Август входил в свои права. Днем была жара, доводящая все живое до изнеможения, даже деревья и кусты замирали, обессиленно опустив листья. В полдень куры прятались в тень, сидели, раскрыв рты в разрытой до прохладных слоев земле. Утки плескались в корыте с водой до тех пор, пока вода не выплескивалась до конца и корыто высыхало. Тогда нужно было снова наливать им воду, и они дружно бросались в нее.
А вечером поднимался туман, стлался над речкой густой вуалью, закрывающей зеркало воды, прячущей все, что скрывалось в камышах. Верхушки ивы поднимались над туманом, будто она смотрела вокруг, пряча купающиеся в тихой воде нижние ветви. На землю опускалась прохлада, давая отдохнуть всему живому от дневного зноя, собрать силы для завтрашнего знойного испытания.
По утрам тяжелая роса холодит босые ноги, бодрит и... предвещает снова жару.
И все-таки август – удивительный месяц! Это еще не осень, но август – уже не лето. Очень щедрый на урожай и на звездопады и необыкновенно скупой на новую зелень. Август – месяц первой седины в кронах деревьев и последнего золота на полях.
Огород утратил свою свежесть, зелени на нем оставалось все меньше. Ботва картошки уже высохла почти вся – признак того, что скоро предстоит ее уборка. На побегах кукурузы половина листьев тоже пожелтела, початки уже выглядывали из своих оберток, подсолнухи склонили свои тяжелые головы, потерявшие ярко-желтые лепестки. Плети огурцов высохли, только на концах после дождя еще зеленели пучки мелких листьев да скрюченные плоды завитками лежали на земле. Только тыква праздновала приход осени, отсвечивая своими круглыми боками, выделяясь на огороде оранжевыми, серо-голубыми, желтыми шарами.
Евдокия смотрела на свой огород и думала, что нужно начинать убирать его. Хорошо, что срок беременности Ольги еще невелик, и она сможет помогать. Так, видно, устроена мать: она сама работала в поле до последнего дня, а дочку хочет оградить от тяжелой работы уже сейчас, когда беременность еще не видна.
Вечером она начала разговор о том, что ей сказал директор совхоза.
- Можно попроситься в медпункт, к Федоровне, заодно и поучишься у нее чему-нибудь. А в детский сад нянечкой – детей одевать-раздевать, на руках маленьких таскать. Да и на глазах у всех все время быть. А у Федоровны вымыла с утра да вечером – и кто там тебя видел?
Ольга молча слушала мать. Она понимала, что нужно зарабатывать на ребенка, да и на себя тоже. Скоро ведь ни одно платье, ни одна юбка не налезут. А на зиму и пальто нужно...
Евдокия продолжала:
- На ферме, конечно, заработки хорошие, о там тяжело, а тебе нельзя тяжелую работу...
- Мама, я пойду на ферму, там ведь доят не вручную, а аппаратами, я научусь. Мне нужно заработать побольше, сама знаешь.
- Всего не заработаешь, а поберечься нужно, - сказала Евдокия, хотя понимала, что Ольга права.
На этом разговор окончили.
В субботу после обеда начали копать картошку. Евдокия пришла с работы около четырех часов дня, жара уже спадала. Они с Ольгой вышли в огород Евдокия выкапывала кусты, а дочка собирала клубни.
Около двора остановился грузовик. Ольга подняла голову: в калитку входил Виктор.
Женщины молча смотрели на него, ожидая, что он скажет. Виктор поздоровался, потом подошел к Евдокии, осторожно взял из ее рук лопату и стал копать. Ольга и Евдокия молча смотрели на него, не понимая его поведения.
- Я сказал, что поехал на заправку, - сказал Виктор, - я выкопаю, а вы потом соберете.
Ольга и ее мать стали собирать картошку и ссыпать ее в мешок. Виктор копал быстро, видно было, что работал он с удовольствием, поглядывая на Ольгу. Она же ни разу не взглянула на него. Когда мешок наполнился, Виктор спросил, куда его нести и, сопровождаемый Евдокией, отправился к погребу. Конечно, процесс пошел активнее и гораздо быстрее. Евдокия спросила:
- Тебе не влетит за то, что машина стоит, не работает?
Виктор улыбнулся:
- Надеюсь, что никто не заметит этого.
После работы Евдокия хотела покормить парня, но тот отказался, взял только несколько помидоров и нарвал яблок.
Солдат ошибся, надеясь, что никто не заметит его машину у двора Ольги. Заметили, только не командование, а другие. Нина Григорьевна Дорошина шла в контору, чтобы отчитаться парторгу о проделанной библиотекой работе в период уборки. Когда она увидела около двора Ольги военную машину, она не могла не остановиться, чтобы заглянуть во двор. Каково же было ее изумление, когда она увидела в огороде Серегиных солдата, копающего картошку, а Ольгу и Евдокию – собирающими ее! «Вот она, честная, не гулящая! – злорадно подумала она. – Сегодня ж напишу Илюше! Прямо по-семейному трудятся!»
Придя в контору, она тут же вошла в бухгалтерию и с порога выплеснула:
- Видели? Иду сейчас по улице, а у Дуськи в огороде работает солдат, картошку копает! А Ольга воркует с ним, собирает картошку. Прямо по-семейному работают. Куда командиры смотрят? Да и наши тоже – машина простаивает, а шофер картошку у зазнобы копает!
Злоба так и выплескивалась из нее!
- Смотри-ка, как это Евдокия разрешает дочке водиться с солдатами? Вроде в строгости ее держала всегда, - заговорили бухгалтерши.
- Когда в строгости держат, тогда у дочек пузо не растет без свадьбы! – не унималась Дорошина. – А все знают, что Ольга в положении. А потом будет вешать свое дите на кого захочет!
Она повернулась и вышла из кабинета. Новость, принесенная ею, еще долго обсуждалась и в конторе, переходя их кабинета в кабинет, и на улице. Так что когда в понедельник, когда Евдокия еще не пришла на ток, разговоров было через край. Даже те, кто защищал Ольгу от нападок Дорошиной, не могли не поверить в то, что, как оказалось, «видели» многие.
- Вот чего, спрашивается, ему работать у них в огороде, если у него с Олькой ничего не было? - возмущенно спрашивала Катерина. – Я б на месте Нинки тоже возмущалась, если б потом на моего сына вешали незаконное дите.
- Да может, бабы, просто парень помочь решил, девка-то ему нравится, - неуверенно пыталась защитить Лидия.- А дите – так оно ж завелось, когда солдат тут еще и не было!
- Может, оно конечно и так, только вести себя надо скромнее, не выставляться так, как Дуська с дочкой.
- Ох, бабы, не судите, да не судимы будете, - вздохнула Лидия.
В это время появилась Евдокия, и все замолчали. Она поняла, что разговор касался ее и дочки. Что она могла поделать? На чужой роток не накинешь платок. А в деревне это всегда было. Первой не выдержала, конечно, Катька:
- Дуська, говорят, у тебя зять картошку выкопал. Полдня машина стояла у калитки. Хорошо работника иметь!
Евдокия повязала платок и пошла подметать площадку для зерна.
- Нет, вы гляньте, - не унималась Катька, - она и разговаривать не хочет!
- А чего с тобой разговаривать? – повернулась к ней Евдокия. – Ты ж наперед все знаешь, про всех судишь. А солдат картошку копал. Хороший парень, уважительный, работящий. А только Ольге моей он не нужен. Тебе, Катька, это не понять.
- Конечно, она у тебя принцесса, ей нужен другой, из интеллигентов!
- Все, бабы, кончай болтовню! Пора работать, сегодня надо закончить вывозить зерно на элеватор! – Семенович подошел быстро и почти незаметно. – Как у вас языки не болят, когда ни подойдешь, вы все время кого-то обсуждаете.
- Ой, Семенович, молчи, а то мы и про тебя поговорим, гляди, и до твоей Маруси дойдет, с кем ты амбары по ночам проветриваешь, - под общий смех прокричала Марфа.
Завтоком махнул рукой и пошел на весовую.
