Так уж принято — в канун Рождества в Неаполе и его окрестностях принято собирать морской ужин: угорь, омар, креветки, устрицы, вяленое филе трески, разухабисто звучащее на местном как "баккала". Желательно, чтобы вся эта компания дружно встретилась за одним столом. А править ими будут ракушки-венерки, ну или вонголе — немного по-русски неприятненько звучит, но из предрождественской пасты ракушки не выкинешь. А потом и на следующий день, в праздничный обед, на столе должны настойчиво присутствовать морепродукты. Собственно, это триумф рыбных лавочек, по масштабу "улова" сравнимый разве что с 8 марта для цветочных магазинов в России.
Как я уже рассказывала, я не могу себя поставить в один ряд с неаполитанскими хозяйками, но соорудить первое блюдо с ракушками — дело чести, традиций, истории, жизни и всех других самых патетичных абстрактных понятий. Тем более что оно завораживает простотой исполнения — маслице зашкворчало, туда помидорки плюх, чесночка ух, потом по-быстренькому протомил в ароматной этой жижице вонголе, петрушечку там где-то подрубил и вуаля. И даже сыр потом тереть никуда не надо. Сиди себе, в спагетти их вылавливай и причмокивай.
Сохранить в нужной кондиции эти самые вонголе, если купить их сильно заранее, весьма проблематично. Поэтому даже отдаленно не представляя, какие испытания выпадут на мою долю, я побежала за ними и всем остальным к праздничному ужину именно 24 декабря, в полдень.
"Кишмя кишит" - это вот было про главную улочку нашего поселка в этот день. Но увы, не про лотки на прилавке рыботорговцев. Пробравшись через целующиеся, братающиеся и бурно поздравляющие друг друга маски, я обнаружила, что каждый чан был пуст. В каждом ведерке осталась тоскливо плескаться морская вода. Импровизированный бассейн, еще видимо час назад переполненный живыми угрями, тоже лишился содержимого.
Среди дикой пустоты и на фоне неподдельных улыбок хозяина и его помощников сверкал один-единственный ценник в 35 евро. А под ним лежали мега-вонголе, такие, что превосходят обычных по размеру раз в шесть.
Сердце сжалось от жалости к мужу, которому судьба уготовила в этот вечер остаться без волшебных моллюсков — разориться вот так я не была готова. На эту сумму я рассчитывала купить вонголе и еще мешок овощей и фруктов, вот и рюкзак сзади у меня болтается. Как бы мне намекает, что мы вышли не только за баснословными ракушками. И может ну их? Ну в конце концов? Ну бывает же Новый Год без оливье? Бунтарское такое застолье. И у нас такое будет — канун Рождества без вонголе!
А потом я подумала, что не имею права. И без того странное Рождество, без родителей и общего стола, без шумной компании и десяти перемен блюд, которыми нас избаловала свекровь, без уверенности в завтрашнем дне, да еще и без вонголе? И я их купила. И приготовила, как полагается. Что-то должно быть незыблемым.
А потом мы сидели, муж с восторгом и с акцентом говорил на русском "ооочень" (одна из высших кулинарных похвал). Обсуждали взлетевшие, впрочем как и каждый год, цены на рыбу и морепродукты. И в какой-то момент, решив по-философски резюмировать этот отрезок беседы, он сказал: "Все продолжают покупать, потому что в этом году еда - единственная радость, которая у нас есть". А потом засмеялся и добавил:"Это вообще наша единственная настоящая радость, в принципе каждый год".
А я в очередной раз подумала, что высказывание Катрин Денев о том, что «у итальянца в голове только две мысли; вторая — это спагетти» — ложно. Первая — тоже спагетти.