Знаменитые строчки Некрасова «Учитель! перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени!», как правило, вырывает кто ни попадя из контекста комедии «Медвежья охота». Некрасов вкладывает их в уста Мише, согласно ремарке: «плотному полнолицему господину, лет 45, действительному статскому советнику». К сему портрету автор добавляет: «Служит…Здоров до избытка, шутник и хохотун».
Хохотун Миша со своим приятелем обложили медведя, но покуда зверь в берлоге, они принялись рассуждать о (о девушках? – ошибаетесь!) либерализме, гласности и свободе. И вот тут возникает Белинский. Внезапно, словно медведь!
Если бы какой-нибудь Миша-хохотун об эту пору выйдет на медведя, то можно и не сомневаться - рассуждать на охоте не то, чтобы там о Белинском, ну хотя бы о Басинском или Варламове, ему не грозит. Если это, разумеется, не Михаил Тарковский…
Да бог с ними, с Белинским и Некрасовым, а заодно с Мишей и медведями.
Весьма возможно, Некрасов ставил вполне прагматические задачи – снискать славу комедиографа и заработать деньжат.
Чем не поворот сюжета?
А Белинский – ну так, к слову пришелся, а не то критика обвинила бы автора в легкомыслии.
А вот об учителях, школе – кто слово замолвит, чтобы не вполне психоделически, как у Гай Германики, а весело и не так глупо, как в «Большой перемене»?
Вот, кстати, а ведь замечательный фильм Алексея Коренева, но он сейчас смотрится, как далекое ретро о декабристах или туда дальше. Тогда рабочий человек, пресловутый пролетариат, которым поначалу клялись на алтаре революции, а потом выбросили на мусорную свалку, нуждался в интеллектуальной подпитке и получил ее весьма ненавязчивым и остроумным способом: Ганжа, Светлана Афанасьевна, Ляпишев, Александр Петрыкин.
Помните, как Александр Трофимович (в исполнении неподражаемого Ролана Быкова) грозится сделать из Ляпишева не просто человека, а совершенного человека, и при этом демонстрирует оболтусу Генке Ляпишеву изображение бога Аполлона, как образец для подражания. Затем таскает его с собой в кино, театр, на лекцию, в планетарий и т. п. — для «повышения культурно-образовательного уровня».
Ну кто, скажите, кто сегодня будет таскать своего ученика в музей о показывать ему Аполлона?
Про кино я промолчу…
А Нестор – ведь он просто святой. И хотя таких Несторов Петровичей в жизни и тогда не было и сейчас нет, но у того, кого не трогает этот почти гимн самопожертвования школе и ученикам, нет сердца!
Литература о школе тоже как-то усохла. А то, что осталось, какая-нибудь Берсенева, жалкое зрелище.
На закате советской эпохи была «Работа над ошибками» Полякова, эта книга нынче прочно забыта. А теперь…опять Поляков, «Одноклассники». Никто, конечно, не запретит Юрию Михалычу быть драматургом, но ведь все равно нету хорошей книги, пьесы, драмы о школе.
А может быть и хорошо, что нет. И не надо. А не то ведь обязательно, как обычно у нас, благая затея обернется какой-нибудь нехорошей.
Будем лучше вспоминать о школе, 1 сентября, запросто и душевно, как о первой любви, которая никогда не повторится.
Да здравствует романтически-безумный треп, согбенная фигура первого учителя, который втуне пытался посеять в моей душе разумное, доброе, вечное. Так старался, что меня 1 сентября всегда прохватывает ностальгическое слабоумие. Слеза наворачивается, как только услышу «первый раз в первый класс»…», учат в школе, учат в школе!»
Да чему там учат? А – «книжки добрые любить и воспитанными быть!». Ведь это – прекрасно и неповторимо, мимолетно, как первая влюбленность. В горле комок, слезы и хочется, чтобы опять «первый раз в первый класс», а то все так сложно пятьдесят лет спустя.
А там, в начале 70-х, я стою на линейке в мышиного цвета костюмчике и чей-то веник с гладиолусами нещадно хлещет меня по физиономии. А где-то папа с мамой, папа с фотоаппаратом, а мама с тревожной улыбкой, щелкает затвор «Зенита», и я навсегда остаюсь со скособоченным лицом. Не хочу учиться, а хочу… Правильно – жениться, это Фонвизин, но это будет позже, когда я буду выбирать себе жен исключительно из будущих и несбывшихся учителок. Потому что 1 сентября - оно - незабываемо!