«Потомки Салавата отступать не умеют!» - с таким кличем бросалась в атаку во время Великой Отечественной войны 112-ая Башкирская кавалерийская дивизия под командованием генерала Шаймуратова. Легендарный батыр в это время был уже почитаемым героем своего народа. Чем же он не угодил российской императрице?
Первые 200 лет «дружбы»
В Уфе на высокой набережной реки Белой стоит Монумент Дружбы, посвящённый 400-летию добровольного вступления башкир под высокую руку русского царя Ивана Грозного. Как бы абсурдно это ни звучало, но именно при правителе, которого помнят исключительно по жестоким казням, башкирам жилось весьма привольно. Царь обещал не лезть в их образ жизни и религию, не давал русским скупать земли у местного населения, сделав исключение только для строительства военных острогов.
Увы, идиллия длилась всего век. При истово верующем царе Алексее Михайловиче начались попытки насильственной христианизации мусульман, а также посягательства на вотчинное право башкир. Они подняли восстание, которое увенчалось успехом: Россия в этот момент воевала с Речью Посполитой, и беспорядки на восточных землях были власти совершенно ни к чему.
По схожему сценарию проходили события в 1681-1684 годах, когда занимавшая очень шаткое положение царевна Софья сочла за благо не обострять конфликт. Восстание в петровские времена, спровоцированное откровенно грабительским характером взимания налогов присланными из столицы прибыльщиками, поначалу подавлялось жёстко. Впрочем, вникнув в причины произошедшего, царь отменил новые подати и осудил насилие со стороны местной администрации.
А вот в эпоху дворцовых переворотов справедливости уже никто не искал. Башкирские восстания старались подавлять максимально жестоко, чтобы заставить народ подчиняться требованиям центральной власти, какими бы они ни были. Неудивительно, что с появлением на их землях Емельяна Пугачёва, объявившего себя спасшимся царём Петром III, местное население вновь поднялось против несправедливого угнетения.
Царская милость
На момент, когда в ноябре 1773 года Салават Юлаев и его отец Юлай Азналин примкнули к войску Пугачёва, юноше было всего 19 лет. Впрочем, для башкира это был возраст силы. Показательно, что именно его, а не Юлая, царь-самозванец назначил командовать отрядом. Вероятно, в Салавате Пугачёва привлекла уверенность в своих силах и убеждённость в правоте позиции.
В итоге молодой герой взял несколько заводов, сжёг Красноуфимскую крепость, словом, активно боролся против русских войск, как вместе с основной армией самозванца, так и своими силами. Их дороги разошлись после поражения под Казанью. Пугачёв с казаками переправился на правый берег Волги и пошёл навстречу своему плену и мучительной казни, а Юлаев с башкирами вернулся в район Уфы.
Весьма вероятно, что Салават никогда и не верил, что действительно общается с Петром III. Его интересовал не Петербург, не завоевание власти в России, а освобождение от непосильного гнёта родной Башкирии, где давно не соблюдались ни условия договора с Иваном Грозным, ни даже соглашения, заключённые с Елизаветой Петровной после предыдущего восстания.
Сотни башкир тогда были сосланы на каторгу в Рогервик на берегу Балтийского моря, тысячи просто погибли. Императрица после восстания в очередной раз запретила самовольный захват земель местного населения, но в 1773 году часть деревень Юлая Азналина была отобрана купцом Твердышевым, и суд никак не отреагировал на жалобу законного хозяина.
Свою борьбу Салават продолжал до ноября 1774 года, его пленили в горах Каратау. Пугачёв в это время уже давно был под следствием в Москве. Через два месяца его четвертовали. Казнены были все виднейшие сподвижники самозванца, а по Волге неделями плыли плоты с повешенными мятежниками.
Между тем обрекать на казнь башкирского вождя императрица не стала. Убив Салавата, она сделала бы его мучеником своего народа, именем которого поднимались бы всё новые восстания. Вместо этого Юлаев вместе с отцом были высечены кнутом, заклеймены и сосланы в уже знакомый башкирам Рогервик.
Имя героя Екатерина II велела предать забвению. Однако подобные попытки ещё со времён Герострата обречены на провал. В народной памяти Салават жил и безо всяких упоминаний в печати. По местной легенде в башкирских горах так много хрусталя, потому что в него превратились слёзы людей, плакавших по своему батыру.
