Найти тему

Отрывок из прелюдии к книге "Ожоговая терапия, или Modus operandi" Александра Калько

~ откровение бездомного человека ~

Я оказался на московских уличных просторах, испохабленных нещадным истреблением зелёных насаждений, без денег, без жилья, без работы, без какой-либо регистрации по месту пребывания.

Нет-нет, никто меня не обманывал и не подставлял, а я ничегошеньки не продавал, не проигрывал и не пропивал. У меня изначально не было жилья на территории Российской Федерации. Я принял гражданство, когда проживал в общежитии университета, посчитав, что незачем мне возвращаться в Казахстан, отбирать жилплощадь у трёх родных сестёр, когда я могу на территории России свободно выбирать род деятельности и профессию, распоряжаться моими способностями к труду. Ведь российский паспорт даёт мне de jurе все права и свободы, закреплённые конституцией и законами, и я могу смело реализовывать мои безумно-дерзкие надежды и чаяния.

Фотография автора.
Фотография автора.

Однако очень скоро выяснилось, что паспорт без отметки о какой-либо регистрации по месту жительства де-факто превращает человека в ничтожество, изгоя общества, отщепенца, «настоящий социальный нуль», словом — бомжа, наделённого лишь определённой долей правоспособности, которому по-наглому отказывали в устройстве на серьёзную работу, не выдавали корреспонденцию на Главпочтамте в отделе «До востребования», не оказывали медицинскую помощь в поликлинике, не выплачивали предусмотренное авторское вознаграждение. Как антисоциальному элементу, небезопасно было передвигаться по Москве. При появлении на горизонте полицейского приходилось испытывать жуткое смятение и ужас.

Как свободолюбивого серого волка, которого каждый мог безнаказанно травить и убивать, но на его защиту никто не торопился, включая сердобольных зоозащитники, так и бездомного мог любой разнузданный, нервозный и бесноватый мелкий клерк, уверенный, что за бездомного не заступятся ни государственные учреждения, ни политические партии, ни социальные организации, ни общественные представители, безнаказанно проигнорировать, оскорбить и унизить.

Правда, меня невозможно было преспокойненько удавить, как серого волка, но отнюдь не из чувства нерушимого христианского сострадания, человеколюбия и милосердия. Меня не трогали исключительно из опасения уголовного преследования.

Несмотря на то что время от времени мне удавалось купить законные временные регистрации у приятелей-москвичей (квартирохозяева не желали светиться в полиции), устроиться на серьёзную работу в съёмочной группе, возникал закономерный вопрос: сколько лет мне ещё нужно покупать право легально жить в стране, гражданином которой являюсь на законных основаниях? И почему я должен поощрять должностные лица на незаконные действия? А как же социальная защищённость в старости, в случае безработицы, болезни, инвалидности, производственной травмы, непредвиденных ситуаций? Нынче мне, словно преступнику или нелегалу, было небезопасно передвигаться по стране, дабы не угодить в каталажку. Что же будет, когда я стану дряхлым, немощным и больным?

Становилось вполне очевидно, что в российском обществе XXI века, точь-в-точь как в античные времена, Средневековье и при крепостном праве, существовала группа социально-незащищённых граждан, у которых были ограничены права, так как основополагающим критерием почитания и благоговения для российского обывателя и чиновника оставались чистоган, социальный статус и общественное положение!

Я не закладывал душу, не пил горькую, не кололся, не токсикоманил, не воровал, не побирался, не оказывал разнообразные сексуальные или криминальные услуги; я даже не курил, а меня обзывали «наркоман»,«хулиган», «бандит», «нелегал», «злодей» и, что особенно обидно, «алкоголик»! Хотя у алкоголика было больше прав. Многие пьяницы, обитающие на улице, имели собственное жильё, постоянную прописку и отнюдь не были бомжами. Они были больными людьми, страдающие от запоя, которых благоразумнее было бы исцелить от хмелевика в специализированной больнице.

Даже обывателю с немудреной извилиной в голове становилось очевидно, что хронический алкоголик из ночлежки всё равно сбежит, дабы безрассудно налиться горькой до чёртиков и сдохнуть на улице. Однако соцработники необъяснимо упрямо тащили свихнувшегося от беспробудного пьянства бродяжку в ночлежку и помпезно фиксировали это преступление на телекамеры для умилительных телесюжетов и плановых отчётов.

Ежели я добровольно обращался в ночлежку не как пьянь несусветная, схожая с бесом хоть с боку, а хоть с рожи, не как ворина подлая и не как пакостный косоплётчик, возжелавший чего про запас поиметь, но - по причине бесхитростного катастрофического реального бездомного моего положения, сотрудники московских социальных заведений немилосердно выпроваживали меня прочь, бесстыдно обзывая злокозненным «хитрецом», который, не имея выписки из домовой книги, подтверждающей, что у меня есть жильё, зарится бесплатно попользоваться столичной ночлежкой. Благоусмотрительно безнравственно предостерегали меня не разглагольствовать о якобы попирании конституционных моих прав, а подобру-поздорову улепётывать туда, откуда я прикатил.

А куда мне было улепётывать? Налево? Или - направо? Вперёд? Или — назад? И где мне ночевать?

Приезжий с периферии в любой момент мог свалить на место постоянного своего проживания и спокойненько там отсидеться. Мне же некуда было податься. У меня не было второго гражданства и не было другой страны, которую бы я посчитал родной! У меня не было заначки, которая позволила бы потихоньку свалить навсегда и не было родственников, у которых я мог бы перекантоваться от столичного дискомфорта.

У меня было открытое сердце, чуткая душа, которые ныли от боли, отчаяния, безысходности и несправедливости. Здравомыслящий же мой разум никак не мог взять в толк: почему для бюджета неизмеримо богатого, сказочно необъятного государства, пухнущего от стабилизационного фонда в годы нефтедолларового и газорублёвого процветания, было обременительно гарантировать законопослушному бездомному, проработавшему в самых разнообразных сферах и областях производства и культуры, реальный социальный пакет, как в цивилизованных европейских государствах? Ну, хотя бы не мешали мне спокойно жить, работать и свободно передвигаться по стране, гражданином которой являюсь на законных основаниях!

К чему помпезное олимпийское строительство, показательные боевые учения, оцениваемые по затратам в десятки миллионов долларов, товарооборот с мировыми державами на суммы в сотни миллиардов евро, если отказывают бездомному горемыке в ночлежке даже скудном сухпайке? Ужаснейшая, кровожаднейшая, премерзкая и прегадкая сказочная баба-Яга костяная нога в избушке на курьих ножках, и та вначале радушно приголубит путника, вдосталь накормит странника, напоит, спать уложит, а затем проведёт скрупулезное дознание.

В российской действительности соцработники, которым вменялось в обязанность помогать нуждающемуся даже не из милости, сострадания и человеколюбия, но - за гарантированное и завидно стабильное вознаграждение, с непоколебимо-устрашающим равнодушием бестолково посылали меня туда, сами не ведая куда, не протянув в неведомую путь-дорожку даже чёрствую, заплесневевшую корку чёрного хлеба.

Также по этой теме: