Читать роман сначала - здесь
– Ты не знаешь Ройского? – она на несколько секунд застыла над Германом подобно куропатке над гнездом, в котором барахтался непутевый птенец. – Мне даже не верится. С твоим-то честолюбием и Ройского не знать!
Несмотря на то, что и ростом женщина была намного ниже, и по комплекции достаточно миниатюрна, он вдруг почувствовал себя палочкой Коха под микроскопом ее очков.
- Ниночка Федоровна, так вышло, - виновато опустив глаза, невнятно прогундосил Герман. - Так сложилась моя судьба… Ничего не могу с этим поделать!
– Гера, прекрати бросаться такими словами, судьба здесь ни при чем. Это недогляд, упущение, причем весьма и весьма серьезное. Думаю, ты должен о нем узнать все. И даже больше. Прямо сегодня и начинай.
Сухановский, готовясь к апробации, частенько гостил в ее кабинете. Надо признать, эту хрупкую и невзрачную на вид женщину он сначала на кафедре госпитальной хирургии не замечал.
Мало ли кто сидит там у окна на линейках! Не замечал до тех пор, пока не понял, что у Ратнера времени на его реферат как не было, так и нет. И, возможно, никогда не будет.
«Вечная занятость» - термин, услышанный Германом от кого-то из коллег, идеально подходил к профессору в любое время дня и ночи. До подобных бюрократических нюансов, коим, бесспорно, являлся реферат кандидатской диссертации ассистента Сухановского, руки профессора хронически не доходили.
Тем более, он только что стал членом-корреспондентом Академии медицинских наук. Не до того!
Столкнутся, бывало, в коридоре, «Привет! – Привет! – Как жизнь?...» - и, не успев услышать ответы друг друга, разбегаются по разным этажам, по разным операционным, как по разным галактикам. И, если никаких конференций в этот день не предвиделось, то могли и не пересечься за весь день ни разу.
- Слушай, старик, не поверишь, - обычно сетовал, утирая платком вспотевший лоб, профессор. – Забыл, как пахнет у жены под мышкой, такая запарка. Не до твоих рукописей, честное слово.
Герман провожал его взглядом, повторяя про себя: «У жены, возможно, и забыл, а вот у молодых стройных козочек в коротких халатиках, которые косяками мечутся по клинике, наверняка помнишь!»
Правда, на один ценный совет молодому коллеге у Ратнера время нашлось. Когда Герман подошел к нему в очередной раз со своей рукописью, тот, вместо того, чтобы сетовать на «вечную занятость», посоветовал:
- Подойди к Нине Федоровне, она поможет.
И он подошел. И не пожалел.
Платова оказалось своим человеком, что называется, «в доску». Хирург-гепатолог, женщина широчайшей эрудиции и не менее широкой души, Нина Федоровна очень многим помогла оформить рефераты диссертаций, оградила от всевозможных капканов и ошибок во время защиты. Германа же она стала воспитывать едва ли не по-матерински:
- Времени должно хватать на все!
- И даже на личную жизнь, Нина Федоровна?
Окинув молодого ассистента с ног до головы, Платова парировала мгновенно его выпад:
- Мне кажется, заточи тебя в крепость наподобие той, в которой томился Монте-Кристо, то ты и там найдешь себе личную жизнь.
К тому же, на голову Сухановского свалилось еще одно несчастье под названием «студенты».
- Мне кажется, Герман Сергеич, ты начал потихоньку забывать свое недавнее прошлое, - шутя, диагностировал на одном из совещаний Ратнер. – А именно – студенческие годы. Настало время наверстывать упущенное, тебе не кажется? Пора вводить младое и незнакомое племя в нашу епархию.
Занимаясь со студенческими группами, Герман пытался узнать в них себя десятилетней давности, но получалось далеко не всегда. Какой-то скрытый рационализм, расчет, поиск выгоды чувствовался в молодых парнях и девушках. Не во всех, конечно, но в трех из четырех – бесспорно.
Этой мыслью он как-то поделился с Платовой:
- Нина Федоровна, мне кажется, мы были не такими. Куда более безоглядными, бросались в омут с головой…
Женщина грустно улыбнулась в ответ:
- Ты далеко не первый приходишь к такому выводу. Это правда лишь с одной стороны. Ты будешь удивлен, но у меня ваше поколение вызывало поначалу такую же реакцию. Не забывай, что, взрослея, ты утрачиваешь некоторые черты. Мне тоже поначалу казалось, что наше поколение по сравнению с вашим было более открытым, безоглядным. Отчасти это так… Но лишь отчасти.
Глядя, как Платова переживает за него, болеет душой, как выискивает в его тексте разные нестыковки, он невольно задавался вопросом: а как же ее собственные амбиции, собственная докторская. Она – такой же соискатель, как и все остальные. Не оптимальней ли сконцентрироваться на том, что ближе, так сказать, к телу? Зачем тратить драгоценное время на выскочек вроде него?
Пытался спроецировать ситуацию на себя, представить, а как бы поступил он, окажись на месте Нины Федоровны. Конечно, помогал бы, учил, наставлял… Но – не забывая про себя. Увы, нелегко признаться в этом, но… такая вот нелицеприятная правда. И в этом – разница между ними, возможно – между целыми поколениями.
Он – не она, далеко не она.
– Последнее время Ройский присутствует на всех апробациях и защитах, - размышляла тем временем вслух Нина Федоровна. - Задает вопросы не по теме. Складывается впечатление, что он в курсе всего. С ним надо ухо держать востро!
– Кто он такой вообще? – задал Сухановский дежурный вопрос. - Откуда появился на нашем чистом горизонте?
Нина Федоровна подошла к окну, зачем-то побарабанила пальцами по подоконнику, потом резко обернулась:
– Хирург из Крапивинска. Когда Ратнер уезжал оттуда в шестьдесят пятом, забрав с собой двух анестезиологов, то завещал ему виварий. Там Ройский остался один, кум королю, сват министру. Никто не знает – чем занимается, что пишет. Во всяком случае, ничего не опубликовано. Серый кардинал, короче, вещь в себе, если можно так выразиться. То, что на твоей защите он будет, можно даже не сомневаться.
- Если бы он что-то написал, то обратился бы к вам?
- Совсем не обязательно, - усмехнулась, пожав плечами, Платова.
И в этот момент Герман понял, кого она ему напоминает. Не так давно на экраны вышел фильм Меньшова «Москва слезам не верит», где среди прочих звезд одну из ролей блестяще сыграла Евгения Ханаева. До этого был фильм «Розыгрыш», где актриса играла главную роль. Роль учителя с большой буквы. Еще во время просмотра Герман, помнится, отметил, что именно таким и должен быть настоящий педагог.
Пристальный взгляд, обстоятельность и взвешенность суждений, вполне объяснимая жесткость в некоторых ситуациях… Это же она, Нина Федоровна Платова! Один в один!
Пройдет много лет, и Герман не перестанет восхищаться почти материнской добротой и бескорыстностью этой женщины. Каким неопытным, необстрелянным мальчишкой он был на заре хирургической юности! Пусть и настойчивым, и целеустремленным… И как терпеливо, не считаясь со временем и силами, Нина Федоровна разжевывала ему тактику и стратегию его же будущей защиты.
Как нельзя лучше об этом поется в известной песне Александры Пахмутовой:
Да разве сердце позабудет
Того, кто хочет нам добра,
Того, кто нас выводит в люди,
Кто нас выводит в мастера!
И хотя это про спортивных тренеров, Герман готов был подписаться под каждой строчкой: именно так выводила его в мир медицинской науки Нина Федоровна.
Окончив вуз, он искренне считал, что кандидатская и докторская диссертации – лишь разные ступени на лестнице восхождения к вершинам науки. Платова просто и ненавязчиво провела четкую грань между ними:
- Кандидатская решает конкретную задачу в медицине. Например, лечение фурункулеза с помощью примочек или компрессов. Докторская – решает проблему целиком. Например – лечение фурункулеза в принципе. Рассматривается фурункулез как нозологическая единица, подробно описывается патфизиология заболевания, изменения, происходящие в организме в целом. И, наконец, существует чисто номинальная градация в количестве информации. Кандидатская – сто пятьдесят страниц, докторская – триста. У них разные уровни. И надо отдавать себе отчет, на какой уровень ты замахиваешься. А то случается, автор диссертации немного недооценивает проблематику того, что защищает. На моем веку подобные случаи были.
– Не может быть! – заинтересовался будущий диссертант. - То есть, его диссертация не стоит выеденного яйца, а он заявляет о себе, как о Парацельсе?
Платова посмотрела на него поверх очков так, словно засомневалась – действительно он так думает или прикалывается.
– Наоборот, на самом деле открывают закон относительности, а относится к этому спустя рукава. Например, Абрам Львович Гиазаров из Курганского института. Он у нас защищался лет десять назад.
– Ну, как же, помню, помню, - Герман, скрестив на груди руки, откинулся в кресле. - Остеосинтез, аппарат Гиазарова.
– Он приехал сюда защищать, грубо говоря, свой компрессионно-дистракционный аппарат. Компрессия – сжатие, дистракция – вытягивание. Что особенного, казалось бы – металлические кольца, на которых крепятся спицы, проходящие через костную ткань.
- Да видел я его, только не накладывал ни разу…
- Металлические стержни позволяли менять ориентацию колец до миллиметра в день. Только во время защиты стало ясно, что это не просто аппарат для лечения переломов. Это открытие, концепция, новый взгляд на анатомо-функциональное восстановление опорно-двигательного аппарата. Не просто кольца и спицы, а динамическая конструкция, которая позволяет создавать оптимальные биологические и механические условия для полного, я подчеркиваю, полного восстановления разрушенной костной ткани. И после обсуждения единогласно было принято решение о присуждении звания доктора медицинских наук. Благо, накопленный колоссальный опыт Абрама Львовича позволял это сделать.
Герман не ожидал столь интересного рассказа, поэтому молча сидел и слушал, а Нина Федоровна увлеченно продолжала:
- На основе всестороннего анализа этого опыта были открыты новые закономерности в росте и регенерации тканей, позволяющие удлинять конечности, даже восстанавливать недостающие их части, включая стопу, пальцы кисти. И это еще одно отличие докторского уровня от кандидатского: когда меняется взгляд на обычные вещи, когда на базе материала диссертации происходят открытия.
– Короче говоря, - вставил Герман, - работа Гиазарова произвела настоящую сенсацию?
– Без преувеличения, да! Где ты еще найдешь средство, чтобы, например, выпрямить кривые ноги или удлинить короткие?
- Разве что в сказке?!