Про некоторых людей говорят, что им стоило родиться в другое время. Такова и Елизавета Александровна Дьяконова, автор «Дневника русской женщины». Естественный для девушки 21 века путь жизни - высшее образование и независимая жизнь — потребовал от нее нечеловеческой настойчивости.
Всё, что мы знаем о жизни Елизаветы, рассказано в её мемуарах, впервые опубликованных в 1905 году её братом.
Родилась она старшей из пяти детей 15 августа 1874 года в семье небогатого купца Александра Дьяконова, проживающей в городе Нерехте Костромской губернии.
Отец умер рано. С матерью у Лизы были прохладные отношения. Девочка не знала ни ласки, ни задушевных разговоров. Елизавета признавала, что множество перенесенных тягот заставили маму быть осторожной и консервативной. Поэтому принимать желания и темперамент дочери женщина отказывалась наотрез. Отсутствие моральной поддержки и отчужденность членов семьи впоследствии скажутся на характере девушки.
В возрасте шестнадцати лет Лиза окончила гимназию с серебряной медалью. Она росла любознательной девочкой. Ещё в подростковом возрасте Дьяконову начинали интересовать вещи, недоступные маленькой гимназистке. Через знакомых она доставала запрещенные и редкие книги - модную политическую и философскую литературу, издания по экономике и истории. Большим открытием для Елизаветы стала «Крейцерова соната» Л. Толстого. Эта повесть надолго сформировала отношение Елизаветы к браку. Её собственные суждения наивны и максималистичны, но не лишены справедливости для своего времени:
«И всё-таки, — бессознательно повторила я, — это гадко! Они до брака удовлетворяют свою чувственность, а после эти самые подлецы требуют от нас безукоризненной чистоты и не соглашаются жениться на девушке, у которой было увлечение до брака.»
Самой большой мечтой для Лизы были самостоятельность и образование. На знаменитые Бестужевские курсы она могла поступить по наступлении гражданского совершеннолетия, т. е. в 21 год. Тогда же Елизавета выходила из под опеки матери и могла распоряжаться своей долей отцовского наследства. Пять лет ожидания она назвала «бессмысленной сутолокой». Попытка давать частные уроки по объявлению привела родственников девушки в ужас, и от затеи пришлось отказаться.
«Бабушка пришла в ужас, мама очень недовольна, говорит, что я прославилась на весь город, молчит, грозы пока нет, но для меня хуже всего это молчаливое гонение. Все и всё против меня.»
Двадцать первый день рождения стал для Лизы днем освобождения. Однако для поступления на курсы всё ещё требовалось согласие родителей. Отпустить девушку на учебу для матери было все равно что позволить ей пойти «в уличные девки». Скандал следовал за скандалом. Скрепя сердце, Елизавета посылает в Петербург документы. Спустя время они возвращаются. С отказом.
Девушка отправляется в столицу лично. В приемной комиссии выяснилось, что мать написала письмо директору с просьбой не принимать Дьяконову. Только прошение к попечителю образовательного округа М.Н. Капустину помогло Лизе поступить на курсы.
Обучение длилось четыре года и было вполне успешным. Елизавета вела активную общественную жизнь, пыталась понять суть современных ей политических и философских течений.
«Я вижу, какое благотворное влияние имеет на меня моя теперешняя жизнь: я чувствую себя как бы обновленным, возродившимся человеком, я стала даже нравственно лучше... и много, много думала над жизнью...»
Всё это время Лиза продолжает вести дневник. Кажется, с какого-то момента она начала задумываться о будущем издании записок. Слог лаконичный и ясный. Описания будничных событий перемежаются с размышлениями Дьяконовой о жизни, мире, религии.
Вымышленный литературный герой как правило подчинен математически верному плану — завязка, кульминация, развязка, цель, средство, мотивация. Живая личность всегда неправильная, идет на ощупь. Поэтому дневники почти всегда лишены художественной цельности но вызывают пугающую эмпатию. - вот она жизнь, такая же, как и твоя. Между строк читается личность Лизы — самобытная, независимая, немного колючая, привыкшая быть в оппозиции к окружению. Временами Лиза слишком сосредоточена на депрессивных переживаниях, мыслях о смерти. Этот лейтмотив прослеживается с детства. Но кто в юношестве не драматизировал собственные переживания?
По окончании курсов Дьяконова, как и многие студентки, мечтает устроиться народной учительницей или даже открыть собственную школу. Со временем, правда, она разочаровывается в этой идее. Получив диплом, Елизавета твердо намеревается стать юристом. Женщин-юристов в Российской Империи не готовили.
Осенью 1900 г. девушка отправляется в Париж, где поступает на юридический факультет знаменитой Сорбонны.
" - Это почему же вы избрали себе такие науки?
- Я хотела бы быть адвокатом.
- А-а... мужиков обирать будете? - Я была озадачена и обижена.
- Ну, перестань, пожалуйста, - видишь, как ты смутил барышню, - примирительно заметила его жена, уже немолодая, замечательной красоты женщина.
Я горячо стала доказывать ему, что у нас, юристок, и в мыслях нет замышлять что-либо против мужика, что мы, наоборот, хотим идти к нему навстречу, развивать в деревнях подачу юридической помощи населению; что, кроме того, я лично хочу отстаивать право женщины на самостоятельное существование, чтобы она имела те же гражданские права, как мужчина.
- К чему права?
- Если отрицать всякое право вообще - то, конечно, да; но мы живём не в мире грёз, и женщине, при её юридическом неравноправии, куда как трудно бороться с тяжёлою действительностью. Мы одинаково рождаемся на свет, хотим жить, а в беспощадной борьбе за существование - как мы вооружены, позвольте спросить? Вот я и высшие курсы кончила, а прав у меня - всё равно никаких. Даже заведовать учебной частью в женской гимназии не могу - на это есть директор, хотя я образована не меньше его... "
Однако бедность, неустроенность парижской жизни, и особенно, одиночество тяжело действуют на психологическое состояние Дьяконовой.
« Я дошла до такого состояния, что уже не сплю большую часть ночи, вся вздрагиваю при каждом шорохе, засыпаю только под утро... Холодно... Сквозь окна едва пробивается тусклый свет серого дня... Грязные обои, маленький столик вдоль стены, кровать, занавеска для платьев, небольшая печка в углу, стул, умывальник - вся эта обстановка на пространстве трех аршин в квадрате - вот моя комнатка - cabinet, - как по-здешнему называют... Света мало, воздуха тоже, зато самая дешёвая во всём нашем маленьком пансионе..»
Еще в Петербурге у Елизаветы диагностируют неврастению. Во Франции девушку мучают сильные головные боли и утомляемость, которые всерьёз мешают ей учиться. По совету знакомой Лиза направляется к молодому психиатру Е. Ленселе.
Тот выписывает ей лечение в виде электрических ванн и растираний камфорным спиртом. Также он советует взять перерыв в занятиях, временно пожить на родине под присмотром и заботой близких людей. И может быть, выйти замуж, потому что в одиночку идти по жизни труднее.
Простые рекомендации задевают девушку за живое. Единственным близким человеком в семье для нее была младшие сестры Валя и Надя. Но Валя укоряет Лизу, что не отговорила её от несчастливого брака. Надя вечно запугана и во всем подчиняется матери. Ни на курсах, ни в Париже Елизавете не удалось ни с кем завести крепкую дружбу. Даже борьбу за права женщины девушка ведет в одиночку, одним лишь примером собственной жизни. Ни в одном близком по духу движении она не задерживается. Дьяконова кажется запертой в себе, в собственной рефлексии. Всё сильнее потребность Лизы в родственной душе. Однако восполнить её она не в силах — мешает внутренний барьер.
«Видит Бог (если есть Он), что не желаю я никогда испытывать любви, которая ведёт к браку, но до смерти я не перестану чувствовать неудовлетворённость сердца, ищущего братской любви и дружбы, - это да! Право же всё равно -- мужчина или женщина, - только явился бы этот друг, с душою родственной, стоящий выше меня и любящий меня такою, какая я есть, тонко, без слов, понимая меня... <...> Глубоко в сердце спрятала я эту потребность и никому не покажу никогда! Она во мне живёт и со мною умрёт! Я холодна и сурова на вид, - тем лучше, никто не догадается.»
На одном из приёмов Дьяконова в порыве эмоций рассказывает Ленселе обо всем, что творится у нее на душе. Доктор стал первым человеком, перед которым она открылась по-настоящему. Ленселе проявляет участие к бедам девушки и демонстрирует необыкновенный такт, выслушивая её.
Елизавета начинает искать поводы, чтобы встретиться со знакомым ещё раз: одалживает медицинскую книгу, спрашивает совета, дарит портрет Л.Н. Толстого, привезенный из России. В один прекрасный день девушка понимает, что доктор ей не безразличен. Она впервые открывает в себе любовь — робкую, мучительную, болезненную.
В Париже Лиза также ведёт довольно занятую жизнь, знакомится с представителями творческой богемы. Странно, что о самой учебе упоминается урывками, хотя экзамены Елизавета сдает успешно.
Влюбленность меняет Дьяконову. Она старается принарядиться, в её поведении появляются экстравагантность, ранее презираемое кокетство. Но и оно — какое-то неправильное, неумелое. Невольно спрашиваешь себя: «Что же ты делаешь, Лиза?» У девушки появляются поклонники — студент-немец, молодой медик, русский скульптор. Последний уговаривает Лизу позировать в своей студии. Чтобы лишний раз увидеть Ленселе, Дьяконова идёт зрителем на закрытый бал для интернов, уговорив другого приятеля добыть приглашение. Туда девушка является в античной тунике с распущенными волосами. Это оказался не бал в привычном понимании слова, а вечеринка для студенческой молодежи, отличающаяся, мягко говоря, вольными нравами.
Ленселе не испытывает к Лизе никакого интереса, кроме медицинского. Становится известно, что он обручился с родственницей своего начальника. Отправляясь к нему в госпиталь 15 января 1902 года, Дьяконова, кажется, заранее знает, что это их последняя встреча. Разговор ненадолго переходит дозволенные границы:
«- Да, мсье, Вы безупречны, но тут ведь дело и во мне. Я не уверена, что Ваше поведение не изменилось бы, если бы я приходила к Вам, напудрившись, в шёлковом белье розового цвета...
- Почему вы думаете, что моё поведение было бы совсем другое? - поспешно прервал он.
- Потому что... было бы другое... Я знаю, что Вы не прочь подразвлечься. - Кто Вам сказал, что я любитель подразвлечься? - Никто, мсье... но вы, мужчины, все на один манер...»
Получив новый лекарственный рецепт, Лиза уходит прочь. На протяжении трех последующих дней девушка чувствует себя крайне подавленной и лишенной сил. Даже идея борьбы за равноправие уже не так увлекает Елизавету. В ней она чувствует себя бесполезной. В воскресенье 19 января Дьяконова делает последнюю запись, в которой вновь сквозят суицидальные мотивы.
“Я отворила окно. Стоит холодная зимняя ночь. Как хорошо, как тихо кругом. И страшно мне кажется, что завтра в это время я уже не буду существовать. Страшно... Чего я боюсь? Боюсь перешагнуть эту грань, которая отделяет мир живых от того неизвестного, откуда нет возврата... Если бы он мог быть моим - моя измученная душа воскресла бы к новой жизни, но этого быть не может - следовательно, незачем и жить больше... Но если выбирать между этой жизнью, которая вся обратилась для меня в одну страшную тёмную ночь, и этим неизвестным... жить? - нет, нет и тысячу раз нет! По крайней мере, покой и забвение... их надо мне.»
О дальнейшем известно из воспоминаний родных в примечании к дневнику. Лиза решает отложить экзамены в Сорбонне на осень и провести каникулы в России. По дороге девушка останавливается в австрийском Тироле, где пересекается с дальними родственниками — теткой, двоюродной сестрой и её мужем, в свое время известным поэтом Юргисом Балтрушайтисом.
Утром 29 июля Елизавета намеревается отправиться на прогулку. Погода в курортном городке выдалась прескверная - непроглядный туман, холод и сырость. Горная дорога крайне опасна. Родственники уговаривали Лизу остаться в гостинице, но её упрямость взяла верх. Предполагалось, что Дьяконова вернется вечером, но даже на следующий день её номер пустовал. Ночью заметно похолодало, в горах выпал снег. Родные надеялись, что Дьяконова забрела в одну из окрестных деревушек, где нашла приют от непогоды или лежит больная без памяти. Начались обширные поиски, которые не приводили ни к каким результатам.
Через четыре недели, 26 августа, тело Елизаветы Дьяконовой было обнаружено неподалеку от гостиницы, на расстоянии пятисот шагов вверх по ручью Luisenbach ("Ручей Луизы" , почти что "Лизин ручей"). Девушка была раздета, одежда связана в узел. Напомним, температура опускалась ниже нуля. По одной из версий Лиза захотела искупаться в водоеме, где произошла остановка сердца, по другой — башмаки и длинная юбка мешали преодолеть опасный участок пути. Осталось неизвестным, что произошло: несчастный случай или самоубийство. Переломы обеих ног свидетельствовали о возможном прыжке с высоты. К выводам о суициде подводят читателя и последние главы «Дневника русской женщины». События кажутся буквально срежиссированными. В этой повести она была и героиней и автором. Финал на бумаге стал финалом в жизни.
Тело захоронили на родине Лизы, в Нерехте. Могла ли Елизавета Дьяконова, этот одинокий воин в поле, не надломиться примирится с собой и миром? Обстоятельства или несчастливый характер толкали её к пропасти? Это останется неизвестным. Так закончилась история этой упрямой, мятущейся души, внесшей, может быть, свой крошечный вклад в то, что для современной женщины является обычной свободной и деятельной жизнью.