Найти тему

Термидор Андрея Кузнецова. Новый поворот. Расследования.

Начало - здесь. Предыдущая глава - тут

Утром Синцов с группой захвата ворвался в кабинет первого секретаря Панинского райкома Болдырева. Сбитая с ног секретарша пытавшаяся воспрепятствовать прорыву в кабинет, лежала на диване и тихо всхлипывая, размазывала слёзы по лицу.

В задымленном папиросами кабинете находилось семь человек, Болдырев проводил какое-то совещание. Видимо шум устроенный чекистами в приёмной дал время и возможность заседавшим в кабинете подготовиться к вторжению нежеланных гостей. Как только Синцов и трое бойцов ворвались в кабинет, их встретили семь направленных на них стволов. Болдырев, взяв на себя роль старшего, скомандовал замершим от неожиданности чекистам:

- А ну руки в гору, оружие на пол и потихоньку встаём на колени.

- И без глупостей, а то перемочим всех, - для верности добавил первый секретарь.

- А ты, Болдырев, что до райкома в налётчиках ходил? - опускаясь на колени с поднятыми руками, спросил Синцов.

- Ты, мусор, полегче на поворотах-то, а то нервы у меня ни к чёрту стали, пальнуть могу невзначай, - отреагировал Болдырев.

- Послушай, Болдырев, я представитель НКВД СССР с чрезвычайными полномочиями. То, что ты сейчас вытворяешь, ставит тебя и твоих помощников вне закона. Вы же всё равно уйти не сможете, райком окружён. Не дури, сдавайся, если послушаешь, сохраню тебе и твоим нукерам жизнь.

- Ага, сохранишь и будешь из меня жилы в камере тянуть. Я что, по-твоему, дурак и ничего не понимаю? Так у нас хоть шанс есть, а сдадимся всё одно конец, да только конец мучительный. Так что если жить хочешь, дай нам уйти.

- А иди, что я тебе сейчас сделаю? На коленях да с поднятыми руками. А ты иди, я тебя предупредил, всех предупредил, - добавил Матвей.

- Андреич, а ну глянь, что там, - скомандовал Болдырев одному из своих, мотнув головой в направлении двери.

Андреич обошёл стоявших на коленях с поднятыми руками чекистов и выглянул за дверь в приёмную. Тут же отпрянул назад, закричав:

- Засада!

Дальше всё происходило как в замедленном кино.

Чекисты, находившиеся в приёмной, ринулись в кабинет. Болдырев со своими людьми начал палить по двери. Присутствие не успевшего убежать от дверей Андреича сыграло с болдыревцами злую шутку. Опасаясь попасть в своего товарища все немного замешкались, что дало возможность Синцову и троим бойцам, стоявшим на коленях, перегруппироваться, упав на пол и достать оружие. Так что к тому моменту, когда пули, выпущенные болдыревцами, достигли дверей, Матвей уже катился по полу, вытянув правую руку, и нажимал на спусковой крючок револьвера. Примерно то же самое проделывали и трое других чекистов. Когда пули болдыревцев вырывали из дверей щепки, впиваясь в тело чекиста первым подбежавшего к двери, пули выпущенные Синцовым и его людьми начали достигать местных райкомовцев. Трое болдыревцев упали, но остальные перенесли огонь на атакующих. Двое из чекистов тут же получили по несколько пуль и замерли. Стрельба продолжалась ещё пару секунд и наконец, всё замерло.

Когда Синцов оглушённый пальбой пришёл немного в себя, взору открылась картина полного разгрома кабинета первого секретаря и лежащие в разных позах райкомовцы. Осмотрев тела, чекисты обнаружили одного живого, им оказался тот самый Андреич, по иронии судьбы спасший Синцова и погубивший своих товарищей. Со стороны чекистов трое было убито наповал, ещё трое получили ранения. Матвею повезло - пули обошли его стороной.

***

Синцов наседал на перемотанного бинтами Андреича. Тот лежал на диване и стонал, две пули вошли ему в правое плечо к счастью, не задев жизненно важных органов. Прибывшие на место побоища врачи оказывали раненым помощь, одного из чекистов уже отправили в больницу, двоих других лишь перевязали, обработав раны. Андреича тоже нужно было госпитализировать, но Синцов выгнал врачей из кабинета, дав слово, вернуть им раненого через пять минут.

- Почему оказали сопротивление?

- А что было делать? Нас же предупредили, что московские чекисты в области зверствуют, под Канцельсона копают, - лепетал полуживой Андреич.

- Сказали, что берут всех подряд и пытают их, на первого секретаря обкома показания выбивают.

- Подожди, а кто сказал-то?

- Да сам Михаил Ефимович и позвонил. Сказал, что его из Москвы верный человек предупредил.

- О чём предупредил?

- Так о том и предупредил, что к нам в область бригада Ежова приехала, что им кровь из носу надо Михаила Ефимовича снять, арестовать и в Москву увезти. Ежов, мол, товарищу Троцкому уже доложился, что Канцельсон враг и теперь приказал любым способом добыть показания. Чтобы, значит, товарищ Троцкий поверил. Вот эта бригада и рыщет по области и если они к нам в райком придут, то почитай всё пропало - ни за что ни про что схватят и будут на Канцельсона показания выбивать.

- И что? Вы, значит, решили отстреливаться?

- Так Михаилу Ефимовичу из Москвы наказали, чтобы, значит, этих чекистов московских… ну, то есть вас самих арестовать и тогда бы там, в Москве можно было бы с Ежовым вопрос по Михаилу Ефимовичу пересмотреть.

- Чего же палить начали?

- Не успели мы подготовиться, только обсуждать начали… вон и начальника НКВД нашего местного пригласили, а тут вы. Растерялись мы. Вот Болдырев и решился.… Да неудачно.

- Кто этот человек из Москвы?

- Не знаю, да и кто мне скажет, это Михаил Ефимович только знает.

- А кто у вас в Чернавке прятался?

- Не знаю, клянусь, не знаю. Туда машина обкомовская вчера ездила, а для чего понятия не имею. Они по дороге к Болдыреву заезжали, но кто именно я не видел. Машину возле райкома заприметил, спросил потом, но сказали, что не моё дело.

- Кто сказал?

- Так Болдырев и сказал.

- А с трупа не спросишь, да? Номер-то хоть запомнил?

- А на что мне его запоминать? Машину-то я и так знаю, водителя кажется, Володей зовут…

***

Первого секретаря Воронежского обкома Михаила Ефимовича Канцельсона взяли в тот же день - 26 ноября прямо на рабочем месте в обкоме.

***

Синцов прохаживался по небольшой комнате, перешагивая через разбросанную на полу одежду, простыни и прочие предметы домашнего обихода. Обыск в доме Болдырева подходил к концу, но результат был нулевой. Впрочем, один результат всё же был. Теперь Матвей был на все сто процентов уверен, что Болдырев не имел к рептилиям никакого отношения. По крайней мере, ещё ни одно жильё пришельца да ещё занимающего ответственный пост не было таким убогим. Во время скоротечного контакта с болдыревцами он ничего не успел понять, направленные в лицо пистолеты на время лишили возможности видеть рептилий. Оставшийся в живых Андреич точно был человеком, а остальные уже стали трупами и ничего не могли о себе «рассказать».

Обстановка в доме напоминала спартанскую, одежды и белья было настолько мало, что всё нажитое уместилось на небольшом участке пола. Сваленные в кучу юбки, брюки и рубашки не говоря уже о верхней одежде, были самыми простыми доступными любому малоимущему представителю трудового крестьянства. Ни роскоши, ни спрятанных золотых червонцев, ни предметов антиквариата ничего этого не было в помине. Единственное, что отличало этот дом от любого бедняцкого двора - были книги. Книг хранилось довольно много, здесь были и Фенимор Купер, и Артур Конан Дойл, и конечно работы Маркса, Ленина, Троцкого. Были среди прочего и работы Бухарина, что отметил Матвей, но учитывая, что по правым удар только готовился, никакой крамолы они пока не представляли.

Новый поворот...
Новый поворот...

Жена Болдырева, сгорбившись, сидела на полуразвалившейся древней тахте и безучастно смотрела на происходящий в доме бедлам, никак не реагируя на действия чекистов даже когда один из них бесстыже рассматривал на свет её нижнее бельё.

Синцов подошёл к столу, где один из подчинённых вёл протокол. Присев рядом, Матвей сосредоточился на просмотре фотографий. Их, как и у любого уважающего себя коммуниста было множество. Среди горы фотоснимков Синцов неожиданно для себя, обнаружил несколько довольно свежих, на которых были запечатлены Болдырев с женой, Горовой, Костромин и уже покойный Михайлович. На некоторых снимках мелькал и первый секретарь Воронежского обкома Канцельсон.

Интересно, что побудило их фотографироваться ведь в розыске же. Неужели потребность запечатлеть себя перекрывает всю осторожность, весь здравый смысл не мог понять беспечность этих людей Синцов.

Наконец обыск был завершён. Не считая найденных Матвеем фотографий, чего-то другого представляющего интерес обнаружить не удалось. Старший опергруппы закончив все формальности, предложил гражданке Болдыревой собираться. Синцов отменил распоряжение чекиста и отправил оперативников во двор покурить, а сам подошёл к молодой женщине.

Светлане Болдыревой было не больше тридцати, худое лицо с тонким носом и губами, затянутые в тугой узел каштановые волосы и огромные карие глаза, смотревшие в никуда из-под круглых очков. Что естественно она была человеком.

- Светлана, Вы меня слышите? – поинтересовался Синцов.

- Да-да, конечно. Мне уже собираться?

- Давайте сначала поговорим, а собраться никогда не поздно тем более в наше ведомство.

- Хорошо, как скажете, мне скрывать нечего.

- Вот и отлично, расскажите о себе…

В течение двадцати минут Синцов терпеливо слушал исповедь-отчёт этой двадцатидевятилетней женщины, преданной большевички всё своё время посвятившей делу Мировой Революции готовой отдать жизнь за Партию и товарища Троцкого.

Ещё утром её упорядоченная полная высшего революционного смысла жизнь была ясна, понятна и счастлива. Сейчас же всё в одночасье рухнуло. Все надежды, все мечты… всё было уничтожено и растоптано. Ради служения делу Революции она отказалась от всего и теперь, оказавшись женой врага, потеряла смысл дальнейшего существования. Удар был настолько силён, что оправиться от него уже не было никакой возможности. Её муж, её товарищ и пламенный борец за дело Коммунизма оказался врагом. Да не просто врагом, а настоящим террористом, поднявшим руку на передовой отряд Партии, на доблестных чекистов. И она, жившая с ним бок о бок, знавшая все потайные уголки его сердца, оказалась слепа и жестоко обманута. Она не разглядела притаившегося врага, она не предотвратила беды, а значит и она виновна в смерти чекистов, она такой же враг, как и предавший её муж.

Наконец выговорившись, Болдырева замолчала, и уже осмысленно поглядев на Синцова, произнесла:

- Арестуйте меня, не могу я так жить, арестуйте и расстреляйте. Нет таким места в светлом будущем.

- Не торопитесь, Светлана, расстрелять Вас может только суд, если сочтёт Вашу вину в контрреволюции доказанной. Оставим это следствию, меня же интересует несколько другое и зависимости от Вашей искренности будет ясно насколько Вы готовы искупить свои ошибки.

- Я готова, готова искупать любой ценой! Меня не интересует жизнь, я хочу лишь одного… Я хочу быть хоть в чём-то полезной. Быть полезной Партии и Революции.

- Тогда вот посмотри, кто здесь рядом с тобой и мужем? – Синцов передал несколько фотографий Светлане.

- Это друзья Михаила Ефимовича, вот Борис Алексеевич, вот Виталий, вот Дмитрий Антонович. Они к нам на отдых приезжали, хотели в деревне пожить, отдохнуть от работы, от ежедневных забот.

- У вас там, в Чернавке, мёдом намазано? Зачем туда отдыхать ездить?

- Этого я не знаю. Если честно, сама удивилась, когда муж о них говорил.

- А что муж-то говорил? Вспомни.

- Ну… Что говорил?… Что друзья Канцельсона… Что начальники… а Дмитрий Антонович какой-то большой военный командир. Да все, пожалуй, он сильно-то о них не распространялся…

Синцов ещё некоторое время пытался выжать из Болдыревой информацию о разыскиваемых. Заходил с разных сторон, но кроме уже полученных сведений, ничего нового так и не узнал.

***

Вечером Синцов принял приглашение исполняющего обязанности начальника районного НКВД попариться в баньке и пообщаться в более тесной обстановке.

Журавлёв Семён Данилович пришёл работать в органы по комсомольской путёвке в тридцать пятом году. Служил помощником уполномоченного Панинского РО НКВД, звёзд с неба не хватал и даже не предполагал, что буквально через два года будет уже руководить этим отделом. Но тревожное время всё решило само, и в начале ежовских чисток он попал, как говорится в струю и с помощников уполномоченного взлетел до заместителя начальника районного отдела. Такой карьерный рост объяснялся просто - Журавлёв имел законченное среднее образование и не запятнал себя связями с чекистами - выдвиженцами смещённых наркомов. До работы в НКВД, председательствовал в комсомольской ячейке ВоенПроизКома имени тов. Петерсона. Был проверенным комсомольцем и верным ленинцем-троцкистом. Иными словами по всем параметрам подходил под новый ежовский набор должный полностью заменить старые скомпрометировавшие себя кадры.

Напарившись в бане, Синцов и Журавлёв сидели за столом, и пили из гранёных стаканов самогон. Закуска была простая, но сытная и натуральная. Солёные огурцы, сало, квашеная капуста, грибы, репчатый лук и конечно деревенский хлеб. Журавлёв уже порядком набрался, поэтому особенно не осторожничал, говорил то, что было на уме. С нескрываемой гордостью рассказывал о своей героической борьбе с контрреволюцией, подробно перечислял разоблачённых врагов. С нескрываемой неприязнью говорил о ныне покойном начальнике Панинского НКВД, которого, оказывается, подозревал всегда, но не имел достаточных доказательств вредительской работы последнего. Сетовал, что не успел разоблачить его самостоятельно, призывал Синцова за эти промахи отдать себя под суд. Но тут же менялся и, оставив самобичевание, переключался на клятвы и обещания извести всю контрреволюционную нечисть в районе.

- Ты вот знаешь, Матвей Фадеич, сколько тут заразы этот гад Болдырев расплодил? А наш бывший начальничек-то в холуях у этой контры ходил. Да знаешь, сколько они тут вредительств допустили? Эх, не поверишь, Фадеич, как руки у меня чешутся. Но ничего, щас я возьмусь за их гнёзда змеиные, железом калёным буду гадин выжигать. Теперь они у меня вот где, - показывал Журавлёв свой кулак Матвею.

- А что у тебя сведения по конкретным врагам есть?

- Ха! Сведения! Да они тут все в одном клубке сплелись, любого бери, не ошибёшься.

- Ты погоди, Семён, не торопись, у меня тут есть своя задумка. Я пару деньков поработаю, посмотрю на ваших местных начальничков, проверю кое-что, а потом уж тебе фамилии назову, кого арестовывать и колоть. Как тебе моё предложение?

- Фаде-е-и-ич! Да я в лепёшку расшибусь, но всё в лучшем виде сделаю, можешь на меня рассчитывать! Я ведь свой в доску! Я же знаю, ты по поручению самого железного наркома, самого Николая Ивановича прибыл. А я знаешь, как его уважаю?! Да я за него глотку любому перегрызу!

- Ну, любому-то не надо, ты свою злость лучше на врагов оставь.

- За это даже не переживай, всё в лучшем виде сделаю. Лично буду этих сук допрашивать, у меня свои методы убеждения есть, сам лично придумал! Я тебе их в действии покажу, чтобы знал ты, каков есть Семён Данилович. Чтоб не было ни у тебя, ни у товарища Ежова недоверия ко мне.

- Хорошо-хорошо, покажешь. Ты лучше для начала скажи, у вас в отделе есть, кто ещё не подчищен был? Кто с бывшим вашим начальником дружбу внеслужебную водил?

- Есть такие, Матвей Фадеич, ей-богу есть.

- Ты что, Журавлёв, ополоумел?! Какого ты бога вспомнил, ты большевик или как?

- Прости, Матвей Фадеич, сорвалось, не повторится больше. А гады недобитые у нас есть, немного, но есть.

- Вот и отлично, ты тогда завтра с них и начинай. Арест по всей форме и следствие тщательное и справедливое, чтобы ни одна сволочь от наказания не ушла. Сам понимаешь, заговор здесь нужно вскрыть. Если уж они на открытое вооружённое сопротивление пошли, значит, всё здесь прогнило. И самое главное! Как нам известно, всем этим заговором руководит первый секретарь Воронежского обкома.

- Что? Неужели сам Канцельсон?

- Он! Так что работать с арестованными придётся в этом направлении, понимаешь?

- Понимаю, не беспокойся, товарищ Синцов …

***

Вообще всё, что произошло за последние дни, было настолько из ряда вон выходящим, что чтобы как-то сгладить ситуацию, нужны были результаты. Ежов рвал и метал. За какие-то два дня при нулевых результатах: Горовой с Костроминым ушли, а Михайловича застрелили, было уже убито четверо чекистов, один тяжело ранен и ещё трое получили лёгкие ранения. Практически вся опергруппа ГУРБ была выведена из строя.

Поэтому просто так спустить всё на тормозах было невозможно. Нужны были впечатляющие показатели, нужен был настоящий заговор во главе с первым секретарём обкома и возможно даже выходом на Москву. Только так можно было нивелировать полностью проваленную операцию главного управления ревбезопасности.

И если по Канцельсону никаких сомнений не возникало, то в отношении Болдырева и других покойников всё выходило не совсем однозначно. Если быть до конца честным, то здесь имела место хорошо организованная провокация, приведшая к кровавым последствиям. Возможно, Болдырев и не был вовлечён в заговор, а просто исполнял волю первого секретаря обкома. Ну, никак он не походил на заговорщика с его спартанским бытом и чокнутой на Мировой Революции женой.

Впрочем, всё это были только рассуждения Синцова, реальность же была такова, что и Болдырев, и другие райкомовцы оказали вооружённое сопротивление, убив трёх чекистов Центрального аппарата, а значит, просто не могли не быть вовлечены в антисоветский заговор. Как ни крути, а от Синцова требовалось этот заговор раскрутить, для начала здесь в Панино, а уж затем перейти на Воронеж. Так что новый исполняющий обязанности начальника Панинского НКВД Журавлёв с его неуёмным желанием разоблачать врага был как никогда кстати.

Единственное, что решил твёрдо сделать Синцов, так это извлечь максимум пользы из этой неоднозначной ситуации. Под этот заговор Матвей решил почистить всех рептилоидов окопавшихся в Панино. С остальными, по его задумке, должен был разобраться Журавлёв.

***

Последующие три дня Синцов полностью посвятил себя выявлению окопавшихся пришельцев. Лично посетил все партийно-хозяйственные органы района, побывал в колхозе, на производстве, в коммуне. Несмотря на довольно интенсивный график и огромное количество народа, прошедшего перед чутким взором Синцова, улов был минимальным. Всего было опознано пять рептилий, которые тут же были арестованы и переданы в распростёртые объятия работников Панинского НКВД и лично товарища Журавлёва.

Сам исполняющий обязанности главы местного НКВД, как и обещал, развернул бурную деятельность и ко времени отбытия Синцова в Воронеж, уже арестовал около сорока человек. И даже успел добыть показания, обличающие первого секретаря Воронежского обкома во вредительской и заговорщической деятельности.

Доложившись Ежову о кипучей деятельности местного очищенного от врагов НКВД, Синцов выехал в Воронеж. Его поредевшая в перестрелках опергруппа выдвинулась в Москву, забрав с собой четыре гроба с павшими в бою товарищами. Синцов же ограничился водителем ЗИСа и двумя бойцами.

***

Матвей Фадеевич раскурил очередную папиросу и осмотрелся. Следственный кабинет в подвале Воронежского УНКВД мало чем отличался от других таких же кабинетов, в которых Синцов провёл довольно большой период своей жизни. Перед ним на прикрученном к полу табурете сидел рептилоид, известный в Воронеже, как Михаил Ефимович Канцельсон - бывший вождь воронежских большевиков, а ныне арестованный и разоблачённый враг.

Начальник Воронежского УНКВД, он же один из братьев Ордена уже успел доложить Синцову обстановку в Воронеже, где активно шли аресты подельников Канцельсона. Среди них, как и ожидалось, было немало рептилий. Сам же Михаил Ефимович оказался далеко не стойким врагом и уже через сутки после ареста признался в своей заговорщической и вредительской деятельности. Полностью подтвердил версию следствия о своём руководстве местным антисоветским подпольем и созданием боевых террористических групп. Дал показания, назвав многих членов своей контрреволюционной организации. Так что работы местным чекистам хватало за глаза, не успевали арестовывать.

***

- Из рабочего кабинета на втором этаже изъяты: три картины, размером…, две фарфоровых вазы с изображением драконов. В столе в верхнем выдвижном ящике изъяты шестьдесят монет из металла жёлтого цвета с изображением профиля человека, двуглавого орла и надписью «10 рублей 1900 г.». Денежные купюры достоинством 100 долларов США в количестве двухсот пятидесяти штук… В комнате на втором этаже, слева от рабочего кабинета изъято… В шкафу: шкуры из меха коричневого цвета - двадцать штук, из меха серого цвета – двадцать пять штук. Из сейфа изъято: кольца из металла жёлтого цвета – тридцать две штуки, серёжки из металла жёлтого цвета с камнями зелёного цвета – пять пар. Часы из металла жёлтого цвета – семь штук… И так далее, и тому подобное, - Синцов читал вслух протокол обыска в доме первого секретаря Воронежского обкома.

- Что Вы, Михаил Ефимович, можете пояснить по изъятым у Вас ценностям?

- Что пояснять, Матвей Фадеевич? Всё ведь и так понятно. Так к чему Вам всё это? Оставьте вашим следователям, Вы же не за этим приехали.

- Не за этим.

- Я же всё признал, все бумаги подписал. Полностью согласился, что здесь в Воронеже я руководил антисоветским террористическим заговорщицким центром, что хотел умертвить товарища Троцкого и всё Политбюро вместе взятое.

- А что разве всё было не так?

- Слушайте, Матвей Фадеевич, у меня к Вам предложение. Давайте я обо всём честно без утайки расскажу, а Вы в свою очередь поможете моей семье. Моя жена и старший сын арестованы, и я не понимаю за что, они ведь совершенно не имеют отношения к моим делам. Освободите их, и я расскажу всё что знаю.

- И про инопланетное вторжение расскажите?

- Что???

- Про рептилоидов.

- Каких рептилоидов? Послушайте, Матвей Фадеевич, если Вы решили так пошутить, то поймите мне не до шуток я и так уже фактически труп, но у меня есть цель - спасти свою семью. Если для этого нужно стать каким-то рептилоидом… Что ж… Я готов, но это будет намеренная ложь. Я же Вам предлагаю рассказать всё, что знаю без утайки, то, что я бы никогда не рассказал кому-либо другому.

- Даже следователю?

- Я знаю, что нужно от меня следователю, и я ему это даю. Это не значит, что я с ним до конца откровенен. Да что мы с вами как мальчишки препираемся! Я же знаю, что Вы всё равно согласитесь, любой бы на Вашем месте согласился… услышать всю правду от одного из организаторов заговора. Так Вы согласны с моим предложением?

- Хорошо, согласен. Я лично поговорю с товарищем Ежовым, чтобы освободить Ваших родных.

- Слово?

- Всё решили, давайте ближе к делу. Где Горовой и Костромин?

- Точно не знаю, но могу предположить, что в Средней Азии, а точнее где-то в Дюшамбе у первого секретаря Амирова.

- Почему именно там?

- Амиров человек Огневого. Причём преданный ему до гроба.

- Как они попали в Чернавку?

- Огневой приказал спрятать, вот я и спрятал.

- У Болдырева?

- У него. Он конечно от заговора далёк был… просто мне многим обязан, мой выдвиженец. Это я его сделал - своими собственными руками, так что он за мной куда угодно был готов идти. Считал меня идеалом ленинца-троцкиста, ха-ха… Извините, не угостите папиросой?

- Пожалуйста, курите.

- Когда стало известно, что к нам выехала группа задержания во главе с Синцовым, то Огневой приказал нейтрализовать эту группу, и я должен был устранить Вас опять же по его приказу.

- А кто предупредил о нашем приезде? Огневой?

- А кто же ещё? Конечно он.

- И меня он приказал устранить?

- Да! Он сказал, что Вы самый опасный в окружении Ежова и от Вас просто необходимо избавиться.

- А как собирались нейтрализовать остальных?

- Я рассказал Болдыреву, что под меня копает Ежов и что отправил к ним группу захвата с целью захватить Горового и Костромина, которые сейчас в опале из-за интриг Ежова. Заодно московские чекисты должны были арестовать всех райкомовцев и пытать их, выбивая показания на меня. Болдырев с местным начальником НКВД, он тоже мой старый выдвиженец, должны были арестовать вас всех за превышение власти. Для этого Михайловичу поручили устроить в Чернавке небольшой теракт и обвинить в этом вашу группу. Но всё пошло не так, вы прибыли на сутки раньше, чем говорил Огневой и весь план провалился.

- Ну, а если бы всё получилось?

- В случае успеха Огневой должен был решить всё в Москве и меня бы оставили в покое, он так обещал. Выхода другого у меня не было, я был слишком замаран и если бы меня не взяли как заговорщика, то перерождение, разложение и бюрократизм у меня как говорится на лбу написаны. Весь партийно-советский аппарат в области мои выдвиженцы, пролезшие на посты только благодаря мне. Так что если нового начальника НКВД я ещё мог сдерживать, то с вами бы уже не справился.

- А какие инструкции были в случае провала?

- Если что-то пошло бы не так, как собственно и случилось, я должен был молчать о главном и признать все обвинения, не называя имени Огневого. Он бы всё равно меня вытащил, так он обещал. Но теперь я понимаю, что Огневой меня подставил и что называется - пустил в размен.

- Огневой главный или кто-то есть над ним?

- Нет! Вряд ли… Огневой бы такого не допустил. Он не может подчиняться, он должен быть всегда выше всех. Но это внутри, а снаружи он хорошо умеет маскироваться и всегда остаётся в тени. Для вида легко принимает чьё-то верховенство над собой, но это только для того, чтобы достичь своей цели. Огневой страшный человек, мы все не без греха, но он…

- То есть он и есть настоящий главарь заговора?

- Да.

- Ну, давай, рассказывай про заговор.

- Про заговор? Заговор действительно существует, а зарождался он так. Я знаком с Огневым или тогда Купцовым ещё со времен первой революции. Мы были тогда молоды, вместе боролись с царизмом, вместе вели подпольную работу, вместе дрались на баррикадах. Потом Революция, Гражданская война, послевоенная разруха. До Четвёртой Революции вместе работали в Москве, там я познакомился с Горовым и Костроминым. У нас были общие взгляды на жизнь, на власть, на Революцию. Мы считали, что своё уже отвоевали, взяв власть в свои руки и сохранив её в войне и разрухе. Мы были в первых рядах, мы шли на каторги и в тюрьмы, мы теряли своих товарищей. Почему же мы должны стать как все? Почему мы должны быть наравне с теми, кто отсиживался по домам, кто пришёл на всё готовенькое.

- Да! Коммунизм, несомненно, хорошо! Когда от каждого по способностям и каждому по потребностям. Но когда будет этот коммунизм, да и будет ли вообще?! А мы живем сейчас, и я не хочу жить в коммуналке, коих сейчас развелось, что не продохнуть и питаться в общественных столовых. Делание новых людей в коммунах это, наверное, хорошая идея для Мировой революции, но не для нас. Попытка приравнять всех, сделать одинаково бедными, кому она на руку?! Я хочу жить с семьей в хорошем доме, хочу видеть вокруг себя красоту и роскошь! Я всё-таки хозяин области, почему я должен загонять себя в нищету? Кому это надо? Я отдал лучшие годы жизни борьбе за власть и не собираюсь размениваться тем, что заработал! Отдавать всё какому-то быдлу. Да! Я хотел красиво жить, иметь прислугу и я её имел, что там говорить. Вот это нас объединяло, вот за это мы и боролись. Да и сама Мировая Революция - это для бедноты и молодёжи пусть они, если хотят, грезят этим, а мы-то здесь причём?!

- Я понимаю, что говорю вражеские слова, но это правда. Мы понимали, что ни Сталин, ни Троцкий не дадут нам жить так, как заслужили мы своей борьбой за светлое будущее. Но этого светлого будущего не было! И единственное, что нам оставалось - попытаться взять власть в свои руки, точнее в руки Огневого. Вот тогда мы полностью получили бы свою награду за нашу, не побоюсь этого слова, героическую молодость. Мы приняли решение и стали жить так, как этого заслуживали. Этим мы как бы сожгли мосты, поставив себя в такие условия, что для того чтобы выжить мы должны были идти до конца. Так родился наш заговор.

- Его центром, его организующим звеном был, несомненно, Огневой. Он кстати единственный из нас кто вёл с виду правильную жизнь большевика-троцкиста. Но это его сущность - маскироваться и использовать других для достижения своей цели. Костромин возглавлял силовую часть заговора, он должен был выступить и арестовать все Политбюро. Он готовил военных у себя в Белоруссии, там и зародилось боевое крыло заговора.

- А первый секретарь ЦК Белоруссии Шараевич?

- Шараевич? Тот, несомненно, поддерживал наши взгляды и был вовлечён в заговор, но полностью зависел от Костромина и не играл никакой самостоятельной роли.

- Понятно, продолжайте.

- Дальше – Горовой. Борис Алексеевич отвечал за НКВД. Он работал в связке с Зириным, бывшим начальником Восточно-Сибирского НКВД. Их основная задача заключалась в контроле работы ГУРБ, как возможной угрозы заговору. У Зирина были обширные связи как в центральном аппарате ревбезопасности, так и среди начальников местных управлений. У них, кстати, всё получалось довольно чётко. Они даже своего наркома сумели поставить, я имею в виду Белоногова, правда, вот ненадолго.

- Теперь я. На мне была, если можно так выразиться, дружба с так называемой оппозицией. Хотя конечно всякая оппозиционная деятельность в Партии запрещена, но мы же понимаем, что запрет ещё не означает отсутствие. Так вот, я поддерживал отношения и с «ленинградцами» и с правыми.

- Зиновьев с Каменевым и блок Бухарин-Рыков-Томский. Они что тоже были заговорщиками?

- Да ну что Вы, Матвей Фадеевич. Ну, какие из них заговорщики? Неужели Вы всерьёз считаете, что Коля Балаболкин, как его метко окрестил товарищ Троцкий, способен на какие-то решительные действия по захвату власти? Или те же «ленинградцы», которые струсили и предали Ленина в самый ответственный момент в семнадцатом году. Нет, конечно! Всё, на что они способны, это без умолку болтать, возмущаться и лить грязь, критикуя любые решения какой-бы ни было власти. Да ещё плести интриги. Но вот их позиция в случае удачного выступления военных была для нас важна. Всё-таки у них довольно много последователей, особенно у правых. Да и Зиновьев с Каменевым пользуются большой поддержкой в Ленинграде.

- И как бы они повели себя в случае захвата вами власти?

- Как-как, как обычно. Подождали бы, чем всё закончится, и легли бы под победителя. Вот так всё развивалось, и к десятой годовщине Четвёртой Революции должно было всё и произойти. Но вмешался Ежов. Сначала слетел Белоногов, начались чистки в НКВД, арестовали Зирина, провал военных в Минске и Москве, попытка задержания Костромина и Горового - основных силовых руководителей заговора и пошло поехало. Лавина арестов военных и чекистов по всей стране, начали трясти партийную элиту на местах. В общем, о выступлении пришлось забыть и переходить в подполье, но, увы…

- А те, кто арестован по Вашему делу они все участники заговора?

- Те, кого я назвал? Они кончено с одной стороны заговорщики, но с другой лишь мои выдвиженцы, всем обязанные мне люди. Я знаю, что они дают на меня показания. Я прекрасно осознаю, что живым мне из этой передряги уже не выйти. И я, наконец, понял, что Огневой меня предал. Поэтому сейчас я готов подтвердить свои показания на любом уровне хоть Ежову, хоть Троцкому, главное обещайте, что моя семья останется в безопасности...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Это был отрывок из книги "Термидор Андрея Кузнецова"

Книгу можно приобрести тут .

О самой книге можно более подробно почитать здесь