Судебные процессы о компенсации морального вреда с врачей за оказание некачественной медицинской помощи не привлекают особого внимания. Если конечно в качестве истца не выступает какая-нибудь знаменитость или её родственники. Однако, подобные тяжбы, как правило, не влияют на развитие законодательства и не попадают в Обзоры ВС РФ. Как это не странно, но гораздо большее влияние на судебную практику оказывают серые, ничем не примечательные (на первый взгляд) споры. Об одном из таких и расскажу.
Житейская история, превратившаяся в судебную драму
В январе 2013 года житель Нижегородской области вызвал пожилой матери неотложку. Врач осмотрел женщину и поставил предварительный диагноз — «острое нарушение мозгового кровообращения». Бригада оказала пациентке медицинскую помощь. При этом врач указал на необходимость госпитализации, но предупредил, что транспортировка ухудшит состояние. Родственники устно отказалась от транспортировки, а медики не зафиксировали решение в письменной форме. На следующий день пациентке стало хуже, и врачи отправили женщину в стационар. В больнице выставили клинический диагноз — «инсульт, не уточненный, как кровоизлияние или инфаркт». Через пять дней пациентка умерла. Сын запретил вскрывать тело из-за религиозных убеждений. Врачебная комиссия больницы (где умерла пациентка) пришла к выводу, что врач оказал медицинскую помощь в соответствии с действующими стандартами, однако ошибся, решив, что лечение надо продолжать на дому. Больную следовало госпитализировать. Главный врач привлек медика к дисциплинарной ответственности и указал в приказе, что ссылка врача скорой помощи на отказ родственников от госпитализации письменно не зафиксирована. С выводами комиссии согласился и внештатный эксперт Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения, указавший, что «в связи с отказом от госпитализации упущена возможность дальнейшего оказания адекватной помощи». Учитывая мнение комиссии и эксперта, сын покойной отправился в суд и потребовал от больницы компенсацию морального вреда в сумме 2 000 000 рублей.
Типичная позиция судов России
Суд действовал стандартно и вынес типичное решение для подобной ситуации. При наличии спора и противоположных мнений сторон, судья, чаще всего, назначает экспертизу. Заключение эксперта, полученное в рамках процесса, вызывает у судей большее доверие, чем иные доказательства. Ведь эксперт несет уголовную ответственность за дачу заведомого ложного заключения (ст. 80 ГПК РФ). Поэтому суд и назначил по ходатайству истца судебно-медицинскую экспертизу. В заключении эксперт указал, что причину смерти пациентки установить нельзя, так как не проводилось вскрытие тела. Пациентка нуждалась в госпитализации. При этом благоприятный исход лечения (читай — выздоровление) был маловероятен. Пожилая женщина страдала букетом хронических болезней и не получала комплексного лечения. Эти заболевания (при отсутствии должного лечения и динамического контроля) ухудшили течение болезни и привели к смерти. В такой ситуации решение врача скорой помощи о лечении на дому «без принятия мер для госпитализации не оказало влияния на исход болезни». Иными словами, пациентка все равно бы умерла. Имея на руках такое заключение, 99 судей из 99 откажут истцу в компенсации морального ущерба. Так произошло и на этот раз. Суд отказался удовлетворить требования. Дополнительно судья отметил, что в соответствии со статьей 56 ГПК РФ «бремя доказывания причинения ущерба и причинно-следственной связи между действиями ответчика и причинением ущерба лежит на истце». Истец обжаловал решение, но вышестоящие инстанции оставили вердикт в силе. Тогда сын покойной обратился в Верховный Суд.
Нетипичная позиция ВС РФ
Верховный Суд рассмотрел материалы, остался недоволен позицией нижестоящих судов, отменил решения и отправил дело на новое рассмотрение (Определение ВС РФ № 9 — КГ20 — 5 от 15.06.2020 г.). Мотивируя такое мнение, ВС указал, что экспертное заключение необязательно для суда (ст. 86 ГПК), не имеет заранее установленной силы и оценивается судьёй «по внутреннему убеждению». Верховный Суд отметил нижестоящим инстанциям на то, что суды возложили бремя доказывания причинения вреда на истца, хотя в соответствии со статьей 1064 ГК РФ — это городская больница должна была доказать, что вред причинен не по её вине. Кроме того, судьи Верховного Суда обратили внимание, что врач скорой помощи нарушил Порядок и Стандарты оказания медицинской помощи для больных с острыми нарушениями мозгового кровообращения. Медики не отвезли пациентку в больницу, не провели ЭКГ, не исследовали кровь на сахар. В итоге ВС отправил дело на новое рассмотрение.
Выводы и прогнозы
Это Определение ВС РФ повлияет на рассмотрение данной категории дел. Так, у адвокатов увеличиваются шансы «распотрошить» медицинскую организацию на выплату компенсации. Ведь ВС РФ подчеркнул, что «законом предусмотрена презумпция вины причинителя вреда, которая предполагает, что доказательства отсутствия его вины должен представить сам ответчик». Шансы адвокатов повышаются за счет появления подобного Определения. И хотя в России нет прецедентного права, суды всё равно принимают решения с оглядкой на вышестоящие инстанции. Кроме того, указав на «необязательность» экспертного заключения, полученного в рамках процесса, ВС РФ сделал подарок истцам в части равенства доказательств. Заключения врачебных комиссий и внештатных экспертов, полученные до суда, могут стать основными доказательствами, подтверждающими вину лечебного учреждения.
В свою очередь, в свете приведенного Определения медики станут более скрупулезно соблюдать стандарты, истребовать письменные отказы от госпитализации или настойчиво предлагать транспортировку. Как ни странно, но прямолинейное следование стандартам «отправит на тот свет» несколько десятков пациентов по России. Ведь иногда перевозка больного человека может действительно ухудшить его состояние. Однако этот факт вряд ли остановит врачей. Зато стандарты будут соблюдены. То есть появляется своеобразный конфликт, как в сериале «Доктор Хаус».
Ну и наконец, дело высветило еще одну проблему. Статья 67 закона об основах охраны здоровья № 323-ФЗ разрешает не вскрывать умершего по религиозным мотивам или при волеизъявлении покойного, сделанном при жизни. В то же время закон обязывает проводить вскрытие при наличии ряда условий. К таковым, например, относится смерть пациента, наступившая в период менее одних суток после помещения в стационар. И если истцы станут хотя бы с переменным успехом взыскивать компенсацию с бюджетных лечебных учреждений, то законодатель введет обязательное вскрытие умерших в стационаре независимо от срока пребывания. Согласитесь, ситуация выглядит нелепой, когда истец требует возмещение вреда, судья назначает экспертизу и ставит вопрос «какова причина смерти», а эксперт преспокойно пишет в заключении, что «истинная причина смерти устанавливается только при судебно-медицинском (патолого – анатомическом) исследовании трупа. После наступления смерти такое исследование проведено не было, что не даёт сделать вывод об истинной причине смерти». Если не ошибаюсь, то в США, где такие дела встречаются часто, патолого-анатомическое исследование человека, умершего в больнице, происходит в обязательном порядке. Это делается на случай подачи иска со стороны родственников покойного и для выявления врачебных ошибок. По-видимому, Россия пойдёт по этому же пути.