Сколько себя помню тридцать первое было рабочим. Ну правда, лучше полдня на работе, чем с утра на галеры - чаек, кофеек, шампанское, лица веселые, поздравляются, спешат, наяривают телефон, короче, предпраздничная суета - нет, выходной.
Чтоб лямку тянуть, чтоб, не знаю, слоняться, скучать, нудить и тупить, раз в полчаса включать телевизор - он такой разный в сей чудный день, каналы пестрят удивительным разнообразием, песнями, поучительным юмором и милейшими шутками, главное, вообще не повторяют друг друга - поди найди Киркорова или Галкина, захочешь не сыщешь, так и будешь бродить по квартире в поисках утомленного солнца, наглухо замкнутый в ожидание чуда.
Теперь это в прошлом...
При социализме ждали Карцева с Ильченкой, или Райкина со Жванецким. Миронова с Голубкиной, Ширвиндта с Державиным, но главное, Мелодии и ритмы зарубежной эстрады - Смоки, Абба, Бони Эм. Всегда чего-то ждали, Иностранку или Новый мир, шестнадцатую полосу Литгазеты, свежих Аргументов с Фактами, очевидно невероятного Капицу или Сагу о Форсайтах, а тридцать первого Небесных ласточек, Соломенную шляпку, Льва Гурыча Синичкина и, само собой, Иронию судьбы. Ждали Аллу Борисовну, Раймонда энд Паулса, Кобзона, Штоколова, Пьеху, Сенчину, Толкунову, Лещенку и Песняров. От снега город белый...
Баба Поля пекла Прагу или Наполеон, мама делала печеночный паштет - накануне из недр немецкого буфета добывалась чугунная мясорубка, аккуратно, с деревянной прокладкой, приворачивалась к столу, и папа героически молол предварительно подтушенные куски печени, а потом - чуть хваченную кипятком морковь и сверкающие крепко пахнущей упругостью полупрозрачные луковые головки, баклажанное соте - колдовская смесь из тушеных синеньких, помидоров, морковки чеснока и лука, еврейскую закуску - мелко тертый сыр с чесноком, уложенный в круто сваренные яичные половинки и прикрытый симпатичной помидорной попкой с кокетливо играющей веточкой петрушки.
Из тайных запасов извлекались дефицитные консервы - лосось дальневосточный горбуша в собственном соку, рижские шпроты и тихоокеанская, бланшированная в масле, натуральная сайра, долго чистилась, нарезалась и укладывалась вместе с кружочками репчатого в продолговатую хрусталину сельдь иваси, в большой, красной керамической посудине томилось необыкновенное жаркое, а рядышком весело булькала картошка.
Армянский три звезды - для знатоков, Рябина на Коньяке - милым дамам в утеху, Алиготе или Ркацители для совсем безусой интеллигенции, а для тех, кто покрепче - Посольская. И конечно Шампанское. Свердловское купить было легко, наскреб четыре рубля шестьдесят семь копеек, и в Пушкинский - бери не хочу. Вот Новый Свет или Цимлянское, особенно, красное, похитрее - через Москву, Петроград или полезные знакомства, что в просторечие блатом зовутся.
Ставили елку рано, примерно за неделю. Папа приносил с работы пихту - что, как, почему, но родители любили эти анемичные росточки. Мне больше нравились елки - пушистые, зеленые, густые и колючие, но увы, родители решали все сами, а я недоумевал, почему елочные игрушки такие скучные - ни солдатиков, ни шоколадок, только разноцветные шары и шарики, ватно-марлевые фигурки зверюшек, серебряный дождь и невкусный шпиль на вершину, но в совокупности получалось красиво, важнее, атмосферно - все, отступать некуда, праздник на пороге, в доме пахнет елкой, мандаринами, шоколадом и подарками.
Тридцать первого мама приходила к трем, и обязательно с подругами - тетя Инна, тетя Эмма и тетя Света - чтоб успеть нарезать, расставить, украсить и еще привести себя в порядок. Папу тоже отпускали пораньше, а часам к девяти собирался полный дом гостей - Шроны, Павловы, Даммеры, Бокаревы, Пивер, Кербель, Шишов, дед Митя и баба Поля, и под самый новый год из соседней комнаты приводили бабу Симу.
Ладно, пусть выходной, раз такие дела на кухне, целее будем, все-таки Новый Год - история с продолжением.
Суета, беготня, магазины, готовка. Звонки, наряды, праздничный стол, гости. Потом президент, гимн, куранты и собственно ноль с шампанским. Максимум голубой огонек, еще бокал по москве и поняв, что зарубежная эстрада лишняя, смело валимся на боковую.
Но что-то продлится до Рождества или Старого Нового года, правда. Поздравления. Или каникулы, те праздничные целиком, от и до, прям, до звонка на первый урок, вот к дате привыкаем медленно - еще пару месяцев рука будет выводить двадцать, а тридцать первого итоги, лихорадка, суета и звонки, переполох праздничного безвременья - смотрим на часы, щупаем духовку, режем тазики, поправляем прически, и поняв, что времени навалом, замираем у телевизора, где отсутствующим взглядом перебираем Женю и Надю, Петросяна или Камеди.
Даже самый черно-мрачный мизантроп-ипохондрик улыбнется помимо воли, значит, что-то есть, что-то, что само себя оглашает, заставляет улыбаться, отвечать на поздравления и подсчитывать эсэмэски.
И правда, в самый-самый разгар карнавального бума наступает момент, когда все немножко останавливается, приглушается и отодвигается - на долю секунды звон бокалов, здравицы, людская болтовня, стук вилок, телевизор, салюты и музыка делают шаг назад и образуется короткая, но ясно и полно переживаемая тишина.
Момент прихода радости - кроткой, беспричинной, бессловесной и теплой, как осторожное живое трепыхание маленькой рождественской свечечки. Это и есть главная встреча, истинный дар - встреча с собой.
В нас пробуждается и говорит вера - простая и человеческая. Не обязательно во что-то, достаточно самой по себе - это ее праздник, ее день, ее триумф. В такие секунды вера предстает как желание и надежда, себе и всем - в лучшее, доброе, вечное, божественно человечное и по-человечески божественное. Любовь, Разум, Чистоту, Справедливость, Состоятельность и Очарование самой Жизни.
Новый год стопроцентно наш, про нас и для нас - от начала до конца, из человеческой глубины в человеческую бесконечность, из вечности в вечность, праздник веры и любви.
Мы все еще люди в полном, подлинном смысле, живем душой и верим в чудо, истово, триста раз на день поминая бога и столько же раз чертыхаясь. Сходим с ума от чад неразумных и безумствуем не умолкая, если речь заходит о внуках или родителях. И наше человеческое прекрасно целиком - без изъятия или остатка, пусть оно трижды архаично, извечно непоследовательно или суетливо суетно.
Господи, люди, да тридцать первое самый лучший день в принципе, даже если дед мороз заскочит всего на минуточку, секундочку или совершенно крохотное мгновение, ибо человеку нужен человек, живой, теплый, свой, чтоб можно дотронуться или обнять, посидеть плечом к плечу или глаза в глаза, чокнуться или спеть, молча покурить на кухне или помянуть былое.
Осталось немного подождать - слава богу, новогоднего чуда еще никто не отменял