Мои мама с папой очень любили друг друга. Так, наверное, сейчас любить уже почти никто не умеет, а может быть и есть ещё такая любовь. Полненькая, белокожая рыжая ведьма, думаю, так и осталась в папиной памяти красавицей, иначе как объяснить эту истинную мужскую любовь? К уже очень полной и очень нездоровой женщине, которой мама была последние десять лет.
Тяжёлая степень диабета у неё была... Полное лишение зрения на один глаз, сильнейший лимфостаз - ступни и голени были напитаны водой до такой степени, что она почти не могла наступать на ноги. Но! Были и светлые дни, когда отёки чуть спадали и они выходили гулять. Вместе, держась за руки. Я как-то наблюдала за ними - они шли медленно, в темпе,в котором могла идти мама, у неё все время спадал гольф с одной ноги и отец наклонился - поправлял. Много раз, без раздражения и суеты. Они останавливались - он наклонялся. Чуть пройдут, опять. Я глаз не могла оторвать от этой картины, наконец у мамы кончилось терпение, она села на лавку, стащила гольфы и выбросила их в урну...
А массаж... Отец называл это действо "процедурки", он совершал его каждое утро, днем и каждым вечером. Несмотря на бурные протесты мамы, которая до своих достойных лет сохранила дух бунтарки и красавицы-авантюристки. Но, преодолевая её сопротивление, он настойчиво усаживал свою рыжую колдунью, измерял ей давление, сахар, записывал все в толстую тетрадь, приносил инсулин, следил, чтобы она тщательно протерла спиртом место укола, потом делал массаж ступней и больной поясницы. И так каждый день. Каждое утро, в обед и вечером. Пятнадцать лет...
А ещё я своими глазами видела в его глазах восторг, когда мама, с трудом опираясь на палку, в новом платье и новых серёжках, которые он ей подарил, стояла перед зеркалом. Он любовался ею. Истинно и искренне, смотрел на неё так, как смотрит любящий мужик. С восторгом...
Правда, никогда не дарил маме цветы. Дарил украшения, дарил шубы,а вот цветы - нет... Вот не знаю почему. Правда, у мамы - учительницы, цветов всегда было море, но она хотела его пробить. Ругалась и обижалась, устраивала бемс, тогда он шёл и покупал букетик. Но сам - никогда...
... Когда мама ушла, я думала, он не выживет. В день её смерти, в больнице, ему отдали её украшения, он сжал их в руке, и я с трудом разжала кулак, чтобы их забрать. Он почти ничего не видел, смотрел в одну точку и только шептал всю дорогу, пока мы ехали в машине оттуда, с того страшного места, где осталась мама, повторял одну и ту же фразу, тихо, почти неслышно - "Боже. Какая боль. Боже, какая боль..." Не знаю, сколько раз... Сто... Двести...
Но папа справился. С момента ухода любимой, смысла его жизни, с которой они прожили чуть более пятидесяти пяти лет, прошло уже четыре года. Папа живёт один, правда на все лето мы забираем его на дачу, полностью обслуживает себя сам, ходит в магазин, готовит себе еду, стирает белье в машинке. Наше с мужем присутствие в своей квартире, переносит, но я чувствую, что дня через три он уже хочет остаться один. В квартире он все оставил, как было, не тронул ничего. В спальне мамин портрет, везде на стенах её фотографии. Он живёт странно, отрешенно, почти бирюком. Ничего не хочет, почти ничем не интересуется, оживает немного летом, когда заселяется в свою комнату на нашей даче и тихонько тюпает по участку. То там что-то вскопает, то в другом месте. Вырежет старые побеги у смородины, прополет клубнику. А потом опять уйдет к себе, включит телевизор и часов по пять не выходит...
На даче в его комнате тоже везде мамины портреты. И у его кровати, на тумбочке. И около этого портрета всегда стоят цветы. Он сам их нарезает, ставит в вазочку, меняет воду. Чуть подвянут, ставит новые. И всегда, каждый месяц, в день её смерти, зажигает свечу. В этот день он почти не выходит из комнаты. Просто сидит и смотрит на мамино лицо. И тихонько что-то шепчет...