Роман «Фуга темнеющего острова» вышел в 1972 году.
Повторяю — в тысяча девятьсот семьдесят втором, понимаете ли, году.
То есть это никоим образом не скороспелая конъюктурная поделка, как насквозь политизированный (а я подозреваю, что еще и заказаной) роман «Мечеть парижской богоматери». Ситуация, о которой пишет Прист, в начале семидесятых еще даже на горизонте не маячила. Хотя, если взглянуть на книгу под другим углом…
Собственно, сюжет книги довольно прост и очень близок сердцу любого консерватора. Африканские страны доигрались в междоусобную войнушку, дорвавшись до ядерного оружия и превратив большую часть континента в радиоактивную пустыню. Выжившим там, само собой, сделалось неуютно, поэтому они набиваются в диком количестве на все возможные суда и прибывают, прибывают, прибывают на туманный Альбион, захватывая деревню за деревней, город за городом, устанавливая там свои порядки, в которых для местного населения места нет.
Особенность романа в том, что главный герой — не супермен, героически прокладывающий путь сквозь хаос к свободе добрым словом и револьвером. Он даже не загнанная в угол крыса, взрывающаяся вынужденным насилием под давлением обстоятельств. Нет, герой книги Алан Уитмен - совершенно заурядный человек. Средний обыватель, каких миллионы, в жизни которого никогда не происходило ничего сколь-нибудь обычного, до тех пор, пока она рухнула разом в бездонную пропасть конфликта с иммигрантами — а на самом деле с захватчиками.
Прист не гонится за масштабностью повествования. Все события в романе разворачиваются вокруг отчаянного путешествия героя к недостижимой безопасности и его постепенного осознания, что мир прошлого полностью рухнул, и уже никогда не вернется. Действие происходит исключительно на территории бывшей «Владычицы морей», и лишь по очень смутным и редким намекам можно догадаться, что и в остальной Европе дела обстоят примерно так же. Собственно в этом и заключается отличие «Фуги» от современных апокалиптических опусов на сходные темы: для Приста важны не сами социальные изменения и катастрофы. Они для него - лишь инструменты для исследования психологии человека, внезапно очутившегося в невыносимых и до недавнего времени совершенно невообразимых для него условиях. Конечно, толика социального предупреждения в романе есть, но Прист явно не отводит ей роль основного посыла романа. И мне кажется, я знаю почему.
При всей кажущейся прозорливости и социальной остроте романа, в поднятой Пристом проблеме нет ничего оригинального. Проблема коренного населения и «понаехавших» существует, наверное столько же, сколько существует само человечество. Наверно, еще неандертальцы с ужасом смотрели на наших энергичных предков, стремительно занимавших все новые и новые территории, лишая наших двоюродных братьев охотничьих угодий и вообще жизненного пространства. А потом были египтяне в Нубии, римские легионы в Галлии (и в том же самом Альбионе, между прочим), викинги в Нормандии, мавры в Испании, крестоносцы в Палестине...
И каждый раз местному населению казалось, что мир рушится (собственно, часто так оно и было), и впереди грядут лишь тьма и забвение, но тем не менее вы сейчас сидите в уютной теплой квартире и при помощи невероятно сложного устройства читаете эти строки, которые я на таком устройстве настучал, прихлебывая чай, привезенный с другого конца света…
Ирония в том, что на каждом этапе развития цивилизации нам, живущем в нем, кажется, что вот именно сейчас — лучшее время, и именно наш вариант социального устройства, и именно наша культура - самые лучшие, подлинный венец развития человечества. Так думали египтяне, там думали эллины, так думали римляне. Почему мы, нынешние, должны быть исключением?
Я не утверждаю (как не утверждал этого и Прист), что современная цивилизация полностью себя исчерпала, но даже если это так — это отнюдь не означает всеобщей тотальной катастрофы. Глобальная радикальная исламизация — не самый вероятный, но вполне возможный вариант будущего, и для западной (в которую входит и Россия) цивилизации это будет означать конец — но будет ли это означать конец человечества? Вряд ли. Пережили же мы когда-то темные века…
Должен сказать, что меня лично, как типичнейшего представителя той самой современной цивилизации, вариант всемирного халифата совершенно не радует, и мне очень не хотелось бы, чтобы он реализовался. Прежде всего потому, что меня, как точно такого же «маленького человека» ожидает в таком случае та же судьба, что и Алана Уитмена. Но если взглянуть на такой сценарий отвлеченно, то ничего особенного не произойдет. История сделает еще один виток и пойдет дальше. Не исключено, что для выживания человечества как разумного вида, это будет даже эффективнее — но мы пока не можем этого знать.
В странные заводи меня увели размышления о романе Приста… Настолько странные, что я хочу (впервые за почти полторы сотни статей) отдельно попросить: пожалуйста, будьте корректны в комментариях, и изливайте свою фрустрацию, ненависть и отчаяние где-нибудь в другом месте. Не превращайте статью в «Фугу темнеющего канала».