственную дочь кузнеца Любаву. Ей только исполнилось четырнадцать. Глаза васильковые, тонкий стан и голос нежный вонзили в сердце сына колдунов острые коготки. Никогда ещё Заруба не ощущал ничего подобного. Знал, что ведёт Любаву на верную смерть и долго ходил кругами, не хотел в лес дремучий в логово ведьмы возвращаться.
– Далеко ещё нам идти? – всё спрашивала Любава. И то, что в её голосе не было страха, очень удивляло Зарубу.
– Не знаю, - ответил он искренно. Не по душе, не по сердцу была ему эта мерзкая доля, на смерть детей и молодых людей приводить, а потом делать вид, что ему нравилось есть плоть, что готовила Огнеяра в большом котле, да нахваливала.
– Я вижу, ты не такой, каким хочешь казаться,- сказала девушка, и её голос показался Зарубе, как сильным, так и одновременно нежным. Сжал он ей руку, остановившись и спросил, где бы можно было коня достать.
Любава с удивлением посмотрела на него, точно читая мысли молодого ведьмака.
– У моего отца есть кони… Но, если ты не отведёшь меня к ведьме, они уничтожат деревню. И ты не сможешь ничего сделать, я не думаю, что у тебя такая же сила, как у ведьмы или Колдуна.
– Нет у меня их силы, но в сердце столько ненависти к ним и делам противным, что творят они. Не могу больше я делать людям зла, да, и убить свою семью не могу. Что же делать, как быть мне?
Любава коснулась руки Зарубы, ощущая, сколько силы в ней и не побоялась сказать, что она что-нибудь придумает.
– А пока тебе надо вернуться домой, чтобы ведьма не заподозрила неладное, а я ворочусь в деревню, предупрежу всех, и люди скроются в горах, куда не добраться никому из вас.
– Не успеете вы, слишком далеко ушли мы,- вздохнул Заруба.- Не думал, я, что спасая тебя, подвергаю опасности всех, кто остался в деревне. Ох, не подумал…
– Возвращайся, а к заходу солнца никого не останется в селении.
Долго потом Заруба жалел о своём решении. Он солгал матери, и она поверила. Или ему показалось так, ведь в этих краях никто и не слышал о ведьмаке готовящимся пойти на охоту в тёмный лес, в логово ведьмы и её мужа Колдуна.
Отец хмурил брови, знал он, что сын замышлял, но не захотел мешать ему. Не по душе ему была жизнь с Огнеярой, и её смерть была бы только на руку старику. Но кто смог уничтожить могущественную ведьму, кто посмел бы, не побоялся и у кого духу хватило сразиться с ней и её тремя воплощениями?
Когда солнце опустилось за верхушки сосен, а в лес вполз серый туман, Заруба выскользнул из зарослей и побежал, что есть силы в деревню. Сердце его горячее, ноги быстрые. Несли они вперёд, и какая-то неведомая сила влекла его в селение, невзирая на смерть или опасность, что подстерегали на каждом шагу.
Заговорённый терновник пытался спутать ноги парню, ветви сосен старались ударить по лицу, колючий кустарник вырос выше его роста, но Заруба выбрался из леса, где владения ведьмы закончились.
В деревне было на удивление пусто. Лишь посреди на площади догорал костёр, а рядом сидела Любава, дожидалась его.
– Что же ты делаешь, глупая? – Заруба схватил её за плечи,- ещё немного и мать примчится сюда, да и отец с сестрой не заставят долго ждать. Узнают, где все спрятались, у них много способов для этого, а потом разорвут тебя в клочья. Почему ты не ушла со всеми?
– Погоди,- улыбнулась Любава, поманила его за собой к дому кузнеца. Вывела из стойла гнедого коня.- Уедем туда, где ведьма никогда не найдёт нас, не вернусь я больше сюда. Ведь только отец не желал моей смерти. Все решили, что раз вернулась, значит, ведьма что-то сделала со мной и теперь над всей деревней нависла опасность. Они не поверили моему рассказу о том, что ты спас меня и что не желаешь им зла. Однако послушали и ушли в горы…
– Тсс,- Заруба закрыл ей рот широкой ладонью и прошептал, что сейчас пока есть время, чтобы уехать подальше отсюда. Он помог Любаве забраться в седло и, пришпорив коня, удивился, как легко он слушал его, словно чувствовал сердцем. Любава наклонилась к уху гнедого, прошептала что-то, и конь полетел что есть мочи, увлекая за собой беглецов.
Над головой раскинулось звёздное небо, по левой стороне темнели предгорья, а вверху, на заснеженной вершине, играл бликами лунный свет. Гнедой мчался, как стрела. И в какой-то момент Заруба поверил, что ему удалось вырваться из дьявольских силков матери, самой могущественной ведьмы на этих землях. Одной рукой он сжимал поводья, направляя, ведомый внутренним чутьем, коня, другой придерживал Любаву. Казалось, она совершенно не устала, но глаза девушки закрывались, пока обессилив, она не склонила голову ему на грудь, откинувшись назад.
Крик совы разорвал тишину. Заруба посмотрел вверх, оглянулся, видя приближающуюся неясыть. Она выставила перед собой острые когти, пытаясь вцепить ему в спину. Ведьма спускалась ниже, но конь легко скакал вперёд, словно знал, куда направлялся. Любава проснулась и в ужасе прижалась к Зарубе. Волчий вой заставил беглецов обернуться, позади гнедого нёсся громадный чёрный волк, на спине которого сидела Темноока. Она скалила острые зубы и шипела, как кошка, вцепившись в шерсть на загривке волка. Потом встал у него на спине, приготовилась к прыжку. Ведьма захохотала по-совиному, опускаясь ниже, пытаясь вцепиться в волосы Зарубе.
– Мокошь, помоги, защити нас от сил нечистых! – Вдруг закричала Любава,- всё отдам для тебя, только не дай забрать Зарубу ведьме!!!
Тьма сгущалась, казалось, и нет надежды. Что могло помочь беглецам, кто мог спасти их? Заруба не верил богам, никогда не молился им и не просил помощи. У него не было оружия, он не знал, как защитить Любаву, но когда сова снова приблизилась, подскочил в седле, схватил её за ноги, и ударил со всей силы оземь. Так хватил, что полетел сноп искр. Волк ощерился и прыгнул на круп коня, ободрав когтями. Темноока ухватилась цепкими пальцами за хвост, но гнедой лягнул копытами, размозжив ведьме голову, и понёсся вперёд быстрее.
Заруба понял, конь действительно стоящий, и эта мысль вспыхнула надеждой на спасение. Любава призывала Мокошь, молилась богам и плакала, пока впереди не показался лес, тёмной стеной сливаясь с предгорьями. Путь превратился во мглу, где ничего кроме звёзд и луны не видно было.
Яркий свет взорвал тьму, отбрасил назад погоню. Опалило сияние волосы Зарубы, стали они из иссиня чёрных белыми, как снег, а тёмные глаза точно выцвели – из чёрных став водянистыми, как у мертвеца…
Всадник остановил коня, погладил по мускулистой шее, воспоминания больно стегнули по душе. Стянул он волосы на затылке в узел, пытаясь отбросить прошлое назад, но оно почему-то упрямо врывалось даже в самые потаённые уголки сознания…
Любава больше не вернулась к родителям, осталась с сыном ведьмы, который теперь был проклят матерью и людьми. Его ненавидели и боялись, поэтому он не хотел оставаться жить с простыми смертными бок о бок, а отправился в горное ущелье.
Скалы старые и невысокие разрушал постоянный ветер. Он на пару с лучами солнца пытался выжить молодого ведьмака с места, которое стало для него новым домом. Любава рассказывала Зарубе о людях, об их достоинствах и пороках и, что не могли все быть равными. Он полюбил её, как сестру, не думая даже коснуться, оберегая и прислушиваясь, чему она учила его. Делился тем, что знал о потустороннем мире, понимал, как тёмные знания пугали её, но Любава любила его и спустя многие годы стала надежной опорой.
Спустя несколько лет, когда он вошёл в пору совершеннолетия, Заруба понял, в нём начинала просыпаться тёмная сторона. Стало страшно ему, что сила колдовская могла навредить Любаве и признался ей, какие непонятные вещи происходили у него в душе.
– Мама рассказывала, что давным-давно, когда лес принадлежал Упырю, что детей таскал, и кровь сосал, пригласил старейшина в селение ведьмака. Приехал старик, обладающий большой силой, только с виду он казался старцем, никто не мог побороть его ни в кулачном бою, ни споре, когда хмельное вино текло рекой, ни в быстроте и ловкости. Затащил он упыря в болота, да пригвоздил к дереву осиновым колом, а голову принёс в деревню, как доказательство смерти монстра. Старейшины заплатили ему золотом, и уехал Ведьмак. Спустя несколько месяцев пропала голова Упыря, но никому не удалось воскресить чудовище. Что же происходило в тёмном лесу до сих пор неизвестно, до той поры, покуда там не поселилась ведьма.- Любава опустила глаза. - А потом, - продолжила она,- когда появился ты, я вспомнила того ведьмака и подумала, возможно, ты наше избавление от нечисти, что наводила порчу и мор, уничтожала урожаи и скот. Возможно, твоя сила не находит выхода и мучает тебя?
– Так и есть,- согласился Заруба.- Но что мне делать, я не знаю. Нет у меня знаний, что помогут ведьму извести и её логово уничтожить. Не владею я воинским мастерством, да и оборачиваться в зверей не умею, какой из меня ведьмак, так одно название – проклятый сын.- Он горько усмехнулся.- Жаль, что ты со мной ушла и жизнь свою сломала, кто я для тебя ни брат, ни муж, а так, точно дитя малое.
Любава обняла его, прижалась к широкой груди и сказала, что надобно отправиться им в дальние страны, где никто не станет осуждать или бояться его, где можно научиться, и воинскому делу, и найти книги всякие мудрые, а может, и наставника, который захочет дело своё ратное передать…
***
Заруба очнулся от голоса, который звал его, оглянулся – никого. Прислушался, а потом увидел старика выползающего из землянки, что была так ловко спрятана, что входа он и не заметил. Старик высокий, в глазах тоска, а ведь раньше он сильным человеком был, Кузнецом. Заруба увидел всё, понял, кто стоял перед ним.
– Прости, Кузнец, не признал тебя сразу,- поклонился ведьмак. Старик прищурился, не понимая, откуда приезжий знал о нём. – Я тот самый ведьмак, Заруба, что приехал ведьму и дочку её извести, похоронить навеки в логове их мерзком.
– Заруба, - прошептал Кузнец, прижав руки к лицу, и покатились слёзы по сморщенным щекам, прячась в седой бороде.
– Не по моей воле Любава ушла, а по своей, отче. Ты прости, коли горе причинил тебе этим, но не захотела она остаться в деревне и в доме твоём.
– Сколько времени протекло, словно та вода сквозь пальцы,- прошептал старик беззубым ртом,- она бежит и не видно, где она начинается и где конец её. От Любавы и узнал я, каким ты мастером стал, Заруба, что людям помогаешь, землю от нечисти очищаешь. Прости, да не признал тебя. В глазах всё тот же юноша, так похожий на свою мать ведьму.
Отвёл в сторону ненадолго глаза Заруба, полоснули серпом по сердцу слова Кузнеца. Но даже имени его не спросил у Любавы и не знал никогда, кого благодарить за дочь, которая стала ему верной подругой.
– Что было, то прошло, отче. Как звать тебя, как обращаться?
– Белозар зовут меня, а беда у нас всё та же, нет житья совсем от матери, да от отца, с сестрой твоих. Ненасытными демонами стали они, хуже упыря болотного, не одного ведьмака извели, нет с ними сладу. Никто не может победить их мерзкие чары. И уйти из этих мест колдовство не даёт, привязаны мы здесь невидимыми путами.
Призадумался Заруба, воспоминания тяжёлым камнем легли на душе, словно всё, как вчера было: и смерти невинных, и кровь, и мясо жертв, что готовила ведьма в большом котле, напевая…
***
… – Варится человечек, варится,
Мясо вкусное, мясо нежное,
Чтобы сила людская к нам пришла,
Чтобы страхом накрыла, как саваном всех.
– Матушка, отчего нам надо есть мясо человеческое, ведь столько зверя в лесу и птиц? – спрашивал маленький Заруба.
– Оттого, глупый, что съев кусочек, мы забираем силы и знания каждого, у младенца сила самая большая, она в его чистоте и непорочности. У старца мудрость, а у женщин хитрость, у мужчин храбрость. Так что, как войдешь ты в пору юности, не будет тебе равного ни в силе, ни в ловкости, а убьёшь зверя, выпьешь ещё горячую кровь и сможешь оборачиваться в него по своему желанию. Великим могущественным колдуном станешь, и никто не сможет сравниться с тобой.
– Кушай Заруба, кушай Темноока,
Чтобы сила великая стала у вас,
Чтобы жизнь бесконечною сделалась,
И лишь смерть вас боялась, обходя стороной…
***
… Рассказал Белозар-кузнец, как подобраться к логову ведьмы Огнеяры. Поведал о том, когда приходили она или Темноока в селение. Обернутся волками чёрными и давай резать скот и кровушку его пить.
– Как станет нас меньше, уходят ведьмы, но является Колдун – муж Огнеяры, его имя неизвестно, он как туман, незаметно проникает в селение. И никто не может уйти, забывая обо всём, кто мы, зачем живём на белом свете. За то молодые волю плоти дают, и детей много потом появляется, чтобы ведьмино чрево насыть бездонное, да на смерть отправить младенцев. В это время ни один из нас не ушёл, куда бы не двинулся, ноги назад возвращают, то Колдун свои чары плетёт, готовит будущих деток на заклание. Через десять месяцев возвращаются ведьмы, дань собирают, младенцев, да бездетных девушек на съедение. И не плач стоит, а тихий стон, словно заворожёнными стали все.
Приезжал недавно один ведьмак, что последним был, да погиб в бою неравном, растерзали его злые отпрыски тьмы, ни оставили ничего, кроме одежды, да оружия. Говорил он, что имя колдуна узнать надобно, и то, что Огнеяра управляла всем, а чародей представлял опасность более сильную, так как пока не знаешь имени его, не совладать с силой кому принадлежало оно.
– Подскажи, Белозар, не осталось ли от ведьмака сложившего голову одежды, оружия какого-либо? Есть у меня сила, с мёртвыми говорить, может быть, и узнаю имя нужное, Колдуна-отца? - После сказанного сплюнул ведьмак на сухую землю и отвёл глаза в сторону. Не по нраву работа была ему в этот раз, но понимал он, что пора положить конец злым деяниям тех, кто произвёл его на свет белый.
Заруба был не таким, как все, тьмой рождённый, человеческой плотью вскормленный. Не принимал его белый свет, да и в обитель зла не хотел он возвращаться. Бродил точно неприкаянный между двух миров, как призрак. Столько видел зла, что люди творили, как убивали и калечили друг друга, но не ожесточилось его сердце, приговаривал, что люди, как дети малые, много сотен лет им учиться, как жить в добре, да любви. Только тогда тьма отступит сама, потеряет дорогу, ослепнет от света людских сердец.
Потянул Белозар сухой и крепкой рукой за рукав Зарубу, да провёл тропами заповедными к схрону у подножья старого кряжистого дуба. Хотел старик откопать доспехи убитого ведьмака, только Заруба отодвинул его, попросил оставить одного, чтобы собраться с мыслями.
– Приходи, Белозар на закате, а покамест, я с мёртвым разговаривать буду, ненужно тебе видеть этого, слишком многое ты и так пережил за свою непростую жизнь. Как коснётся горы край солнца, что самая высокая на горизонте, жду тебя здесь под дубом. Вот тогда смогу ответ дать, знал ли погибший ведьмак имя тайное Колдуна.
Ушёл кузнец, да как скрылся за редким пролеском, Заруба привязал к стволу дуба коня, что за ним преданно следовал, погладил меж ушей и поцеловал в горячую морду. Потом обернулся змеем большим, сверкнул глазами жёлтыми, зашипел заклятия древние, что поднимают из-под земли мёртвых. Задрожала мать сыра-земля, расступилась в месте схрона и поднялся из могилы Елизар – ведьмак-богатырь. Ростом на голову выше Зарубы, в плечах косая сажень, а ноги в землю упираются так, что почва проминается под ступнями.
– Зачем потревожил меня, Заруба, знаю это ты, хоть и в образе змея проклятого.
– По-другому не смог поднять бы тебя, Елизар, прости, но пришёл я в эти земли дело твоё незавершенное доделать, ведьму Темнооку, Огнеяру, да мужа её, сильного Колдуна, предать мечу и огню. Говорил Белозар-кузнец, что имя вещуна чёрно бога попытался ты выведать, коли станет мне известно оно, так расправа будет скорой.
– Знали проклятые, что придёт другой ведьмак, растерзали меня без остатка, но осталось три волоса на моём плаще, да несколько капель крови. Скажу имя тебе, только пообещай, что не уйдёшь с этой земли, покуда не перестанут биться чёрные сердца двух ведьм и вещуна чёрно бога.
– Клянусь, Елизар, самым дорогим, что есть у меня,- прошипел голосом Зарубы змей. Образ Любавы стоял перед глазами. Знал ведьмак, не уйти ему отсюда пока не закончит начатое, и не освободит земли, где родился от чудовищ мерзких, держащих в страхе окрестности.
– Так запомни это имя проклятого колдуна, что поклоняется чёрно богу, да пользуется его советами и чарами, пуская в свою плоть чёрную душу творения мрака. Имя ему Борута, так назвала его мать именем злого духа лесного, что покровительствует ему и силу даёт огромную.
Сказал имя и обратился в прах ведьмак Елизар, снова земля прекратила движение и застыла холмом у подножья дуба. Взглянул Заруба сквозь змеиные глаза на лес, из-за которого виднелась лысая гора. Помнил, как мать, отец и сестра тащили его за собой на шабаш, где собиралась нечисть.
Пляски в лунном свете, жертвоприношения и мерзкие совокупления друг с другом. Заруба и Темноока с другими детьми сидели на деревьях в мягких лапах и, затаив дыхание наблюдали, за танцами и оргиями, как истязали своих жертв ведьмы, упыри и вурдалаки, кикиморы. Длинноволосые русалки, которых притащил с собой водяной, хохотали, да всякие мерзкие твари: оборотни, болотники, домовые и обдириха, банники, полудницы и щелкуны стучали зубами и вопили на все лады. Всех и не перечесть.
Вскоре Белозар пришёл, рассказал ему Заруба, что смог узнать у павшего ведьмака, да имя назвал Колдуна, чтобы кузнец всем поведал его, если вдруг Заруба не справится.
***
А тем временем в тёмном логове Огнеяра варила зелье провидения. Помешивала, да всё сквозь дым и пар заглядывала на бурлящую поверхность, в ожидании увидеть, что творится в ближайшем селении и стоило ли отправляться туда за кровавой данью.
– Что увидела там, матушка? – спросила Темноока.
– Ничего не вижу, посмотри сама, доченька.
Наклонилась Темноока, а ведьма толкнула дочь в котел и накрыла тяжёлой крышкой, чтобы та не выбралась.
– Что творишь, нечестивая?! – воскликнул Колдун, приближаясь к очагу. Ведьма оскалилась, показывая заострённые зубы. Передние выделялись длиной и более тёмным цветом.
– А не расскажешь ли ты, муженёк, что задумали с Темноокой извести меня, да силу мою забрать?
Дочка ведьмы истошно кричала, сначала проклинала, потом молить стала.
– Не совладать тебе со мной, ведьма,- пробасил Колдун,- так как имени моего тебе никогда не узнать. А с Темноокой мы поглодаем ещё твои косточки, так замучила ты нас, просто сил нет!
Подняла ведьма крышку на котле, выпустила дочь. Выскочила молодая Темноока, чуть не сварившись заживо. Кожа слезла с красивого лица. На руках лохмотья, ногти отпали, волосы вылезли.
– Я избавлю от боли тебя, доченька,- проворковала Огнеяра,- но за измену твою, никогда больше тебе не быть красавицей, как прежде. Пусть твоё отражение будет напоминанием о том, что ты предала меня.
Заплакала Темноока, упала на колени, просила мать вернуть прежний облик ей Сжалилась ведьма, коснулась рукой лба дочери, произнеся заклинание, да обратила дочь в жабу мерзкую. Жаба размером, как лошадь, дыханье смрадное, а в горящих глазах слёзы.
– Приведёшь мне трёх желающих занять твоё место и пройти сквозь твоё чрево, верну тебе человеческий облик. А ты, муж мой,- Огнеяра гневно сверкнула глазами, посмотри в котел, да подумай, радоваться или печалиться.
Подошел к котлу чёрный вещун, знал, что не справится с ним жена-ведьма, да смело заглянул в котёл и увидел, как к лесу приближается всадник. Волосы белые, как снег скрученные в узел, гнедой конь несёт всадника, чуть не прогибается под тяжестью. За спиной воина меч, да лук со стрелами, но не внешний вид удивил и испугал Колдуна, а то, что сын пропащий и проклятый всеми мчался прямиком к лесу, в логово колдунов.
***
Ехал не спеша ведьмак, легко направлял гнедого, чувствовал, что сможет справиться с семьей колдунов, но боялся коня потерять. Решил к чарам прибегнуть. Спешился, да осмотрелся на поляне, на границе ведьминого леса. Тут он мог ещё ворожить, и, сломав несколько веток, сложил шалашиком, вытащил из-за пояса мешочек с порошком, произнёс заклинание, и в миг «шалашик» превратился в таверну с постоялым двором. Присел на корточки ведьмак, присмотрелся – увидел мышь, щёлкнул пальцами, и вот веселая хозяйка толстушка зашла в таверну, посудой загремела, вино, пиво разливала, гостей звала.
Приметил бурундука лесного, обернул его в мужа хозяйки с рыжей бородой, а стайку воробьёв в пьяную братию завсегдатаев таверны. Осмотрел творения свои и остался довольным, а потом закрутился волчком, принял облик молодого торговца, с которым был знаком в путешествии по средиземноморью.
Горит в очаге огонь, в котле варится картошка, говядина с овощами. Хозяйка пиво гостям наливает, а такой аромат по лесу разнёсся, что сам Колдун пожаловал к порогу таверны. Стоит с ноги на ногу переминается, никак войти не может, ничего не понимает, что за дело такое, ноги не слушаются, точно кто-то на порог соли насыпал.
Выглянул ведьмак из-за угла, улыбнулся, приглашая войти.
– Смеешься, собачий сын! – проревел Колдун, протянул руки к шее Зарубы, не признал, разгневавшись, что перед ним сын его.
– Да, заходи, Борута! – крикнул Заруба, хватая колдуна за седую бороду, да, втащил внутрь.
Почувствовал колдун, что силы покинули его, прояснились черты из-под смеющихся глаз незнакомого весельчака. И увидел колдун Борута не глаза незнакомца, а взгляд смерти, желающей заключить его в объятия. Собрал колдун последние силы, не может вырваться из заколдованной таверны, понял, что незнакомец пришёл по его душу, захотел расправиться с ним. Обернулся Борута волком, повалил хитреца, но не успел, и опомниться, стал тот медведем и давай старику драть когтями брюхо.
Превратился тогда колдун в змею, вырвался из лап грозного зверя, но стал Заруба филином, вцепился когтями в шею Боруты и сдавил, что есть силы. Видит колдун сквозь кровавую пелену перед глазами, что не филин смотрел на него, а сын - Заруба, заманил отца сюда из ведьминого леса, чтобы в одиночку расправиться.
Обернулся тогда он снова волком, ударил лапой по крылу Зарубы-филина, брызнула алая кровь, а в горле волка закипела слюна. Щёлкнул он зубами, встретившись лицом к лицу с мордой волка, что оскалил пасть. На левом предплечье глубокие отметины от когтей, но не испугался ведьмак.
Вспомнил Борута Елизара, который последним сражался с ним. В последний миг прошептал ему своё имя колдун и перегрыз горло, напившись кровью воина. Как Заруба узнал его тайное имя, колдун не сразу понял. Отряхнулся Борута, став человеком, отполз в сторону, выставляя руки перед собой.
– Пощади меня, Заруба,- взмолился колдун, слёзы потекли по сморщенному тёмному лицу.
Знал Заруба пословицу, что не верь волчьим слезам, принял человеческий облик, осмотрел внутреннее убранство таверны. Сила заклятия не дала разрушиться колдовству. Хозяйка с мужем потчевали завсегдатаев, а отец и сын стояли друг напротив друга, истекали кровью, считали минуты, оценивая шансы, готовясь к новому прыжку.
– Нет, Борута,- ответил Заруба, и слова его, как раскалённая плеть, хлестнули по сердцу колдуна.- Не бывать по-твоему, не для того я всю жизнь шёл путем воина, чтобы отступиться и простить, и тебя, и Огнеяру с Темноокой. Зови их, никто не поможет тебе!!!
Схлестнулись они снова, никто больше не стал оборачиваться зверем. Силён Заруба, но и Борута спуску не давал, вцепился длинными когтями в шею ведьмака, пытался добраться до сонной артерии. Ударил Заруба его головой прямо в лоб, искры полетели в разные стороны. Закачался колдун. Улучил момент Заруба, выкрикнул заклятие, и обратилась его правая рука в меч, словно лезвие выросло из локтя, да проткнул сын чёрное сердце колдуна отца, а потом снёс и голову прочь.
Покатилась голова чародея к очагу, подпрыгнула, чтобы спастись в огне, но подскочил Заруба, поднял её, заглянул в широко раскрытые глаза отца и увидел ужас на искажённом лице Боруты.
– Ты не сделаешь больше зла,
Пусть твой прах будет вечным проклятием,
Для тебя и для тех, кто с тобою,
Совершал злые козни, на радость тьме.
Станет пеплом пусть плоть твоя древняя
А душа вечной пленницей этих мест,
Твоё зло станет камнем, на ней лежит,
Никогда не вернётся Борута в лес.
Превратилась голова Боруты в пепел, вдохнул его Заруба, обретая силу отца, сплюнул в огонь, зашипело пламя под чёрной слюной ведьмака. Знал Заруба, что теперь пути назад нет, и тёмная его сторона стала сильнее.
Обезглавленное тело поднялось, подергиваясь, направилось прочь из таверны. Схватил Заруба его за воротник, вышел следом, встряхнул. Вылетели кости, а шкура осталась в руках ведьмака. Он завыл истошно, превращаясь в чёрного волка, завершая ритуал, без остатка съедая поверженного врага. Горька трапеза, слёзы полились из глаз, потемнела прядь волос на левом виске воина, затянулись раны на руке, и почувствовал ведьмак, как сила выросла в нём огромная.
Выдохнул, опустившись на траву, вспомнил Любаву, и так ему захотелось проститься с ней, что сердце разрывалось от тоски. Но Любава была далеко в пещере, где жили они столько лет, куда вернулись после странствий. Не захотел Заруба брать её с собой, опасался, что смерть слишком близко подберётся к ней и не сможет он быть рядом, когда понадобиться подруге. Он размышлял всё, кто для него Любава, любил же её всем сердцем и тридцать лет они жили, не расставаясь, ни разу не коснувшись друг друга, как мужчина и женщина. Сейчас же Заруба пожалел об этом, потом прислушался к сердцу, не тёмная ли сторона заговорила с ним, и плела свой узор из страсти и желания, пытаясь ослабить ведьмака.
Ведьмин лес сделался серым, туман полз, как змеиный клубок, став враждебным для Зарубы. Давным-давно, когда-то он, босой, носился по влажному мху, а ядовитый туман щекотал пятки. Теперь же туман охранял логово Огнеяры, она чувствовала, что некто расправился с колдуном и теперь шёл в логово чародеев. Чуяла она, что проклятый сын вернулся, понимала, что битва началась не на жизнь, а на смерть. Не подозревала ведьма, что Заруба уничтожил отца колдуна.
***
– Иди ко мне, доченька,- проворковала Огнеяра, подзывая Темнооку. Выпрыгнула из тёмного угла логова чёрная жаба, покрытая бородавками и наростами. Открыла рот и выплюнула оттуда женщину нагую, что заключила союз с силами тьмы. Лишь одну согласную привела Темноока для матери, что захотела стать ведьмою, да принять смерть за хозяйку свою.
– Как зовут тебя, молодая ведьма? – спросила Огнеяра.
– Нет у меня имени,- рассмеялась ведьма.
– А где живешь ты, молодая ведьма? – спросила Огнеяра.
– Там, где моя хозяйка живёт, и служить я ей буду до исхода дней.
– Полезай во чрево жабе, молодая ведьма, всё ли ты узнала о тёмных силах? – Огнеяра приказала скользкой твари раскрыть пасть, и снова нагая ведьма полезла внутрь. Темноока проглотила её, закатила глаза, ощущая, как будто огромный червь по внутренностям ползал, царапаясь острыми когтями. Сложно передавать колдовские знания умения, легко даются они при рождении, а когда человек осознанно решил заняться колдовством, это не так легко.
И вот трижды пролезла женщина сквозь нутро жабы Темнооки, а как выбралась, то стала похожа на неё, в человеческом обличьи, как две капли воды. Смотрит в жёлтые глаза чудовища и хихикает.
– Ну, здравствуй, доченька,- Огнеяра поцеловала в лоб молодую ведьму,- всему научилась, всё узнала?
– Да, матушка,- молодая ведьма поклонилась в ноги Огнеяре, целуя их. А Темноока начала уменьшаться в размерах, до величины большой собаки и смотрела на Огнеяру, и квакала, не имея возможности вымолвить ни слова.
– А ты прочь пойди, предательница,- велела Огнеяра, сверкнув глазищами,- приведи ещё двух, тогда будет тебе моё прощение.
Посадила Огнеяра молодую ведьму рядом с очагом, и начала расчесывать длинные волосы костяным гребнем, да приговаривать:
– Станешь дочерью на заклание,
Коли силы большой не набралась ты,
Ну, а если с хитростью справишься,
Настоящей ведьмою станешь ты.
Улыбалась женщина, становясь всё краше, моложе, теперь ей снова стало двадцать лет, а Огнеяра зеркало поднесла к лицу новоиспеченной колдуньи, да показала, какой она стала.
– Сделаешь для меня работу, навсегда красавицей останешься, научу тебя многому, все знания передам, а коли предашь меня, скормлю жабе, из которой ты вылезла, чрево которой тебя мудростью и силой наградило.
– Все отдам за тебя, матушка,- молодая ведьма приложила к голой груди руки, чувствуя, как кожа под пальцами стала упругой, нежной. – Я жизнь отдам за тебя, матушка, чтобы стать такой, как ты.
Не смогла найти Темноока ещё двух женщин для обращения, привела только одну ещё. Стало у Огнеяры две верные помощницы, которые были готовы на любую жертву. Наградила она их силой превращения в ворон, да способностью летать на помеле, и решила подготовиться к встречи с ведьмаком, с проклятым сыном, пока он силы на битву с молодыми ведьмами тратил.
– Ну, а ты, дочь неверная,- обратилась ведьма к жабе,- если остановишь Зарубу, да наложишь заклятие на логово, верну тебе облик прежний, но лицо красивое навсегда останется лишь в памяти твоей, пусть уродливое напоминает тебе о том, что ты сделать со мною хотела.
Жаба не могла ничего ответить, а только громко квакала, да пускала пузыри, колдовать в образе жабы было очень трудным занятием, руки не слушались, и лишь сила мысли могла быть способная на нечто большее.
Ведьмак зашёл в самую чащу леса, шёл пешим, оставив коня за пределами тёмного леса, жалко стало гнедого, не захотелось, чтобы он пострадал от ведьмовских чар. Брёл в полной тьме воин, но видел всё, зрение звериное не давало упустить ничего от внимания. Вот лёгкая тень пронеслась между деревьями, насторожился Заруба и заметил, как незнакомая ведьма неслась к нему голая на метле. Летит и хохочет, с толку сбивает.
Накинул на себя ведьмак невидимый туман, посмотрел, что растерялась ведьма, оскалилась злобно, свистнула и, откуда не возьмись, прилетела вторая бестия. У второй глаза огнём зелёным горят, указала она когтистым пальцем в сторону Зарубы, так и увидела его первая тварь. Завизжали они, выпуская когти, кинулись в его сторону. Обернулся он филином, взлетел на сосну повыше, а потом кинулся на первую волчьей тенью, снёс голову одним ударом, видя, как рухнуло обезглавленное тело в высокий терновник. Превратился снова в филина и ждал, что дальше будет. Затаилась ведьма, увидела, как подруга сгинула, превратилась в дым, глаза затмило туманом сонным. Закрывались веки ведьмака, ноги не слушались, прошипел он сквозь зубы слова заветные, вмиг прояснилось всё, да и ведьму увидел он, что меж сосен сидела, да колдовство плела, напевая под нос тихим голосом.
Обратился в рысь Заруба, подкрался призраком, набросился на тварь, распахнув пасть, откусил половину лица молодой ведьме. Кровь горячая хлынула в рот и всё смог увидеть и прочитать ведьмак. Неспроста Огнеяра подослала двух бестий, подготовила для него силки посерьёзнее. Но ничего, он справится.
Ночь растянулась, словно тёмный мёд, тьма сгущалась. И чем ближе Заруба подходил к логову ведьмы, тем воздух становился гуще, да ночь, словно угольная пыль, что затмевала любой луч света. Принюхался воин, тихо ступая по еловому насту, потом взобрался выше на деревья, здесь лучше чувствовался запах логова. С ветки на ветку он пробирался к дому, заросшему колючками из терновника, спрятавшегося под корнями огромных деревьев, точно логово волка и волчицы. Ведьмак был уверен, что мать знала о гибели отца. Но известно ли ей, что к нему перешла вся сила Боруты? Теперь разве это имело значение, подумал Заруба.
На пятнистой шкуре рыси появилось с десяток пятнышек, то тьма прокладывала дорогу для себя, и Заруба ощущал это, но пока не пытался бороться. Лишь мысли о Любаве вели его вперёд, не давали поддаться мраку, который разрастался в нём с каждым шагом. И чем ближе ведьмак подходил к логову, тем более тягостными становились мысли. В один момент он даже забыл, зачем оказался здесь и почему крался в облике рыси.
– Это всё чары,- рассмеялся он,- простое колдовство,- он снова засмеялся, и этот смех не был добрым. Что-то пьянило разум Зарубы, и, спустившись с деревьев к входу в логово, он свернулся, словно котенок и уснул на пороге, обретая облик человека – проклятого сына третьей проклятой ведьмы.
Утро не принесло облегчения, ни страдания, ни боли, только пустота и зловонное дыхание. Заруба открыл глаза, увидев перед собой мерзкую жабью морду. Потом осознал, что его руки крепко стянуты и подняты над головой, он увидел крюк, свисающий с потолка и цепь, которая шла от него к кожаным ремням. Взгляд жабы, казалось, проделывал дыру в его сознании, Заруба посмотрел на неё, понимая, что ничего не мог произнести. Наконец тварь отвела взгляд, и к нему вернулся дар речи.
– Кто ты, тварь?- спросил он, повиснув на крюку, пытаясь понять, насколько крепка цепь. Она скованна словом заклятия и надо было постараться, чтобы вырваться.
Потом ведьмак услышал голос в голове, он показался ему знакомым, а потом снова этот обжигающий взгляд твари – огромной жабы размером с собаку. Её словно поставили охранять его.
– Не узнал меня, Заруба? – спросила жаба. Именно от неё исходил голос, но звучал он в голове.- Это я Темноока, сестра твоя. Мать обратила меня в мерзкую тварь, и теперь я служу ей и духом, и плотью, обращаю людей в ведьм и колдунов, тех, кто захотел служить ей.
– И много обратила? – рассмеялся в глаза жабе Заруба.
– Достаточно, Заруба, и не справиться тебе с целым войском, даже если ты силу забрал у отца, матушка сильнее будет.
Закрывай глаза, ведьмак,
Позабудешь обо всём ты,
Баю-баю, баю-баю,
Навсегда пусть сон придёт.
По неведанному краю ты пройдёшь,
И не вернёшься,
Станешь куколкой послушной
Навсегда в руках моих…
Веки стали тяжелыми, и понял Заруба, что никогда не выбраться ему отсюда, попытался обратиться в змея, не вышло. Казалось, жаба сдерживала его, но как, ведьмак понять не мог. Не сразу уразумел он, что оказался в западне, и только чудо могло спасти его.
Он просыпался, снова спал, ощущая, что силы покидали его. Пытался разговаривать с сестрой-жабой, но та не слушала его. Ровно на пятый день явилась Огнеяра. Усмехалась, кругами ходила вокруг Зарубы, всё пеняла ему, да выговаривала.
– Знаю, зачем держишь меня здесь, ведь не справиться тебе с силой моей,- рассмеялся ей в лицо Заруба.
Замерла ведьма, вперилась глазищами в лицо сына и зацокала языком:
– Ничего, ничего - сила не вечная, ей нужен выход, а без дела обратится она против тебя и сожрёт заживо, ей же всё равно кого уничтожить врага или хозяина. А разве ты не знал этого, Заруба?
Заруба понимал, что это конец, но надежда теплилась в душе слабым огоньком, а образ Любавы не давал ему сдаться в лапы судьбы.
Ничего не ответил он ведьме, а закрыл глаза, искал внутри себя крупинки света, связывал их в единое целое, понимая, что лишь любовь внутри его сердца способна спасти, противостоять даже самому сильному колдовству. Чем больше он думал об этом, тем больше силы возвращались к нему. Он не слышал больше голоса Огнеяры и кваканье Темнооки, которые посчитали, что он впал в забытье снова.
Заруба вдруг почувствовал, что откуда-то донёсся голос Любавы, как будто она рядом с ним. Он шёл на голос из тьмы, которая всё плотнее окутывала душу, пытаясь подчинить его себе. Потом раскрыл глаза, находясь внутри сознания, а со стороны казалось, что ведьмак всё ещё спал. На самом деле он шёл по длинному коридору, залитому светом, к той, что ждала его все эти годы.
– Я успокою твою боль,- сказала Любава, появившись из света,- Мокошь поможет нам, уже свит венок из луговых цветов и могила для тебя выкопана, да и меч лежит в ногах, но не отпущу я тебя, не дам покориться силам зла. Иди сюда, обниму тебя, друг мой сердечный, друг любимый.
Сделал шаг Заруба и почувствовал, что ноги не слушались, опустил глаза и увидел, как скованны они веревками из чёрных змей. Держали путы его, не давали и шагу ступить.
– Не могу, Любавушка, ноги связаны, не получается двинуться,- произнёс обреченно Заруба, и стало ему так грустно, что тоска злорадно посмеивалась за спиной, а печаль залезла под ворот рубахи.
– Знать не любишь меня, раз не можешь и шагу ступить,- ответила Любава. Отступила назад, а в глазах застыли слёзы, стал свет меркнуть. Заруба смотрит на неё и не верит, что больше никогда не увидит, не почувствует запах её волос, не коснётся нежной руки.
– Пуще жизни люблю тебя, Любавушка, ради тебя и пришёл в логово к ведьмам лютым, но не справился,- стало темно кругом, замотал Заруба головой, не верил, что любимая ушла навсегда. Сделал шаг во тьме, ещё один, раздвигая стены, он не видел их, но ощущал под пальцами, как и острые шипы, что вонзались в ноги. Резко дёрнулся вперёд не жалея себя, прокричал имя Любавы снова и снова, и ударила боль точно плеть, и как будто оторвалось от него что-то большое и мерзкое, что врастало много лет внутрь, заполняя нутро.
Он открыл глаза и увидел, что лежал лицом вниз, на траве капли крови и весь он пропитался кровью, как губка, словно кожу заживо содрали с него. Чувствует, что Любава рядом, но не видит, лишь дыхание чувствует, да эхо её голоса вдалеке.
– Любава,- прошептал Заруба,- вот и вырвался я. Посмотри, теперь нет тьмы во мне, я как ребенок пришёл в этот мир, не умея ничего, кроме того, как любить и учиться заново жить…
– Иди, Заруба,- услышал он голос Любавы,- ступай и закончи дело. Теперь нет у ведьм власти над тобой. И вернись ко мне, прошу тебя…
Не услышал Заруба в голосе Любавы уверенности, не услышал страха и боли и то, как прощалась она, и как слёзы капали из прекрасных глаз…
Открыл усталые очи Заруба и увидел, что один в комнате, нет ни Огнеяры, ни Темнооки, а главное – сила с ним. Переливалась в жилах, побежала по сосудам чистая и светлая, и не было в ней ни капли тьмы, а лишь свет, что любовь подарила ему, как и решительность в минуты отчаяния. Обернулся он змеей, выскользнул из пут сковывающих его, легко точно их и не было. Пробрался сквозь щели песком, прокатился по мрачным коридорам водой, да и очутился в большом зале, оставаясь невидимым для Огнеяры и Темнооки, ощущая за спиной, тяжесть меча, что выковал для него кузнец Белозар. Как меч очутился здесь, не мог понять, вынул его осторожно из ножен, подкрался, как рысь к Темнооке, посмотрел, как та внимала нравоучениям матери. Никак не подобраться, чтобы порешить обоих. Придётся вступать в битву с Огнеярой, не боится её, но убить страшится. Зов крови ещё силен внутри Зарубы. Сжал он меч в руках сильных, размахнулся, вонзая в жирное жабье тело, пронзая чёрное сердце, да приговаривая слова заветные.
Помешала ему волна чувств, что нахлынули, как снежная лавина. Темноока маленькая лежит в колыбели и смотрит на брата глазами добрыми, и нет в них тьмы и нет чёрного зла. Не слушает Заруба своё сердце, слёзы катятся по щекам, но бросает он заклинание, обращая сестру в пепел, и падает на колени, ощущая боль во всём теле, точно отрезает от себя кусок плоти живой и боль такая, что жить не хочется.
Громкий визг Огнеяры заставил его вздрогнуть. Глаза ведьмы вспыхнули зелёным огнем, волосы встали дыбом, кинулась она к Зарубе, да, давай острыми когтями драть ему лицо, пытаясь глаза выцарапать. Повалил её ведьмак, пригвоздил правую руку мечом к земляному полу и понял, что нет ничего страшнее убийства матери, пусть и ведьма она проклятая, пусть наполнена злом и ненавистью, но он плоть от плоти её и связаны они кровью навеки-вечные словно заклятием. Видит, смеётся ведьма, не плетёт чар, знает, что убьет её и сам сгинет, поэтому колдуны так долго живут и не сокрушают своих по крови. Разорвётся связи и растает ведьмак, словно ледяная глыба и не поможет ничего и не вернёт никто его на белый свет.
– Что призадумался, проклятый сын? – рассмеялась Огнеяра. - Не окончишь ты род колдовской, ты последняя цепь и, убив меня, умрёшь сам, и навеки место это станет проклятым.
Увидел Заруба, как невидимые путы связали руки его и Огнеяры, смотрел на них и удивляется, как не замечал раньше подобного. Заколебался, но не стал медлить. Вырвал меч из проколотой руки Огнеяры, да отсёк мерзкой ведьме голову,
Выкрикнул заклинание, обращающее в пепел, да перевернул котёл с варевом. Расплескалось зелье, смешиваясь с останками ведьмы, заревел Заруба точно раненный зверь, отступил назад, уронил меч.
Опустился на скамью каменную, обхватил лицо руками, да вспомнил слова матери, что сдалась без сопротивления, точно зная, что смерть её сделала. Начала его снова грызть тоска. Поднялся Заруба, стал выход искать, да нет его. Наложили ведьмы заклятие на замки. Бьётся бешеным зверем Заруба в дубовые двери, да нет выхода из них. Раскрывает окна, да снова оказывается в доме. Превратилось логово в зеркальный лабиринт, в капкан, откуда не было выхода. Обращался он змеёй, превращался в волка и медведя, выливаться водой пробовал, даже сжался в муху, и то не получилось выбраться.
Не позвал он никого, не привык просить помощи, а как вспыхнул дом изнутри, опустился на колени, да покаялся. Знал, что чужим был в семье, и среди людей не стал человеком своим. Оставил ту, которую любил, да уничтожил тех, кто произвёл его на свет. Всё ближе огонь, но не чувствовал Заруба ни жара,ни боли. Пламя лизало тело жадными языками, а он стоял, словно камень и просил прощения у всех.
– Проснись Заруба, открой глаза,
Проснись и снова будь со мной,
Забудет нечисть пусть тебя,
От глаз людей ты скроешься…
Любава гладила любимого по длинным седым волосам, слёзы капали из глаз, и не видела она, что с ней сделало проклятие ведьмино. Постарела она на двадцать лет, и уж не было той красивой женщины, что стояла перед глазами Зарубы, чей образ вёл его на битву неравную.
Шла она следом за ведьмаком, летела голубкой белою, бежала ланью быстрою. Не смогла открыться ему, не сказала, что ведает тайнами и ворожбой, но природными силами пользуясь, не творила зла, и мерзких дел. Слёзы горячие капали, на лицо Зарубы, оставляли светлые дорожки на лице, что покрылось сажей. Уж не помнила, как к логову пришла, как вошла в объятия пламени. Знала только, что молилась Мокоши, да несла любовь точно хрупкий цветок в руках. Отыскала любимого, вынесла из пламени и откуда сила взялась только, сама не ведала.
Заклятие ведьм было создано для ведьмака, и поэтому Любаве удалось его вызволить. Как очутилась на поляне она сразу начало меняться всё кругом. Лес посветлел, уползли колючие заросли, трава шелковистой изумрудной стала. Затянулись зловонные топи, змеи, да гады мерзкие уползли, схоронились в глубоких норах. Снова птицы вернулись в лес, и запахло цветами, а ветер стал свежим, как, и воздух в котором больше не блуждал ядовитый туман.
Плакала Любава, плакала, а как все слёзы выплакала, то увидела, что открыл глаза, тот, что был ей судьбой предназначен, сын третьей проклятой ведьмы, ведьмак, который между тьмой и светом бродил всю свою жизнь. Свет искал в темноте души, а как нашёл, потерял себя.
– Я навеки проклят, Любавушка,- прошептал ведьмак надтреснувшим голосом,- я извёл всю семью свою, и для чего теперь годный, и кто теперь? Да и сила ушла вся, нет её, не могу и шага сделать, будто дитя малое неразумное. Стали руки и ноги тяжёлыми, ну, а конь гнедой где, уж не сгинул ли?
– Не печалься о своём происхождении проклятом, Заруба,- успокаивала его Любава,- радуйся, что люди благодарны тебе, ты не слышишь, как в деревню вернулись все, как готовят столы и пиршество. Ждут нас с тобой, ждут, не нарадуются. Ну, а конь у отца, дожидается, головой трясёт, да копытом стучит,- рассмеялась Любава.
Смотрит Заруба на неё и не видит, что старуха перед ним, лишь ту прежнюю помнят глаза его, без морщин и какого либо изъяна. Обнял он её, притянул к себе, да припал к губам, целовал без устали. А как оторвалась Любава от губ его сладких, улыбнулась и прижалась к груди, ощущая, как счастлива она теперь.
И случаются чудеса. Опустилась Мокошь с сосенки, наблюдала она долго за Любавой да Зарубой, прикоснулась осиновой веточкой, да вернула Любаве молодость, а Зарубе силу богатырскую. И никто не заметил прихода её, взялись наречённые за руки, и пошли сквозь лес и травы в селение. Деревья расступались, а трава ложилась ковром под их ногами. Шли они навстречу всходящему солнцу, и любовь их вела, как и прежде рука об руку.
Понравилась история, подписывайся на канал и ставь пальцы вверх!
На канале много историй в разных жанрах не упусти новые рассказы и приятного чтения!