С любовью и преданностью в канун восьмидесятилетия Саши Каунова, Александра Дмитриевича - романтика, поэта и ученого, дважды защитника Белого Дома, любящего сына, верного мужа, отца, деда и прадеда, друга, наставника, учителя, но главное, примера. Дух справедливости и свободы, истинного усилия и полной самоотдачи, патриотизма и гражданства, веры, любви и надежды.
***
Язык - это свое и чужое вместе. Своя мысль, выговоренная родным, несобственным языком. Даже фраза "я-есть". Высказывание, внутреннее, непубличное, обращенное к себе, по-любому содержит несобственное - закон и логос. Поэтому говоря шепотом, самим собой, ощущаем присутствие - другое, много, бесконечность, и в самом удаленном одиночестве мысль и речь, есть соучастие, сотворчество или соединение. Места и времени, состояния души и тела, объекта и субъекта, ноумена и феномена.
Иногда попадаю в неосмысленность или незаполняемость пустоши, иногда в пустоту, начисто лишенную теплоты и движения. Тело остро реагирует на скуку-неверие, проще, отсутствие - смысла, надежды, радости, сверхзадачи или вовлеченности. На месте дом и улица, аптека и фонарь - вроде, все как всегда, нет, ноет под ложечкой и руки ходуном, дурные мысли косяком, страхами полнится психология и вообще, яблочко, куда ты катишься...
Предчувствие - а вдруг, а как, а может, и мир перемещается в несобственное, а привычное, надежное и подручное скукоживается до размеров тела. Или болячки.
Полнота зависит от вовлеченности, непредсказуемости и рисков. Ставка - пан или пропал. Если ленцой, подстраховкой и гарантией, более того, обязательно и определенно положительной реакцией на любой результат, встречайте, имитация.
Вроде, в деле, но не всерьез, а так, скорее, по приколу или от нечего делать - лучше, скажите спасибо, что вообще рядом. Ленинский субботник, общественная нагрузка - так и быть, схожу в школу, институт, на работу или поликлинику, женюсь, раз так приспичило, чуть позже спущусь в магазин, а завтра, уговорили, вынесу мусор - будете должны. Издевательство.
Почему хочется увидеть одного, а другого нет, хотя через день все наоборот - от первого воротит, а второй желанней всех живых. Почему именно здесь и сейчас жизненно важно прочесть это или послушать то, а через полчаса, наплевать. Что, кто меняет и меняется - психология, эмоциональное состояние, давление, магнитное поле, погода или невзгода. Фокус сознания, усилие души - положительное, отрицательное, не суть - точка, вход, порт - погрузка и разгрузка, рейд, причал и открытое море, горизонты и небесная навигация. Концентрация в фокусе усилия, давление, пар, гудок - полный вперед, и вдруг слева по борту айсберг - стоп, машина.
Ты где, даже не сразу узнал - голос был знакомым и совсем не древним, неужели... Каунов, ты?
Физика и математика. Этим все сказано. Главные науки. Там, во глубине закрытых институтов, в секретных лабораториях творилось будущее. Обитала важная истина. Постигаемо-непостигаемая. Единственная. Продуктивная. Дававшая на гора тонны и километры, космические полеты и холодный термоядерный синтез. Оттуда ползли братские гэс, байконуры и обнински. Космос и Бомба. Полиэтилен, капрон, поролон и пластмасса. Уран, асфальт и бетон. Бензольное кольцо и крекинг. Композиты и углеродные волокна. Пластиковая посуда. Радиоприемники и телевизоры, магнитофоны и электрогитары, телефоны и электровафельницы.Связь с производством пролегала через инженеров - второй сорт, но сгодятся. От математики ждали компьютера, суперкомпьютера. Супер-спер-супер. Чтобы все посчитал, разложил, предсказал грядущее. Победу Разума. Человеческого.
Кто, как, когда и зачем загрузил коробку маленького человека - семья, школа, партия. Теперь не важно, выбравший физмат, заступал на лестницу в небо. Хана - поделили, остались вдвоем. Субъект и Мир. Субъект познает, объект познается, а меж ними пропасть. Главное, субъект не мир, не предмет познания - по определению. Уже задан. Познавательная субстанция. Все человеческое в нем так, атавизм, помеха. В крайнем случае, социально-биологическая необходимость. Вторичность. Совершив акт познания, получал право на восстановление - рабочей силы. Разумеется, путем все более полного удовлетворения разросшихся потребностей. Материальных и духовных. Восстановил потенции, логарифмическую линейку в зубы, и вперед. К новым свершениям.
Так мы были включены в сверхпроект - физики и лирики, гуманитарии и технари. Физики - высший сорт, математики - первый, технари - второй, а кто такие лирики и гуманитарии - болтуны, бесполезные люди. Им не дано - не то, что истина, даже язык, на котором она разговаривает. Математика.
Высшие снисходительно отмалчивались, когда за столом или у костерка начинался треп за мироустройство. Бог, душа, бытие. Наливай, там поглядим - спирт весело болтался по дну алюминиевой кружки, играл на свету, приятно щекотал ноздри, обжигал пищевод, дарил тепло и уют - водичкой запей.Правда, бородатые любили прекрасное - женщин, гитару, сопки. Романтика, как простительная слабость. Человечинка. Единственная возможность приблизиться, вглядеться. В него-гения. Девять дней одного года. Так и только так делается наука. Остальное - жалкий треп, сахарная водичка для страдающих бессилием. В том числе, половым.
Стихи - это под водочку, под гитарку, под костерок. Там их место - под брезентом. Проза - что-то типа кина. Будоражит, напрягает, но... Километров из нее не достанешь - женское, собственно, как театр. Средства от скуки. Да, они понимали. Нужно поддерживать видимость. Так устроена социалка. Особенно по быту. Внимательно слушать цены на базаре. Или стирку, готовку, поездку. Про чужих детей, неприятности на работе, людскую неблагодарность. Семья, теща, сад.
И карьерку не забывать - делать диссер, добывать звание, требовать надбавку, блатовать талон на авто, кооператив, участок, путевку зарубеж. Житейский маневр. Только в одной точке люди высших сортов соглашались с гуманитариями. Любовь. Сплетенье душ. Судьба. Наука сюда не добралась. Приходилось использовать старое наречие - пафос, древний язык, чужие слова. Особенно поначалу - в период ухаживания.
И дружба. Внесексуальная аналогия - без всяких выгод. Принципиально. Декларация жертвенности - на все ради друга. На маленьких кухнях, под спирт и картошку, гуманитарии обнимали физиков. По субботам - знаешь, ты хоть и мудак полнейший, но, уважаю, давай, за любовь.
Разумеется, технари презирали ленинцев, капээсэсовцев, философов, филологов, литературоведов. И не в их человеческой ипостаси, а как вечно блуждающих. Заблудших. Некоторые, члены партии, к примеру, просто карьеристы - тут и говорить не о чем. Другие мучаются глупыми вопросами. Но с ними можно поговорить - хотя-бы поговорить. Под закуску. Особенно, если больше не с кем.
Красная идея сделала свое. Отвратила. Люди науки наотрез отказывались размышлять над бытием и верхним устройством мира. Ибо пустое, внерезультативное, не наше. И на вопрос, а кто ты есть сам, отвечали запросто - Человек. Вот так, закрепив себя в непознаваемости, люди большого ума с душой, запертой в самоотрицание, провозгласили культ нового, теперь уже единственного, истинного бога. Науки и Прогресса, НТР и НТП. Добровольно - по внутреннему убеждению.
И одной из наличных ипостасей культа стал Юрий Гагарин. Без всякой болтовни, нюней и соплей, бога, бытия и слова. Преодолев пространство, человек вышел в Космос. Один. На ракете, собранной руками других человеков.
Доказательство доказано, предъявлено, провозглашено. Узаконено. Бесспорно и неоспоримо, видимо и налично. Бумажки сброшены, и по красной дорожке прошел новый кумир - простой всемогущий человек. Эра абсурда и мракобесия закончилась, туннель пройден, время победило бытие. Конец вечности.
Мишка. Познакомились в восемьдесят четвертом. Под коньяк, Сальвадора Дали, теорию функций комплексного переменного и преобразования Фурье. За очередной рюмкой поведал, как учился в технаре, служил в армии, работал на железке. От нечего делать закончил заочный жэдэ институт, после чего присел паять схемы.В конце концов, паяльник привел на кафедру физики, где он тихонечко исполнял младшего инженера, а по вечерам пил спирт и читал поэта Рубцова. Случайно выяснилось, что младший дворник может в одиночку делать то, чем занималась кафедра физики и еще с десяток соседних. Высказать гипотезу, теоретически обосновать, поставить эксперимент. Мало того, собственноручно изготовить необходимые приборы. При этом отраслевая принадлежность проблемы не имела значения. Кафедральные дела резко пошли в гору, и Мишку повысили до инженера. За десять кандидатских и одну докторскую.
Правдами-неправдами устроился туда в аспирантуру и два года существовал рядом. Странная была компания.
Один, в будущем дважды защитник белого дома и спонсор фильма "Танк Клим Ворошилов", а в том настоящем - друг поэта Евтушенко и завсегдатай закулисья театра "Современник". Он открыл для меня Москву - Петушки. Второй, чемпион мира по радиоспорту. В конце восьмидесятых, прихватив три бутылки армянского, поехал в штаты. Соревнования радиолюбителей. На вечеринке вусмерть напоил присутствующих, а наутро обнаружил себя в постели долларовой миллионерши-радиозвезды. Внезапная любовь. Ликвидировав бар и покатавшись на хозяйском порше, по-тихому, то есть, по-английски, свалил домой. Третий любил студенток.
Народ подверстывал курсовые за коньяк, совместительствовал за шестьдесят, преподавал за сто двадцать, репетиторствовал по выходным и шабашил в отпусках. Читал самиздат, дружил с актерами, бомжами, слесарями, спортсменами, рок-музыкантами и фарцой.
В короткий трезвый сезон Мишка раздухарился. Написал работу для себя. "Теория термоупругого удара". Законченное научное творение. Классический труд, в котором идея развивалась от гипотезы к теории с экспериментальным ее подтверждением и практическим применением. Получив высочайшее добро, стал соискателем степени "кандидат физико-математических наук". "Термоупругость" вызвала серьезные споры между основными школами. Московской, Ленинградской, Грузинской и Американской.
Там, в академических кругах, никому и в голову не могло прийти, что автор мегауравнений - типичный бомж-ханыга в полосатых клешах из семьдесят второго и рубашке с воротом поверх пиджака. Мало того, закусывает спирт елочными иголочками.
В небе есть оболочка, где все слова записываются. Так Миша объяснял Ляле Ибрагимовне теорию ноосферы. В глубине океана спрятан такой слой, кричи-не кричи, а звук оттуда не выползет, пытался вразумить он доцента, пожелавшего наскоро защититься по акустике.
Абсолютно доступен в общении, не амбициозен, доброжелателен, легок на подъем, а из мысли сразу выпадал в поступок. “Появилась идея!” - весело восклицал он и начинал носиться по лаборатории в поисках необходимых компонентов.
- Знаешь, все происходящее вокруг - суть конструкция твоего мозга.
- Миша, я работаю!
- Напрасно отмахиваешься, тому доказательство имеется.
- Какое еще доказательство?
- Закроешь глаза и ничего не видно, и счастливо смеялся.
Любил трепаться в курилке за всякую физику, гонять блиц, а вечерком пойти с друзьями в лесок, где в окружении берез и сосен неторопливо пригубить, после чего почитать стихи любимого поэта. Ты только послушай, говорил он, держа стакан на вытянутой руке:
Светлый покой опустился с небес и посетил мою душу!
Светлый покой, простираясь окрест, воды объемлет и сушу.
О, этот светлый покой-чародей!
Очарованием смелым сделай меж белых своих лебедей черного лебедя — белым!
Связавшись с защитой, попал в бесконечные диссертационные дрязги - научные советы, рецензии, справки, внедрения, предзащиты. В процесс, изматывающий соискателя сверх всякой меры.
Летом восемьдесят шестого я уехал отдыхать, а приехал ровно на похороны - внеочередной запой привел гения к мысли о прерывании жизненного процесса. Он запутался в лабиринте и вышел прямиком на минотавра.
В конце концов, развивая одну из многочисленных Мишкиных идей, я научился пользоваться термоупругостью - сверлить лазером камешки и получать из них бусы, остродефицитные тогда дамские украшения.
Наконец объявился - чуть прихрамывает, так и раньше припадал, поседел, что естественно, на сантиметр сбавил роста - сущая ерунда, а так все тот же, неугомонный и подвижный. Вечерком посидели от пуза, как когда-то тогда - при кровавом режиме, разумеется на кухне, под водочку, сало и селедочку, маринованные огурчики и черный хлеб, без упирания в телефон, фотки или селфи. Поговорили с размахом, зацепили революцию, его родню, которая за красных, родню, которая за белых, за Ленина и Сталина, шестидесятников и защитников Белого Дома. Широким цугом. Евтушенко, Скрябин, Мессерер и куча других менее известных знакомых. Их жизни и судьбы, семидесятки и сороковки, атомный проект, Белоярка, Политехнический - короче, хорошо от слова совсем. Атлантида, которую сами и потопили. Вспомнили мысли и чаяния, вражды и дружбы, работы и прорывы, геройства и безумства.
Но вот что интересно, еще до начала всяких подробностей, историй или восклицаний, согласились с тем, что человечество уменьшилось всерьез. Грубо и зримо - не, количеством выросло, а вот вечных человеков убивалось в разы. Да какой в разы, десятки, если не сотни, может быть, тысячи или миллионы. Современность их съела. Или не выросли, не вылупились, не развились - отрицательная эволюция, имитация, скроенная под выгоду и поэтому уживается все - толерантная личина с абсолютной внечеловечностью, без всякого диссонанса или тяжести, душевных мук и тягостных раздумий.
Человек, как источник прибыли или удовольствий - есть объект постоянного манипулирования, это обязательно - то есть, несвободы.Контур полыхает и светится "хорошим", а нутра нет вообще - так сполохи, которые привычно извлекаются наружу в виде стерео-психологизмов и там публично оперируются. Безсубъектность в дизайнерской оболочке.
Саша топил за молодые проделки. Как летал в Ташкент, чтобы разыграть барышню - ночью, в свете луны появлялся в окне и сразу исчезал. Сон, дивный сон. Или просил друга от его имени позвонить по межгороду "привет, это Саша" и прокатывало, ибо слышимость нулевая, поди пойми, а сам уже стучал в стекло переговорной. Телепортация. Как с памятного, перестроечно-антисемитского выступления на съезде писателей утащил на руках Окуджаву, а потом, уже в девяносто третьем, тот подписал знаменитое письмо сорока двух.
Встреча с Лисиным, тогда еще, бог знает в каком семидесятом, начальником цеха, где вместе занимались дистанционным контролем горячих слябов. Таганка, Современник, НТТМ, выборы, губернаторство, первый Израиль - самый первый, еще до восстановления дипотношений, откуда евреи без визы или разрешения отправили прямиком в Рим. Крымский сейнер в девяностые - ушел из политики, но не в тайгу, а в море. Бурное собрание акционеров на Метизном, создание банка Резерв и биржи по имени Чуб, выпуск векселей, инновации и внедрения. Кооперативы, предприниматели, писатели, поэты, режиссеры, ученые - бесконечная череда состояний - калейдоскоп, но главное, везде личное участие, полная, стопроцентная вовлеченность - страсти и споры, ругань и единение, и ставка больше чем жизнь.
Первый лазерный стол слепили из того, что было. Нарубили крепкого уголка, сварили длинный - метра четыре, объемно-прямоугольный каркас, где по нижним углам приладили противо-вибрационные опоры, предварительно скрученные с другой, очень полезной, но дважды нелазерной установки. Труженики учебно-производственных мастерских, получив в качестве аванса литр целебного его, выгребли из заначки толстый лист, нарезали десяток прямоугольников, шлифанули и насверлили по нашенскому эскизу красивых дырочек со специальной резьбой. Вчетвером, надежно, с резиночками, прокладочками, выравниванием и матерком, закрепили прямоугольники на каркасе. Вот он - пуленепробиваемый и виброустойчивый.
Я смотрел на изделие под разными углами - сбоку, снизу, сверху и в упор. Стол отливал всеми цветами радуги - черным, стальным и ржавым - краса и гордость поднебесно-подвальной лаборатории.Конечно мы видели другие столы. В Ай-би-эм проспектах демонстрировались последние лазерные разработки ведущей технологической компании мира - гигантские, многотонные, из волшебно-композитных материалов, на специальных вибро-пневматических основаниях - палата мер и весов отдыхает. Но наш был лучше, гораздо лучше - синица в руках. Приковыляла Танька - дэцэпшница с детства, обнюхала, умно покивала. Нелинейщики, правда, поцокали - мол, неустойчивый, легкий - москвичи, все им не так.
Раздербанили старые лазерные ЗИПы - выгребли столики, зажимы, прочую оснастку и разместили на столе. Красота усилилась. Теперь на ровной поверхности почти в шахматном порядке расположились диковинки - трех-координатные столики и зажимы для зеркал - большие кольца с позиционными, метрическими болтами. Сперва активный элемент. В сборе. Кракозябра нереальной хай-тек красоты - никелированный, полый металлический цилиндр, куда вставляется прозрачный, по внешней поверхности напыленный серебром, кварцевый отражатель с двумя продольными туннелями - для стробоскопической лампы накачки и волшебного монокристалла. Мало того, два штуцера для водяных шлангов, по которым насос гонит охлаждающий дистилят. Включаешь, подрагивают - словно живые.
Нежно собрали, аккуратно вставили, приладили шланги, подвязали, чтоб не перекрывали ось, осторожно закрутили - готово, встал, родной. Теперь ось - волшебная оптическая, красная, на протирку которой уходили мегалитры спирта и которую давал старый, огромный, типовой, маломощный лазер, выпускаемый серийно для лабораторных работ по физике. Его поместили на другую сторону и двумя полупрозрачными зеркалами тончайший, чуть подрагивающий, тихо свиристящий красный лучик загнали в активный элемент. Есть.
Следующим номером, монтаж переднего зеркала. Это было несложно - надо лишь совместить два луча, прямой и отраженный. Самая пакость - электрооптический затвор. Тот, подлец, штука хитрая - небольшое отклонение, и хана. Благо, нелинейшики подкатили позиционный столик тонкой настройки. Крутили долго, но справились. Вроде, все - затвор, активный элемент, переднее зеркало и мишень на красной оси.
Включили - мимо, нет импульса. Проверили - точно, затвор дурит.Осторожно, кончиками пальцев, едва касаясь настроечных головок - разок нижним, два вперед, еще три деления направо - перебор, два назад, и теперь левым, наконец сверкануло - а куда он, падла, денется.
С обратной стороны мишени приладили датчик. Пьезоэлектрический. Стандартный, оранжевый, от института Патона. Старый, большой, Кауновский, которым он словил первый лазерный ультразвук, трогать не стали - реликвия. Сколько этих датчиков делано-переделано...
В восемьдесят пятом попали в Херсон. Перукарни и Горилка. Хороший город, южный, теплый, даж зимой зеленоватый. Днепр, опять же, и девки симпатичные. Сперва самолетом в Одессу, потом четыре часа автобусом. Прямиком на завод со странным названием "Полхеркардан".
Пару лет назад, при изготовлении скользящей вилки, вместо литья применили хитрую сварку. Стали ушко трением приваривать к цилиндру - быстро и крепко. Плюс экономия металла и, что важнее, большое внедрение. Короче, крупный прогресс. И все шло хорошо пока не начались аварии. Кразы, а именно на их валы ставилась злополучная вилка, стали попадать - кардан вываливался. Прямо на ходу. И виной тому - сварная вилка. Стандартные испытания на прочность проходила - любую статику, а дорожные колебания, если шов получался некачественным, нет. Непровар в условиях дорожной тряски превращался в медленно развивающийся дефект - трещину, которая в конце концов разделяла вилку надвое.
Приехали, заселились на дебаркадер, в женское общежитие - отдельная песня, сладкая, что их Киевский торт. С неделю тыкали датчиком, и наконец нарыли три странных изделия. Отнесли на металлографию. В двух обнаружились безвредные включения, а третий, слава всевышнему, оказался недоваренным. Но статические нагрузки выдерживал. Мы его и так, и сяк - сжатие, растяжение, изгиб, на запредельные - не шелохнется. Порезали на части, сунули под электронный микроскоп - непровар в три четверти сечения. Пришлось делать специальный стакан, чтоб на вилку налазил, втыкать туда двенадцать самопальных датчиков, коммутировать сигналы. Надо сказать, получилось. За год отловили пять плохих, значит, кого-то уберегли. Банкет, внедрение, все дела - общежитие, стол, горилка, музыка играет, штандарт скачет, девки пляшут... Ладно, в другой раз.
Стрельнули, и осцилоскоп показал сигнал. Покрутили, повертели, смазали - сигнал вырос до разумно-наглядной величины. Так бывает всегда. Поначалу ничего - шорох, всплеск на белом шуме. Надо тащить, говорят бывалые, похоже, что-то есть. И начинается - масло, глицерин, настройки, моща - глядишь, через пару дней выполз.
Прибежал Юра Петров - большой оригинал. Доцент в очках, фанат поперечной волны. Посмотрел, похмыкал, поплевал.
- Слушай, Мишка предлагал широкополосно принимать. Даже набросал как. Типа одним кольцом - без спирали.
- Мощи на хватит.
- Если через усилок, сказал, хватит - пацаны знают.
- Валера, Петров утверждает, что знаешь, как широкий силок на прием колечком делать.
- Знаю.
- Можешь?
- Не вопрос!
Через день новый, блестящий, травленый, медно-желтенький, транзисторно-тиристорный электро-магнито-акустический датчик с предварительным усилителем для широкополосного приема был у меня в руках. Ну, с богом, Слава, врубай канитель.
Закрутился насос, дернулись водяные шланги, загудел блок накачки и, наконец, пыхнула синим дежурным пламенем многовольтная лампа.Трижды сплюнув, дважды постучав по дереву и на всякий случай закрыв глаза, открыли стрельбу.
Удивительно, но с первого раза полез, голубчик, - ярче тысячи солнц - устойчивый, наглый, жирный. Мишаня все-таки гений - даж после смерти помог.
Ничего прекрасней мы не видели ни до, ни после. Крутой подъем, покатая вершина, чуть более плавный спуск с заходом в минус, а после, мягким разворотом на асимптотически совершенную кривую с идеальным прилипанием к оси. Как по учебнику - весь забитый спектрами, абсолютно весь.
Это было нечто. Наносекундный лазерный импульс, который покойный Михал Ваныч описывал двумя функциями Ханкеля - пара букв гэ, лезущие навстречу друг другу и образующие прямоугольник шириной в десять наносекунд, выбивал в металле ультразвук такой небесной красоты, что дальнейшие споры о превосходстве точных наук над гуманитарными можно было смело закапывать во глубину сибирских руд.
Оставалось понять, кто матери-истории боле ценен - какой эффект в конечном итоге образует, детерминирует звуковой сигнал - термоупругий, от мгновенного расширения за счет сверхскоростного нагрева, либо испарительный, когда под воздействием огненного выстрела металл испаряется с поверхности и, по закону импульса сохранения, отлетевшие частицы вещества толкают оставшиеся, разумеется, в противоположную сторону
Сейчас мы стремительно падаем вниз, говорил Саша Каунов на какой-то предвыборной сходке - полуподвал на Каслинской, выборы, то ли Верховный СССР, то ли РСФСР, не суть - что вы хотите, восемьдесят девятый, в магазинах шаром покати, телевизор попеременно несет то демократию с гласностью, то безалкогольную правду, но чаще чумаков с кашпировскими или повязанных музыкой овсиенок, короче, миражи на виражах - поэтому нам нужны крылья. Аж присел.
Как мог человек науки, человек, который внедряя электро-магнито-акустический метод, толщинометрию и дефектоскопию - ноу-хау и хау-ноу, а по ночам стреляя из лазера в подвале второго корпуса нашего политеха, что вообще сидело на острие пика последней науки, протаранил кучу металлургических заводов, да так, что потерял ботинок на кромкострогальном стане, нести подобную, хуже, вненаучную, сказочно-архаическую, бородатую чушь.
Крылья, ага, как же - все вдруг, ни с того, ни с сего, без эволюции или хирургической операции, поперек солнца, луны и закона тяготения, третьего с конца - не иначе, крыша поплыла, доэнтэтэмился.
Саша заправлял первым городским НТТМ - "Практик-Центр", который располагался аккурат под Центральным гастрономом. Ладно, подумал я, политика - штука хитрая, пусть себе ажитирует, глядишь, заскочит наповыше, обрастет костюмами, чиновной выправкой, артикулом, и успокоится во благе. Не общем, так своем - насытит душу и навластвуется всласть.
Вообще, Каунов человек-легенда. В прямом и переносном. Шестидесятник, горлан и главарь - Белоярская АЭС, диссиденство, все дела. Шабашник - половину областных мостов скрепил, и с того подкормил тоже половину, только уже политеха - плохо-ли, месяц пахоты и поездка на юга. Или дубленка, красная тыща или полдолга за жигули.
Друг Евгения Евтушенко - реальный и натуральный, бля буду, прям фотки есть, свидетели, мало того, останавливался в квартире, подолгу жил и катал на машине, завсегдатай закулисья Современника - Неелова, Волчек, Симонова, кто еще, Гафт, Кваша, короче, знатная туса. Поддерживал, если не ошибаюсь, знакомство с Беллой Ахмадулиной, бывал у них, подолгу трепался с Мессерером - поди, топили полночи за баб или футбол с пивом, а всем говорил - поэзия. Из серии, что за чувак рядом с нашим Васей. Помните такой анекдот - ну, когда Вася попросил Папу Римского выйти с ним к толпе верующих, а итальянцы впали в недоумение. Короче, если Беллу Ахатовну надо было публике представлять, то Каунов в этом не нуждался - его знали все без исключения.
Да, в свободное от свободы время Каунов трудился на кафедре физики старшим научным сотрудником и отвечал головой за все горячие темы, проще, заводы целиком висели на нем - переговоры, договоры, исполнение, сопровождение и внедрение, а еще мат и ругань, пот и пахота, железки и печки, станы и незашнурованные ботинки.
Пильгер перекрывал все - огромная игла, сработанная довоенным круппом, раз разом вгрызалась винтом в раскаленную заготовку. Быстро, жестко, горячо и напористо - шум и ярость, жар и грохот тысячи орудий. Иерихоновы трубы, бесшовные, но у Леньки в мастерской, где мы точили и датчики, и разговоры, было на удивление тихо. Незабываемо тихо. Саша в тысячный раз внедрял ультразвук - толщиномер, который должен показывать насколько геометрически неточна дырка. Разностен. Не поверите, внедрил.
Как-то поехали на картошку. Всей кафедрой - осень, хляби, рядки и закусон. Каунов рассказывал за еврейский вопрос - по-тихому, но подробно, начиная с конца девятнадцатого века, а может даже, середины. Волосы дыбом, особенно подпольно-революционная деятельность - вот тебе и ботаники с циркулем, лево-правый блок.Короче, совсем за чертой. По возвращении сперва показал полуразрушенную синагогу, где вершил многие пользы завод медицинского оборудования, а напоследок выдал секретную папку с Петушками - все говорят: Кремль, Кремль...
Кроме того, в душе лелеял аленький цветок - твердотельный импульсный лазер. Ночами, минуя посты и охрану, пробирался в лабораторию, включал установку и от пуза стрелял по железкам, более того, ухитрялся выбивать приличный ультразвук.
Черный дьявол, харизматичный, сверлящий глазом романтик - порой казалось, что они у него разного цвета - ни дать, ни взять, Азазель.Лихо водил забитую под завязку лабораторным железом машину, строил дачу в Кайгородово, воспитывал сына и двух дочерей.
Господи, чего только не рассказывали - внебрачный сын Чегевары, спецагент КГБ, обкомовский любимчик или подпольный миллионер-цеховик. Требовательный, кипучий, непоседливый, смелый и резкий, пророй безбашенный, но в принципе разумный, иногда задумчивый и сосредоточенный, где-то расчетливый, прижимистый, но главное, яркий - отмахнуться за безликостью не получалось ни у кого.
И, как всегда бывает в скверных анекдотах, его вынудили уйти с науки - не, так-то никто не выгонял, просто подмогли, а точнее,пренебрегли и унизили. За работы по ЭМА-преобразованию полагалась чуть ли не госпремия. Авторы, профессура-доцентура, нужно-важные люди - заведующие, главы, директора, начальники цехов - тех, где Саша зависал годами, внедрял, измерял, чинил, лазил по станам и печам, угорал в температуре, тонул в масле, задыхался в кислороде и знал всех вплоть до уборщиц - короче, суть да дело, набрался приличный, вполне себе респектабельный коллектив, и старшим научным пожертвовали за малостью. Не по чину. Разорался, обматерил всех, плюнул и ушел по английски.
Мы недоумевали - куда, зачем, вернется или с концами, и тут бац, новость - в городе открылась диковинная контора, НТТМ, но это еще полбеды, важно, директором там Каунов. Лично.
Контора оказалась архи-полезной, поскольку всякие небольшие разработки-подработки мы тут же повели через них. Через год-полтора о Практик-Центре не знали только в Сан-Марино - высоковато. Вся Челябинская интеллигенция паслась.Да что интеллигенция, все, кто умел что-то путное головой, руками, ногами или жопой - разумеется, в хорошем смысле, исправно появлялись там - архитекторы и дизайнеры, переводчики и водопроводчики, инженеры и культуристы. Масть покатила и Саша полетел - идеи, планы, размах и громады.
Спонсировал фильм "Танк Клим Ворошилов", кучу спортивных и творческих мероприятий, лазерную лабораторию, медицинские исследования, каких-то психологов, социологов и народных певцов, а может просто радиолюбителей переростков, но спустя два года костюмчик стал маловат.
Так бывает, когда человек мыслит километрами, столетиями или континентами, а Саша думал именно так. Нам-дуракам казалось, карьерист - променял науку на власть, пусть должность, муки творчества на отрепетированные аплодисменты, уважение коллег на льстивый подхалимаж человеко-костюмов. В конце концов, стал депутатом, а потом целым заместителем губернатора, а может наоборот, сначала целым, потом заместителем, и уж после всего депутатом. Не суть,но в августе девяносто первого защищал Белый Дом, куда без него, а в девяносто третьем второй раз, правда, с другой стороны. В награду пара сломанных ребер и побег из Шоушенка. Романтика.
В ту страшную субботу один непуганый руководитель проник в святая святых - решил пострелять из новенького лазера. Кукушка, забыл про водяной насос. Само собой, лазер накрылся - начисто сгорел рубиновый стержень. А стоило украшение не приведи господь. Дело даже не стоимость. Предстояла сдача.
Мне, ответственному исполнителю, разбор полета встал бы поперек хорды, и кому какое дело, что, кто и как -даже рядового могли турнуть, мало не покажется.Шутка ли, лазерный щит родины, а если бы узнали, кто блокировку откусил - пиши пропало.
Пришлось поднимать. Из секретного выдали пять литров. Чистого. Плюс сто пятьдесят деревянными и командировали в столицу. Типа на конференцию. Под честное слово справить три дня.
Первым делом, Голубец. Слесарь контрольно-измерительной аппаратуры в страшно закрытом подземно-надземном ящике. Человек надежный, с разумением, и, главное, друг моего друга. Он думал секунд десять.
Спиртом не обойтись, рублей сто. Рубинов нет, но пару добрых неодимов сыщем, и да, есть классный актив в сборе, отражатель - закачаешься.
Назавтра тайными тропами, через подвалы, пожарные лестницы, каптерки и бойлерные, проникли в особо охраняемую нутрь, где за пять литров и восемьдесят рэ приобрел активный элемент, два активированных неодима, два простых, электрооптический затвор, пару килограммов полупрозрачных зеркал, три координатных столика, три отражателя, рулон пассивной пленки и пяток килограмм по-мелочи. После, теперь другими дырами и канализационными люками, выползли.
- Бывай, Голубчик. Спасибо, спас.
- Так не пойдет. Обмыть надо.
В пивной Голубец добавил медицинского, и уже через полчаса завил, что возвращает тридцадку, а полтос, извините, не может - пообещал пацанам.
Я горячо отказывался, объяснял, что деньги не мои, раз, и выданы на спасение темы, два. Но Голубчик был тверд, упорно стоял на своем - он не падла и не крыса..., никогда..., слышь, никогда..., с друзей не берет..., особенно, если нужна помощь..., и если бы я попросил..., он мигом.., хоть Копейск, хоть Тьмутараканск..., лично сам привез это говно..., помочь хорошему человеку...
Мало того, хотел тотчас в Челябинск - чтобы непуганому начальнику бросить в лицо..., прямо в харю.., страшное слово правды...
- Понимаешь, он "мудак" на букву "че". Чувствуешь игру слов...
- Голубчик, какая игра, наливай.
- Не, погоди... по-твоему, мы - алкаши..., запомни, мы - трудовая, сечешь, тру-да-ва-я ин-ти-лли-ген-с-ци-я..., если угодно - культурные пролетарии..., а "Че" - это Челябинск..., чуваак, это город, в котором никогда не будет транвая...
- С дуба рухнул, нас этих трамваев - хоть жопой ешь.
- Не врубаешь. Мой трамвай - не телега на рельсах, а символ красоты и свободы. Точнее, доказательство неотвратимости прогресса.
- Больше неотвратимым не наливаем.
- А что, не красоты...
- Ты бы еще паровоз приплел.
- Это у которого в ка-а-муне... а-астановка...
- Ага, у которого нет пути. А винтовка есть. В руках. Наши жены - пушки заряжены...
- О чем с тобой говорить..., технократ..., в тебе нет поэзии, чувааак..., знаешь почему..., тебе лазером душу пожгло..., и всю поэзию сдуло.
Дальше решили срочно пропить сэкономленную тридцадку. Но красиво - пойти в соседний бар и законьячить, нахрен.Потребовать, чтоб кровавую Мэри..., раз, чоб наконец Высоцкого, по-полной чтоб..., два, коней, чтоб включили, падлы ..., кароче ..., пошли ... все на...
Как выжил, добрался до гостиницы, расплатился за доставку, и, что особенно важно, не потерял груз, до сих пор загадка. Очнувшись, обнаружил бутылку пива и пару сигарет.
В конце концов, тема была спасена, лазер выдал мощность в полтора раза больше проектной, а заказчики сходу подписали акт, за что потребовали законный банкет. После первых здравиц народ потеплел, сбросил официоз и стал горячо объясняться в любви науке, прогрессу. И вообще, за женщин стоя.
Ребят, закинул удочку изрядно подвыпивший председатель,как вам удалось такую мощу создать, колитесь. Что мог сказать господам оборонщикам - правду, только правду и ничего кроме правды.
Пришло новое время и лабораторный подвал мы поменяли на бывшую парикмахерскую, некогда приписанную к восьмой общаге - пристрой, отдельный вход, даже два - парадный и запасной. Вообще, парикмахерских было две - авторский салон знаменитого мастера Людмилы и обычная цирюльня. Дворовая осталась, а салон переехал ближе к центру - теперь, если не ошибаюсь, носит гордое имя "Любо" и находится в двух шагах от Кировки. Вот туда, после многотрудного ремонта, въехали со всем добром.
Огромный зал - четыре монтажных стола, красавица Ирина за пишущей машинкой, диван с кофейной тумбочкой и электрической плиткой, семинарская доска под тряпку, видео-двойка Голдстар, пара картин народного художника Ладнова - шишкин лес и вазон с ветками, но центральным звеном, жемчужиной и бриллиантом, являлся гигантский рукотворный аквариум. Произведение искусства, вручную нарезанное, собранное, склеенное и оборудованное Вадиком - кислород, подсветка, подводная утварь, домики, песок, ил, водоросли, кормушка, но главное, живность. Петушки, скалярии, гуппи и барбусы, золотые рыбки и кометы, и даже два сомика - Рауль и Фидель.
Ухаживал заботливо. Сначала долго смотрел внутрь, постукивал по стеклу, не спеша заваривал чай, задумчиво курил, потом глубокомысленно произносил "пора", а спустя пять минут снимал пиджак, засучивал рукава и приступал к очистке. Вода, тряпка, скребок и старание, и через час аквариум блистал по-новой, сомики лениво ползали по дну, стайки мелких рыбешек то сновали с одного конца на другой, то внезапно замирали под неведомым углом, весело тарахтел пузырьками воздух и будто покачиваясь на прибрежной волне, играла разноцветными огоньками подсветка. Баунти.
Лазерная в два окна, где прочно замерла пара пятиметровых железных столов, напичканных оснасткой, зеркалами, отражателями, указками, блоками, неодимом, снова зеркалами,только уже полупрозрачными, позиционными столиками, затворами, зажимами и шлангами, а еще металлический стеллаж под аппаратуру и стол под экспериментальный журнал.
Далее шла большая каптерка - стеллажи, картотечные шкафы для мелочевки вроде радиодеталей и сейфы для хранения особо важного, учебный стол и пара стульев, которой заведовал Ефимыч - седовласый, коротконогий мужичок, некогда отсидевший за нанесение неверной возлюбленной тяжких телесных, большой любитель крепкого чая, правильного спирта, внезапного загула, длинного праздника и веселящей гармошки, а за стенкой притаилось убежище толстяков - двух одержимых конструированием игровых компьютеров радиоинженеров.
Предбанник, куда упихали токарный и фрезерный, сверло и моталку, с выходом на душевую и разворотом в долгий коридор, где под руководством Хеймана сварганили атлетический уголок и велосипедное присутствие, мало, секретный, так еще с потайной дверью в Манекеновское закулисье - да, да, знаменитый театр квартировал буквально за стеной.
Хороша лаборатория - картины, музыка, видео, аквариум, душ, спортзал и дверь папы Карло ровно посреди бабьего царства - справа парикмахерская, за спиной актрисы, а сверху студентки и аспирантки.
Марьмихална, интересная женщина под сорок, комендант восьмерки, нет-нет да забредет на вкусный огонек. Разумеется, с проверкой соблюдения норм и правил, режима или санитарной дистанции, но иногда оставалась наподольше - поговорить о сущем, пригубить правды или посмотреть в глаза истине.
Парикмахерские дамы обычно заседали по пятницам, но если труба заиграет, могли оторваться в среду или во вторник с четвергом, и тогда карнавал искрил повсюду - белые халаты, крашенная дверь.
Проходной двор - кафедра физики и нелинейщики, голографисты и радиолюбители, видеопрокатчики и кооператоры, материально ответственные и материально безоствественные лица, любители спирта халявного и любители спирта взамен, поклонники живописи и матерных частушек, Луки Мудищева и Венедикта Ерофеева, механики сплошных сред или квантовой оптики, почитатели искусства Брюса Ли или фанаты обворожительной Карен Шуберт, где на еженедельных семинарах членкоры и доктора, светила науки и блестящие ученые, талантливые физики и неприступные математики травили всякую ересь типа теории функций комплексного переменного, нелинейных дифференциальных уравнений, текучести, сверхпроводимости и пластичности, солитонов или распознавания образов.
Однажды на праздничный салют попал директор гостиницы Турист - кто, что, как, зачем, не суть - Михалыч, нестандартный и, как выяснилось потом, не совсем традиционный, важнее, насквозь интуристовский, благодаря чему через неделю толпой отправились на Слынчев Бряг, жаль, кончил плохо - застрелен в приватизацию.
Камнеделы, каменотесы, камнерезы, геологи, художники и врачи, ювелиры и кооператоры, культуристы и музыканты - трехгодичный перестроечный карнавал.
Там впервые потрогали Ай-би-эм Пи-си, сыграли в Сити, Арканоид и Формулу, научились красиво рисовать графики и готовить из спирта полезные напитки, хлебнули боевиков, мелодрам и порно, поставили кучу экспериментов и выдали на гора толщиномер для Лихтенштейна, мини-лабораторию для Кауновского НТТМ, стрессомер для умной докторши-сердечницы, изобрели на пару с Петровичем определитель пластических напряжений, опробовали для часового завода точечно-лазерную сварку, лазерную маркировку бутылок для Ликерки, а для фабрики художественных изделий соорудили лазерную сверлилку, наладили выпуск дамских ожерелий в промышленном масштабе, и ликуя встретили август девяносто первого, а потом, уже в полном и слепом беспамятстве, конец Союза.
И когда прибыл девяносто второй скорый, все закончилось в одночасье - оборонку упразднили, заказы порезали, аппаратуру увезли, а помещение передали под банк или страховую. Радиоинженеров подобрал Борис Яковлевич, Вадик и Слава примкнули к торговле, хотя скорее, услугам или работам, а ваш покорный слуга успел отскочить направо, и после смерти бабы Поли обустроил там юридическую контору. На углу Ленина и Свободы.
Человек - штука хитрая. С одной стороны, слово "я" исчерпывает смысл сущего целиком, с другой, всякое проявление - феномен. Отражение, голос, пот и запах, тактильность и речь, взаимодействие и психология - качества, признаки, черты и особенности. Целиком понимаю, по частям - не очень, не совсем и не всегда, получается, многообразие.
"Я-целое" - сущность, инвариантная во времени и пространстве, болезни и здравии, языке-логосе или думке-мечте, и хотя само язык не создает, живет, бытийствует, мыслит, сопротивляется склонению или существует в потоке, и наружу выдает длинную череду феноменов. Подчас совершенно неожиданных, непредсказуемых или несвоевременных. Жизнь взаймы.
Я деревенский житель-
Под Истрой моя обитель,
Звучит, лишь послушай, божественно
Деревня моя – Рождественно!
Шоссе Волоколамское…
Церкви, селенья, поля
И поворот направо
У Никонова монастыря.
Реки перевивы зеленые…
Места давно намоленные.
Напев из Бужарово в Бабкино…
Звон колоколов слышен,
В Лечищево из Ламишино.
Поля, перелески снова
И вот деревня Дьяково,
А дальше – рукой подать
Мой скит, моя благодать,
Где каждое утро девственно,
Храм и деревня Рождественно.
Это Сашины стихи, когда с тобой говорит свое - улица, природа, погода.
Размышляя о Челябинске, его судьбе, происхождении, истории, бытии или мифологии, все время обращаюсь к нему.Не столько за помощью, хотя б не помешала, сколько как собеседнику, наставнику, даже учителю, а проще носителю истины-идеи.
Саша нутром чует землю и ветер, людей, страну и эпоху. Мало того, участвует, вкладывается, ставит на кон репутацию, жизнь и здоровье, и знает что-то такое, чего не знаю я или мы - почвенное или всемирное, народное, гражданское или правдивое.
Носитель. Веры и Справедливости, Огня и Свободы. В Сашином присутствии мир меняется - точно, становится ярким, интересным, опасным и вызывающим. И люди меняются - ровно в ту же сторону.
Из его рук я получил Москву-Петушки, лазерное оборудование и принципиальную возможность приема, заказ на другую лазерную лабораторию - уже для Практик-Центра, потом, в две тысячи первом, арбитражно-акционерное дело - шумное и нервное. От него наслушался за Таганку и Современник, Евтушенко и Ахмадулину, русский и еврейский вопрос, революцию и Гулаг. Еще, что важнее, почувствовал кураж и бесстрашие сильных.
Шпион, агент, адепт, а вот и нет, не угадали, мелковато будет - поэт-романтик, в самый раз, но это по секрету. Саша Каунов, Александр Дмитриевич, живой, гордый и непокоренный, вся грудь в орденах - Вера, дети, восемь внуков и правнук. Человек - легенда, человек - эпоха, и все же главное там - настоящий и вечный.
И даст бог, скоро увидимся