«Будем без четверти восемь, к ночи», — она положила надушенную записку в глубокий карман пыльного платья. Родной почерк дочери полоснул по сердцу.
В запасе несколько часов.
Включить ночник и закрыть глаза. Отдаться усталости. Вспомнить всё — тяжелый день, год и жизнь. Вспомнить их — детей, затерявшихся в десятилетиях. До Рождества восемь часов. Кажется, ещё столько дел, что хватит на маленькую вечность.
Вглядывается мутными глазами в безнадёжно тусклое зеркало. В нём отражается сама старость, обрамлённая роскошным, но дряхлым интерьером.
Починить потрёпанную гирлянду, кутающуюся последние 12 месяцев в пыли. Проверить тесто — наверняка плохо поднялось. Достать из покосившегося серванта потрескавшиеся свечи — все-таки они главные ответственные за зимнюю романтику одиночества.
Да как же всё успеть?! Решительно невозможно.
Цепляется узловатыми пальцами за ручку верхнего кухонного ящика. Силится достать праздничный сервиз, дети обрадуются. Щёлк — подцепила коробку. Хлоп — достала фарфор. Грязноватый, как те снежные комья на крыльце. Дрызг — разбила любимую чашку любимой дочери. Не заметит?
До Рождества семь часов.
Безнадёжная усталость сковывает мысли и парализует каждое движение. Хрупкое тело, как и фасад рыхлого здания, слабеет. Пытаясь во что бы то ни стало сосредоточить последнюю энергию в единственной мысли: «Пусть они приедут пораньше». Всё, надо собраться. Нет времени. На рефлексию и жалость.
Что ещё? Свечи, гирлянда. Ах, да, мясное рагу.
Вглядывается мутными глазами в мутный противень. В нём отражается сам страх. За время, за детей, за себя. За дом. Кажется, она сама и есть — эта вилла. Такая же дряхлая, беспомощная и умирающая.
Последние десятилетия, вот-вот рискующие превратиться в столетие, она готовит рагу по секретному рецепту своей бабушки. Никому не доверяет формулу рождественского аккорда ингредиентов. Лук, чеснок, сельдерей, тертая морковка — как рыжий бисер.
Обжарить. Перемешать. Обжарить.
Теперь зимнее Его величество — мясо. От него зависят и вечер, и праздник. А может, и весь год. Она покупала его у одного и того же мужчины, местного мясника. Кудесника, гурмана и дельца, который к декабрю превращался в локального Баббо Натале. (Дед Мороза в итальянском варианте)
До Рождества шесть часов.
Проверяет записку: «Будем без четверти восемь, к ночи». Дожить бы.
Осталось немного: добавить мясной фарш к обжаренным овощам. Перемешать и капнуть красное сухое. Затем дать алкоголю выпариться — и добавить соус из сочных помидоров. Франческа, любимая помощница по дому, последние полвека консервирует их специально для неё. Наконец, залить всё куриным наваристым бульоном.
Теперь — тушить на медленном огне, прислушиваясь к глухому треску дров в печке. На это уходят часы. Пропитанные усталостью, тяжёлые, вязкие. Приправленные одинокими мыслями с тоской о детях. Наследниках, по драматичной классике, мечтающих лишь об одном — этом самом доме, в котором она всё ещё хозяйка.
До Рождества четыре часа. Сейчас приедут.
Дрова скрипят, мясо пыхтит, вино поёт. Пласты домашнего теста готовятся. Боже, сколько всего! Муж всегда смеялся над ней. Они могли позволить себе любые деликатесы и легион личных поваров. Но не на Рождество. На Рождество она готовила сама. Всегда.
Вилла погружается в уже привычную тишину. Лишь звуки дерзких автомобильных шин и мяуканье хулиганистых котов нарушают её раз в несколько минут.
Ночной городок живёт тихо. Вот-вот закроется бар за углом, все разойдутся по домам. Останется давящее затишье, что не даст уснуть до утра. Звуки чужой жизни, доносящиеся с улицы, это всё, что ей осталось.
Иногда так хочется... Принарядиться, приободриться, присоединиться. К тем старичкам — шумно спорящим за картами. Но статус не позволяет. Дом не отпускает. Город запрещает.
В нём остались одни старики — уставшие и мудрые. Оживающие, казалось, только раз в году. К Рождеству.
У них никого не было — кроме наследников. Тех самых, что посылают надушенные записки перед Рождеством. Они давно выросли. После смерти отца матерей почти не навещали — только по большим праздникам. Между редкими встречами висело напряжение, которое копилось десятилетиями. Между собой дети тоже не общались. Их объединяло лишь одно — она, старая и вечная.
Вилла. Тот самый дом.
Она понимала, что нужно что-то сделать. Хотя бы сегодня. Хотя бы на это Рождество. Изменить ход времени, перевернуть пространство и пустить отношения по иной траектории. Тогда она встала и открыла окно.
Легкий мороз пыхнул в душный затхлый дом. Легкие хлопья снега падали, тая на теплых ладонях. Заблудшие — садились на подоконник.
«Наверное, завтра всё это превратится в лёд», — предположила она, приглядываясь к мокрой поверхности, которая отражала сиюящие рождественские огоньки. Надо успеть поговорить с ними: о городе, о вилле. О ней. Да просто успеть отметить.
Два часа до Рождества. Они так и не приехали.
Включила гирлянду, зажгла свечи, достала рагу. Упала в грузное кресло — закрыла глаза. Отдалась усталости. Вспомнила всё — тяжелый день, год и жизнь.
Наутро снег беззвучно закончил свою чистую работу. Подоконник спрятался под хрупкой скользкой вуалью. Первые лучи солнца попытались её растопить — под аккомпанемент просыпающегося, белесого города.
Хозяйка была права. Всё превратилось в лёд.
Она так и осталась в кресле. А снежинки всё летели из открытого окна. Пританцовывая, замирали на её узловатых руках. Падали, нагло присаживались и уже не таяли.
________________________
Подписывайтесь на канал, вас там ждёт много интересного!
Для связи со мной: инстаграм @urbex_terapia ссылка .
Или email: alternative-italy@yandex.ru
Фотографии и тексты являются моей интеллектуальной собственностью и не могут быть использованы без моего разрешения.