Читать с первой главы здесь
Есть середина лета. Едва уловимый короткий промежуток июля, своеобразный температурный эпицентр, словно напоминающий, что сезон постепенно проходит, и, если еще не отдыхал как следует, то стоит поторопиться, чтобы наверстать упущенное.
Есть середина жизни, когда возникает желание плюнуть на все, оглянуться назад, подвести кое-какие предварительные итоги, внести коррективы в жизненный бизнес-план. Может, есть смысл развестись или жениться, завести собаку или купить загородный дом, чтобы было где отвести душу после суеты рабочей недели.
А есть середина института - непередаваемое ощущение невесомости после сдачи сессии за третий курс. Когда долго ищешь – куда бы задвинуть конспекты, чтобы они не напоминали о себе как можно дольше, и, в конце концов, оставляешь их на самом видном месте.
Ты не просто перешел на четвертый, став старше на год. Теперь ты – старшекурсник, это принципиально новое для тебя качество, и по этому поводу надо выпить. Случайные люди из группы давно отсеялись, а неслучайные, подобно участникам финала на двести метров, вышли на финишную прямую. Нет, это еще не финиш, но дальше сворачивать ни вправо, ни влево нельзя, поскольку сил и средств вложено более чем достаточно, пенять в случае неудачи будет не на кого.
- Давай, Суханыч, с тебя тост, как обещал, - блеснув золотой коронкой, предложил Леха Дуб, закончив разливать «столичную» по рюмкам. – Зря, что ли, мы столько маялись без продыху. Не спали по ночам, не доедали…
- Ты у нас особенно не спал, конечно, все над шпаргалками корпел, - Герман поднял бесцветную жидкость в чуть запотевшей рюмке. – Но, если серьезно, мужики, то, можно сказать, мы выдержали этот натиск. Будем надеяться, что дальше будет легче.
Они сидели вчетвером за столиком в кафе «Парма», отмечая успешную сдачу летней сессии. Заведение облюбовал Дуб, заведя знакомства среди официанток. Убедил друзей, что лучше места для подобного мероприятия не найти.
- Как я ждал этот день, вы бы знали… Он мне даже снился один раз, - откинулся на спинку кресла Ракитин, закусив салатом после «первой». – Нисколько не вру, мужики! Правда, там, во сне, фигурировал другой интерьер, звучал другой музон. И вместо вас, уж простите, мужики, были клевые девахи, одна лучше другой. Но суть от этого не меняется.
- Суть не меняется, - согласно закивал Дубов, заполняя опустевшую посуду новой порцией водки. – А заключается она в том, что премедикация сегодня будет особенно глубокой. И выйдем мы из нее нескоро. Собственно, мы и не торопимся.
В этот момент прозвучали первые аккорды известного шлягера в исполнении ВИА «Ариэль». Из глубины зала к их столику направилась эффектная брюнетка.
- Мужики, нас, кажется, идут кадрить, - предположил Ильдар Шарафиев, утирая салфеткой губы. – Булочки мигом все расслабили! На первый-второй рассчитайсь!
- Хорошо, что Автандила не взяли, - буркнул Ракитин. – Он бы нам всю обедню испортил. С ним вообще лучше в кабаки не ходить.
Герману показалось, что, приближаясь к ним, брюнетка смотрела исключительно на него. Хотя, возможно, он ошибался. Незаметно для всех он опрокинул вторую стопку, запив ее клюквенным морсом.
- Привет, мальчики, - чуть присев перед их столиком, брюнетка ослепительно улыбнулась. – Что отмечаем?
- Еще минуту назад нам казалось, что успешно сданную сессию, - начал привычный стрекот Ракитин, - но сейчас, увидев вас, мы вдруг поняли, что повод чересчур банален и, пожалуй, его стоит заменить.
- И каков же будет новый? Успели подготовить?
- Конечно, - импровизировал на ходу Венька, не находя поддержки у друзей, - ваше… появление на небосклоне.
- А на моем небосклоне горит пока лишь одно созвездие, - произнесла она, сверля глазами Германа. – Правда, я не знаю пока его имя. Но, думаю, к концу танца буду непременно знать.
Он по-гусарски вскочил, щелкнув невидимыми шпорами слегка поношенных туфель. Под руку они направились в самый центр, где медленно терлись друг о друга несколько пар.
- Кто-то еще на твоем небосклоне есть?
- Зачем это тебе? – спросила брюнетка, прильнув к Герману так, что он смог различить каждый шовчик на ее нижнем белье. – Кстати, я Анжела, а ты наверняка…
- Я Герман, - запальчиво перебил он ее, прижимая талию девушки к себе, - а ты так похожа на пиковую даму, что мне осталось лишь выведать у тебя три роковые карты… И дело в шляпе!
Анжела пальцами прикрыла его губы.
- Пушкина читала только в школе, если честно. Больше не открывала. Так что, Гер, можешь не напрягаться.
- Ты здесь с кем, если не секрет?
Ему тоже хотелось пальцами погладить ее губы, но это означало отпустить талию, отклеив ее тело от своего. Этого допустить он не мог. Видеть близко ее серые глаза сейчас, в этот миг – ему казалось, главней этого ничего быть не может.
- С подружками отмечаем день рождения, - она лукаво улыбнулась, уловив его смущение. – Не мой, успокойся. Мой будет еще не скоро, ты успеешь подготовиться. Признаться, мне здесь изрядно надоело. Обычный бабский треп, я это не люблю. Ты как насчет исчезнуть для всех незаметно? Так сказать, по-английски.
- Если ты еще скажешь, куда и с какой целью мы исчезнем, я двумя руками. Надеюсь, там, где мы окажемся, будет, где вытянуться во весь рост горизонтально.
- Не только горизонтально, но и вертикально, и под углом девяносто градусов. Только подожди меня у дамской комнаты, - выдохнула Анжела на самом последнем аккорде песни. – Буквально пять минут, не более. Можешь пока попрощаться со своими… Кстати, веселые ребята.
У столика с однокурсниками Герман задержался буквально на мгновение.
– Мужики, благословите на святое дело, – пробормотал, выливая остатки из бутылки в свою стопку. – Не проминайте лихом, если что. О результатах доложу завтра. С подробностями! Просьба не терять. Ну… За удачу в нашем нелегком, но таком благородном деле!
– Так ты уходишь? С ней? – обиженно протянул Венька. – Я так и думал, мужики! Суханыч еще хуже, чем Авто. Цомая хоть с друзьями иногда делится…
- А мне показалось, что она на меня смотрела… Это еще надо обсудить… - погрозил пальцем Ильдар.
- Разве я сказал, что это можно обсуждать? – скривил губы избранник Анжелы. – Ваши места в зрительном зале, и то, если покажете паспорт, что вам исполнилось шеш…шешнадцать лет. Хм, на двоих.
- Пусть подружек приведет. Ты хоть к обеду завтра вернешься?
- Ага, приведем… Непременно… Ждите!
Ильдар с Вениамином еще бурчали обиженно наперебой что-то, но Сухановский не слушал. Не совсем твердой походкой он направлялся к дамской комнате.
Поймав такси, он ощутил себя как минимум Автандилом Цомая. Правда, когда пришлось расплачиваться, сходство мигом испарилось. У грузина всегда присутствовали крупные купюры, и на сдачу он никогда не рассчитывал, Герману же пришлось выгрести из кармана всю мелочь.
Анжела все это время перетаптывалась возле подъезда, где сидели трое подвыпивших парней с гитарой, и отпускали в ее адрес недвусмысленные намеки. Когда, расплатившись с таксистом, Герман к ней подошел, троица принялась откровенно хамить.
- О, гляди, кто у нас на этот раз! Все моложе с каждым разом! Ничего, чувак! Мы, думали, хахаль, как хахаль, а оказалось…
- Заткни солеварню, губастый! – привычно огрызнулся студент, проходя мимо. – Кариес видно!
Двое из трех вскочили с готовностью растереть нахала в порошок:
– Да мы тебя сейчас…
Признаться, Герман даже обрадовался возможности подвигаться. Несмотря на удерживания Анжелы, он резво спрыгнул со ступенек, группируясь для удара. Поначалу получалось как-то вскользь. То ли противникам удавалось уворачиваться, то ли меткость после трех рюмок у Германа была немного не та.
Больше всего его раздражала губастая физиономия гитариста. Кадык у парня, казалось, нервничал больше своего хозяина, дергаясь на тонкой шее. Дотянуться до гитариста не получалось, его все время заслоняли двое «подпевал», доставляя Герману немало хлопот своими длинными конечностями. Не сказать, чтобы у парней была отменная техника, но один из них то и дело отвлекал соперника на себя, а другой в это время норовил нанести удар изподтишка.
Так продолжалось до тех пор, пока не раздался треск, и Гермамн не почувствовал удар гитарной декой по затылку. В глазах вспыхнула бестеневая хирургическая лампа, но тут же погасла.
Это было уже серьезно. Гитарист тупо смотрел на него, ждал последствий своего коварного удара, а их не последовало. Вместо них дворовый музыкант «схлопотал» стреляющий аперкот в челюсть, едва не оставшись без языка.
Крик Анжелы о помощи, вой подбитого гитариста и гулкие, словно цокот копыт о дорожку ипподрома, удары дерущихся – все смешалось в единую какофонию вечернего двора, из которой невозможно было ничего вычленить. То ли он оступился, то ли гитаристу удалось сломанным грифом «сбить его с копыт», но последнее, что он помнил – это мелькавшие перед глазами туфли и джинсы нападавших.
* * * *
– Ты хоть в курсе, кто вызвал тебе «скорую»?
Голос размножился, начал прыгать в голове, словно теннисный шарик, отскакивая от стенок. Произнести три слова оказалось трудней, чем сдать летнюю сессию.
- Нет… не… в курсе…
- Та самая дивчина твоя, кстати, которая и сама пару раз в челюсть получила, так тебя защищала. Какой-то мужик прибежал на ее крик, прекратил избиение, когда тебя уже откровенно запинывали. Это, конечно, не мое дело, но на твоем месте я бы к этой дивчине присмотрелся. Она чуть Ратнера среди ночи не вызвала, так о твоем здоровье беспокоилась. Сказала, что ты ее жених, прикидываешь?! Уж не из-за нее ли ты пострадал?
Герман замотал головой, из-за чего тотчас затошнило, и в висках забарабанили молоточки, вызывая нестерпимую боль.
- Верю, верю, что не из-за нее, - голос прозвучал почему-то с другой стороны, словно говоривший за секунду обежал кровать. – Не крути резко головой, тебе нельзя пока.
– Что со мной? Где я? – Герман видел размытый силуэт на воне окна, но никак не мог сфокусировать на нем зрение. Поднималось лишь одно веко, другое, судя по ощущениям, представляло из себя одну сплошную коросту. Ныло все: челюсти, виски, затылок, ребра, копчик, колени.
Но невыносимее всего ныла душа: ничего себе, отметил окончание сессии. Теперь как девчонкам показаться? Да и в общаге по коридору лишний раз не пройдешь. Такого страшилу все за версту обходить будут. И к операционному столу наверняка не допустят.
– Как где? В реанимации, где ж еще тебе быть? Тебя вчера практически в полночь доставила бригада «скорой» с переломами ребер, качественным сотрясом и множественными гематомами. Судя по снимку, череп вроде в порядке, пару выбитых зубов я в расчет не беру. Окулист правый глаз пока не смотрел, поскольку он не открывается, а левый, по его утверждениям, видеть будет. Крови в моче и ликворе вроде нет, так что, считай, легко отделался.
- А вы кто? – кое-как пошевелил губами Герман. - Голос, вроде, знакомый, но вспомнить не могу. Даже пытаться не буду.
- Правильно, не пытайся. Сам расколюсь. Родители Николаем назвали. Фамилией Былинкин наградили. С тех пор так и живу, оперирую… Вот, с тобой не так давно, помнится…
– Николай Борисыч?! – догадался травмированный, попытался улыбнуться, но тут же застонал от резкой боли в челюстях. - Так это я, значит, в областной? Ничего себе. Угораздило же!
– Студентов твоих я пока не разрешил пускать, кстати, как и ментов. Дело завели, дивчина твоя свидетельские показания вроде как дала.
- Кто ее просил? – завозмущался травмированный. – Знакомы без году неделя, а туда же, показания…
- Думаю, вы сами промеж себя разберетесь, зачем показания, стоит ли продолжать знакомство… Но это потом, пока не в таком ты еще состоянии. Не унывай, до свадьбы, как говорится, заживет. Я, помню, в пионерском лагере как-то во время футбольного матча в штангу влетел скулой, пол-лица заплыло, синюшное было – как небо перед хорошей грозой. И ничего, как видишь, оперирую. И ты будешь, хотя, что-то я не припомню, чтобы в хирургию входили так: через реанимационное отделение с сотрясом и сломанными ребрами. Ну, у тебя, видимо, своя дорога в профессию.
- Да, видимо, своя…
К ежедневному мельтешению белых халатов рано или поздно привыкаешь, начинаешь ощущать себя частью этого мельтешения, любой предмет другого цвета тотчас притягивает взгляд как нечто чужеродное, почти инопланетное. Где-то на подсознательном уровне начинаешь отмечать, кому идет халат, а кто смотрится в нем, пардон, как медуза в бюстгальтере. Нет сугубо медицинской, едва уловимой гармонии, негласного соответствия, что ли…
Анжелике халат не шел, с ней вообще ничто больничное не монтировалось. Будь она в коридоре, в вестибюле или в палате, Герману постоянно хотелось ее выхватить из интерьера и перенести во что-то другое, более экзотическое. Девушка садилась к нему на край кровати, брала его руку в свои, начинала что-то говорить, но, то ли со слухом после драки у него что-то произошло, то ли акустика в палате никуда не годилась, смысл сказанного доходил до выздоравливающего студента не сразу и не полностью. Он любовался девушкой, мысленно перенося ее в другое место, другое время… Предварительно сняв с нее халат, конечно же.
- Ты меня совсем не слушаешь, - сказано было как-то иначе, резче и контрастней обычного, поскольку застряло в голове выздоравливающего подобно глубоко заглоченному крючку с наживкой в рыбьей гортани.
- Тебя хорошо слушать с закрытыми глазами, чтобы при этом не видеть.
- Это еще почему?! – девушка поправила сползающий колпак, который ей был явно не по размеру.
- Потому что, когда увидишь, все остальные анализаторы отключаются, настолько ты красива.
- Тогда пойдем на прогулку, будешь смотреть только вперед, сможешь спокойно слушать и поддерживать разговор. Короче, будешь адекватным, а не как сейчас.
На скамейках в больничном парке сидели выздоравливающие больные в полосатых пижамах с пришедшими родственниками и жевали что-нибудь домашнее, приготовленное специально для такого случая. Родня считала почему-то своим долгом обязательно подкормить своих страдальцев.
Прогуливаясь по парку, Сухановский испытывал странные, не знакомые доселе ощущения. Девушка, идущая рядом с ним, была настолько ослепительна, что он обесцвечивался на ее фоне. Не требовалось никакой наблюдательности, чтобы ловить восхищенные взгляды как больных, так и здоровых, направленных на нее.
С одной стороны, Герману льстило, что этот распустившийся цветок так притягивает взгляды, что девушка приходит не к кому-то, а именно к нему. С другой, он немного завидовал этим, с позволения сказать, зрителям, поскольку и сам был не прочь оказаться на их месте, чтобы взглянуть со стороны. В тот злополучный вечер между ними так ничего и не произошло? Им помешали. Другого времени у них не было.
- Ты привыкла на себе чувствовать… взгляды мужиков? Они почти осязаемы, их даже я чувствую, когда иду рядом.
- Глаза людям не завяжешь, - обреченно вздохнула девушка. – Некоторых хотелось бы отвернуть, даже глаза им выколоть, но… я сдерживаюсь. А что остается?
- Представляю, что бы было, если бы хоть раз не сдержалась.
Он достал сигареты, чиркнул спичкой, закурил. После второй затяжки почувствовал легкое головокружение, которое вскоре прошло.
Когда закуривал, тайком бросил взгляд на девушку, отчего-то вспомнилось, как она фланировала в кафе между столиками, направляясь к ним. У пьяного Германа, помнится, в тот вечер «крышу снесло», он готов был на любые подвиги.
Неделя, проведенная в хирургическом стационаре, словно Люстра Чижевского, наполнила пространство вокруг студента-медика новыми заряженными частицами. Она и его зарядила по-другому. Все стало выглядеть чуть-чуть иначе, нежели до драки. И Анжелика – не исключение.
Вообще-то, это непорядок: неделю с девушкой встречается, а в постель так и не затащил. Хотя есть смягчающие обстоятельства: его чуть инвалидом не сделали.
- Ты как сам-то? Все болит, ноет, наверное…
- Намного лучше, хотя до полного выздоровления еще далеко, - Герман сделал несколько движений туловищем, крякнул от боли и сморщился. – Представляешь, не могу глубоко вдохнуть, кашлянуть. Простреливает так, что в голове мутнеет.
- А ты глубоко не дыши. Лучше почаще, но поменьше.
- Иногда забываюсь, - увидев двух докторов, идущих навстречу по аллее, Герман спрятал сигарету за спину. – Как вздохну, так и вскрикну.
- К тебе милиционер приходил? – сменила тему девушка.
- Да ну его, - махнул он рукой, делая очередную затяжку. – Я сказал, что претензий никаких не имею к нападавшим, заявления никакого писать не буду.
- Ну, и зря. Этих наглецов я хорошо знаю.
- Лучше я с ними потом разберусь по-тихому. Так, как они того и заслуживают.
- Опять драться? Теперь я вижу, что ты поправляешься.
Он выбросил окурок в урну, резко обнял ее за талию, увлек в тень ближайшего тополя, уткнулся носом в растрепавшиеся волосы.
- Там, где такие красавицы, там всегда мужики дерутся, разве нет? Я и сейчас постоянно сдерживаюсь, чтобы не начистить рожи всем, кто на тебя смотрит… Ты обречена на это, как и те, кто с тобою рядом.
- Ты что… собрался делать? - испугалась она. – Тебе нельзя!
- Это местечко я еще в прошлый раз присмотрел.
- Ты с ума сошел! – девушка попыталась расцепить его объятия. – Не можешь подождать несколько дней? Нас могут увидеть!
- А ты не делай резких движений, никто и не заметит. Ты ведь помнишь, мне нельзя напрягаться, иначе костная мозоль в местах перелома разойдется, она еще слабенькая, мягкая, подвижная, учти.
- Я еще тогда, у дома поняла, что ты… бешеный. Тебя клинит иногда, ты перестаешь соображать…
Его предупреждения сработали, она сопротивлялась несильно, как бы понарошку. Все же авторитет будущего доктора – серьезная вещь.
Понравилось? Ставьте лайк, а продолжение - здесь