Говоря о цензуре, сторонники свободы слова, как правило, напирают на свободу, умалчивая об ограничениях, долженствующих предотвратить вредный результат. Между тем, энциклопедическое определение свободы таково:
«СВОБОДА, – способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, осуществлять выбор. Люди не вольны в выборе объективных условий своей деятельности, однако они обладают конкретной и относительной свободой, когда сохраняют возможность в выборе санкционируемых нормами и ценностями данного общества целей или средств их достижения».
Интересно, что, если всерьез проанализировать историю печатного дела, обнаружится, что свобода слова всегда была (и всегда будет). А неограниченной свободы слова никогда не было. Причём иногда с ограничением оной свободы согласны даже её поборники! Они же не возражают против «коммерческой тайны»; или, у них не вызывает возражений, когда редактор со словами «газета не резиновая» одни статьи берёт, а другие нет. И при этом... продолжают уповать на свободу слова, как главный фактор общественного успеха.
За цензуру выступал А.С. Пушкин:
«...грамота не есть естественная способность, дарованная богом всему человечеству, как язык или зрение. Человек безграмотныйне есть урод и не находится вне вечных законов природы. И между грамотеями не все равно обладают возможностью и самою способностию писать книги или журнальные статьи. Печатный лист обходится около 35 рублей; бумага также чего-нибудь да стоит. Следственно, печать доступна не всякому. (Не говорю уже о таланте etc.). Писатели во всех странах мира суть класс самый малочисленный изо всего народонаселения. Очевидно, что аристокрация самая мощная, самая опасная — есть аристокрация людей, которые на целые поколения, на целые столетия налагают свой образ мыслей, свои страсти, свои предрассудки. Что значит аристокрация породы и богатства в сравнении с аристокрацией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно».
Продолжим цитату (Пушкин, «Путешествия из Москвы в Петербург»):
«Действие человека мгновенно и одно (isolé); действие книги множественно и повсеместно. Законы противу злоупотреблений книгопечатания не достигают цели закона, не предупреждают зла, редко его пресекая. Одна цензура может исполнить то и другое» .
Как же она действовала?.. Читаем в «Высочайше утвержденных временных правилах по цензуре» от 12 мая 1862 года:
«При рассмотрении сочинений и статей о несовершенстве существующих у нас постановлений доставлять к печати только специальные учёные рассуждения, написанные тоном, приличным предмету, и притом касающиеся таких постановлений, недостатки которых обнаружились уже на опыте.
В рассуждениях о недостатках и злоупотреблениях администрации не допускать печатания имён лиц и собственного названия мест и учреждений.
Рассуждения, указанные в предыдущих двух пунктах, дозволять только в книгах, заключающих не менее десяти печатных листов, и в тех периодических изданиях, на которые подписная цена с пересылкою не менее семи рублей в год».
По-русски это называется «защита от дурака». Спокойствие надо сохранять в обществе. «Без паники, граждане». Обнаружил в каком-то департаменте безобразия, – сообщи по инстанциям, а народ тревожить не смей. А в подписных изданиях и в книгах пиши вообще что хочешь, лишь бы приличным языком. Ведь дорогие книги читают приличные люди, а не оборванцы с улицы.
Кроме того, обратим внимание: запрет касался публикаций, могущих вызвать анархию и беспорядки. А чего же иного следовало ждать от правительства? Чтобы оно разрешило анархию и беспорядок?.. Далее:
«Не допускать к печати статьи: а) в которых возбуждается неприязнь и ненависть одного сословия к другому и б) в которых заключаются оскорбительные насмешки над целыми сословиями или должностями государственной и общественной службы. Не дозволять распубликования по одним слухам предполагаемых будто бы правительством мер, пока они не объявлены законным образом. Статьи за подписью правительственных лиц дозволять к печатанию не иначе как по положительном удостоверении в действительной присылке их от этих лиц.
Редакция каждого периодического издания, представляя в цензуру какую-либо статью, обязана знать, кто именно автор оной, для сообщения по востребованию судебных мест и Министерств внутренних дел и народного просвещения».
И где же здесь запрет на свободу слова? А если сравнить, то, в чём она, свобода, сегодня? Не в том ли, что все телеканалы, будто соревнуясь, по сто раз на дню сообщают об ожидающемся правительственном решении, а потом оказывается, что такого решения нет и не было, а со всех журналистов, как с гуся вода? Но ведь это же ложь и провокация! Нет, – поправляют нас, – это свобода слова.
Цензура даже ещё при Екатерине II должна была ограничивать самовластье журналистов, чтобы не оскорбили они случайно чувств иноверцев:
«Духовные сочинения римско-католические и лютеранские дозволять к печати не иначе как с разрешения духовных консисторий тех исповеданий, а в случаях, возбуждающих сомнение, представлять на усмотрение Министерства внутренних дел по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий; окружные и другие послания иноверческого духовенства печатать не иначе как с разрешения означенного департамента».
Также имелись «особые наставления при цензировании статей», касающихся разных сторон жизни. По военно-сухопутной части не должны быть допускаемы:
«Статьи, оскорбительные для чести русского войска.
Статьи, могущие поколебать понятие о дисциплине и уважение к ней; мнения, подрывающие уважение подчиненных к лицам начальствующим и ослабляющие доверие к правительству.
В статьях, относящихся до армии и военной администрации, вообще не допускать ничего противного тому значению, которое наша армия имеет по законам в государстве; ничего, могущего ослабить уважение публики к нашему военному сословию, и никаких предосудительных сравнений с иностранными порядками, несогласными с установленною формою нашего правления».
Здесь ограничения по «военно-сухопутной части» даны целиком, без купюр, как оно и написано в правилах цензуры. Конечно, в 1990-х, когда в армию только ленивый не плевал, а шпионов ежедневно показывали по телевизору под ручку с адвокатами, такие ограничения могли казаться немыслимым подавлением свободы. Как это, прожить день, и не оскорбить честь русского войска?!.
Вот ещё ограничения из российских цензорских правил.
По судебной части:
«Не дозволять печатания порицаний решений Правительствующего Сената и других высших правительственных учреждений, но допускать печатный разбор таких решений судебных мест 1-й и 2-й степени суда, которые по силе существующего ныне законодательства могли бы быть перевершены или изменены судом высшей степени.
Перепечатание решений судебных мест дозволяется, когда решение уже было напечатано в Сенатских ведомостях или в одном из официальных журналов, хотя бы и не в официальной части журнала».
Это – тоже полный список.
А вот ограничения по финансовой части. Не следует допускать к печати:
«Статей, в коих заподозревается истина фактов, объявляемых в государственных финансовых актах. Статей, имеющих целью повредить государственному кредиту и произвести колебание курсов, если притом можно предположить, что это делается в видах спекуляции».
Кажется, по финансовой информации сегодня ограничений значительно больше. Причём даже не законодательных, а, скажем так, «частных». Екатеринбургская газета «Вечерние ведомости» однажды опубликовала данные о зарплате топ-менеджеров крупнейших предприятий Урала. Было сообщено, что зарплаты начальников выше зарплат самых низкооплачиваемых сотрудников в 150-373 раза! И чем же возмутились поборники свободы слова? А вот чем: как осмелились обнародовать суммы зарплат?! Надо запретить.
А для завершения темы – ещё одно указание цензурных правил 1862 года, в отношении «некоторых особых предметов»:
«Наблюдать за тем, чтобы во всех статьях по предметам земских повинностей, особенно с точки зрения сословной, арестантских дел, тюрем, полиций, не была постоянно проводима мысль об осуждении, охуждении и ниспровержении всего, что ныне по этим частям существует. Указание недостатков, конечно, полезно; в подкрепление указаний могут быть приводимы примеры; но в самой форме изложения этих указаний и ссылок на примеры не должно быть терпимо нынешнего одностороннего и постоянного стремления изыскивать только всё дурное, на нём останавливаться и умалчивать о всём улучшающемся и о всём хорошем».
Как видим, цензурные правила требовали не запрета негативной информации, а баланса между негативом и позитивом. Очевидно, что правила вводили не просто так, по злобе душевной, а основываясь на практике: журналисты и тогда гонялись за «жареными фактами» и стремились попугать читателя. Наша современная практика показала, что и в самом деле всевластие прессы до добра не доводит.
Так пусть же ответит себе читатель сам: нужна ли цензура?
Дмитрий КАЛЮЖНЫЙ.
«А мы и не знали»: История идей, История людей, История вещей.
Другие статьи
Пушкин слова «валенки» не знал!
Фейк об академике, сбежавшем на войну
Хороший пример извращения Священного писания
Надежды нет: на Марсе никогда не было жизни