Бобик мирно спал в кресле.
"И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа"
Бобик приоткрыл глаза: фигура в дверном проёме, читая небезызвестные строки, отчаянно жестикулировала.
- Маяковский? - голос Бобика был немного охрипшим.
- Угу, - Толик круто повернулся на сто восемьдесят, - только вот странный какой-то Маяковский.
- Это чего ж? - Бобик поудобнее устроился в кресле.
- Нежный слишком. Никак не вяжется с образом оратора или агитатора. К тому же ты слышал, как Владимир Владимирович читает вслух "Послушайте!"? Так, словно декламирует не стихотворение, а... - Толик запнулся.
- А что?
- Не пойми что! - Толик грустно вздохнул. - Честно, понятия не имею, почему не нравится мне это прочтение. Однако я помню на чём мы сошлись в прошлый раз. Это не неправильное прочтение, а одно из, и может, самое верное, просто отличающееся от моего восприятия "Послушайте!".
- Рад, что ты помнишь нашу прошлую беседу, - Бобик взял со столика очки и надел их, - а теперь расскажи-ка поподробнее о слишком нежном Маяковском.
- Ну смотри, - Толик встал посреди комнаты, - Владимир Владимирович у меня ассоциируется с могучей скалой, с рубакой-парнем, который довольно груб и жестокосердечен. Внешность да и жестикуляция Маяковского тому способствуют. И вот я абсолютно не понимаю, как такой человек мог написать настолько чувственные стихотворения вроде "Лиличка! (Вместо письма)" и "Письмо Татьяне Яковлевой". А потому совершенно неясно, каким образом их читать вслух с выражением. Не сопли же розовые, в самом деле, распускать?
Бобик прыснул со смеху. Бюст Маяковского, стоявший на книжной полке, отбрасывал действительно грозную тень на ламинат.
- Сопли, пожалуй, распускать правда не стоит. А ты лучше сядь, - Бобик указал жестом на диван, - я расскажу тебе короткую историю о разных Маяковских.
Толик послушно сел. Бобик взял небольшой томик стихотворений и вернулся в кресло.
- В самом начале карьеры Маяковского его не особо чествовали. Поэта не понимали и не хотели понимать. Поэтому, чтобы отстоять себя и своё творчество в "баталиях" с публикой, Владимиру Владимировичу пришлось взять образ "грубого гунна". Отсюда и все представления о нём, как об эдаком Големе. Хотя агитационный характер некоторых его произведений тоже сыграл свою роль. Однако всё это оставалось лишь образом. На деле же Маяковский был ранимым и чувственным человеком, что как раз и нашло отражение если не во всех, то во многих его стихотворениях о любви. Чего только стоит: "Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг".
- И в этом заключается причина диссонанса?
- Именно. А что касается выразительного чтения, то я бы, например, сделал бы акцент на чувствах: вложил их в каждое слово, строку.
- Но всё равно все читают ту же "Лиличку!" совершенно по-разному... - Толик немного погрустнел.
- Потому что чувствуют написанное по-разному, исходя из своего жизненного опыта.
- А "Хвои"? - Толик поднялся с дивана и засунул руки в карманы домашних штанов. - Вот я, допустим, видел в произведении какую-то иронию. Думал, что его нужно читать с насмешкой, а оказывается, нет! Я прослушал несколько записей, и все там чуть ли не помирают. Кругом тоска, печаль и боль. И что мне теперь с этим делать?
- Ничего, - Бобик положил взятую ранее книжку на стол, - твоё видение тоже имеет место быть, только не надо его навязывать остальным как единственно верное.
- И всё же. Я теперь сомневаюсь, не дурак ли я часом? Ведь получается, словно я неправильно считал эмоциональный фон стихотворения, даже зная исторический контекст, - Толик опустил голову.
- Ты не дурак, за это я могу ручаться. А вот эмоциональный фон произведения - штука и впрямь сложная. Так любую поэму о смерти можно прочесть как частушку. Ну, это я, конечно, утрирую. Тут важно ответить на два вопроса:
1) Почему я увидел в стихотворении именно эту эмоцию/это чувство?
2) Действительно ли исторический, биографический контексты или само произведение могут подразумевать такую трактовку эмоционального фона?
И в зависимости от ответов уже можно делать какие-никакие выводы.
Грохнул гром. Из кухни в комнату прибежал испуганный кот и запрыгнул на колени к Бобику.
- Сложно всё это, - Толик вздохнул, - может, ну её, литературу?
- Я тебе дам "ну", - Бобик шутливо пригрозил кулаком, - может, литература и сложна, но согласись, слишком интересна, чтобы её бросать.
- Ты прав, - Толик взял с полки Есенина, - а всё-таки Сергей Александрович лучше.
Бобик закатил глаза. Уже давно перетёкший в плоскость несерьёзности спор: Маяковский или Есенин, - тем не менее, набил оскомину.
