- Древо со цветами красными. На древе птица сиживает, цветочки пощипывает, да в корыто мечит.
Я знал отгадку и потому молвил забористо:
- Красны цветы – есть человецы! Птица – Смерть. Корыто – земля. Сколь Смерть похитит, толик и родится заново в Мир. А древо - Великий Дуб, то бишь! Растёт от начала времён. И ветви подпирают все девять небес, а корни уходят в глубины Нижнего Мира.
Не то хриплый кашель, не то хихиканье наполнили темноту. Я насторожился, ожидая подвоха. Опять примутся колотить или ещё чего похуже? Послышался плеск, глухие шлепки, запахло сладким травяным дымом. И прямо в грудь мне посунулось что –то твёрдое.
- Отведай, сыне! – произнёс кто-то знакомым голосом Кощея. Я принял в руки небольшой глиняный горшок, в коем плескалось нечто похожее на густой кисель. Горшок был холоден на ощупь, но стоило мне отхлебнуть пойло – язык ожгло так, что я чуть было не выронил посудину.
- Пей, ежели, жить хочешь! - злобно прошипела темнота.
И я попытался медленно глотать огневую жижу. Поначалу помстилось будто в рот льётся расплавленное олово. Но с каждым новым глотком боль притуплялась, а по рукам и ногам словно бы потекли горячие ручьи. Темнота тоже превращалась в горячий, обволакивающий тело кисель. И я плыл в этом киселе, не чуя тяжести собственного тела, сливаясь с жидкой темнотой, теряя последние обрывки рассудка и страхов.
Тогда весь я обернулся в радостный покой – верно так чувствует себя облако в безмерной синеве небес или озёрная гладь, хранимая от чужих глаз острыми лезвиями древних елей. И будь то в моей власти, я бы ни по чём не вернулся в проявленный мир: ни зверем, ни человеком.
Но кисель вдруг стал слипаться хлопьями. Хлопья принялись таять, как весенние сугробы, а темнота разлилась холодным сизым туманом. Постепенно сквозь туман проступали углы, и закопчённые стены, и распахнутая настежь дверь. В дверной проём заглядывал робкий свет. Глаза хорошо различали кружащиеся в пучке света пылинки. И я снова ощутил налитое упругой тяжестью жизни собственное тело. Отчаянно захотелось шагнуть туда - за порог, почуять ступнями набухшую, готовую рожать и рожать, тёплую Землю! Слышать птичьи голоса, впитывать переполненный запахами леса терпкий воздух. И ничто не держало меня! Я встал, приятно ощущая какую-то особую живую могуту во всём теле. Переступил порог и…
Лицо полоснуло огнём. Едва успел прикрыть глаза левой рукой, и почуял, как горят мои пальцы. Попытался отпрянуть назад, но оказалось, что отступать некуда – ни порога, ни двери, ни самой избушки не было вовсе. Я стоял на огромном валуне, а вокруг меня красным морем плескалось бесшумное пламя. Дыма почему-то не было, но калёный воздух жёг кожу и нутро, похлеще чем в кузнице.
Спастись можно было лишь на самой середине валуна, куда не доставала смага. Лишь там и можно было дышать не обжигаясь. Обнаружив эту спасительную точку посреди горящего мира, я упёрся в неё ногами, порешив, что не двинусь больше с места. Словно в утешение, над головой моей повисло маленькое облачко и, даже, уронило несколько крупных дождевых капель.
Я решил просто ждать. Чего? Может быть разверзнутся хляби небесные, и добрый ливень утишит злое пламя? Может быть это сон? Тогда нужно просто проснуться, и всё закончится? Может быть... Иногда терпеливое ожидание неизвестно чего – это всё, что нам остаётся.
Я уселся на валуне, поджав под себя ноги, и приготовился ждать. И тогда только начал осматриваться вокруг.
Огненное море оказалось рекой или даже ручьём. Вот уж диво так диво – горящая вода! А огонь без дыма мне видеть ещё не приходилось. И до брега вроде бы рукой подать. Там на крутом зелёном яру сплетаются в объятьях две молодые стройные берёзки, а под берёзками стоит девушка в долгой рубашке. Ветер поигрывает распущенными светлыми косами. Сложив ладонь лодочкой, она вглядывается вдаль. Вот девушка замечает меня и машет рукой. Зовёт. Ещё не различая её лица, вдруг узнаю в ней Айно. Она всё кричит мне что-то. Смеётся и плачет, и зовёт-зовёт. Пойди, мол, ко мне. Жду тебя! Долго жду!
Но как пойдёшь, когда вокруг огонь? И не тот добрый кормилец, что живёт в очаге и принимает в дар кусок лепёшки да квашенное молоко. А чужой, незнакомый. Он уже слизнул мой мизинец с левой руки, и норовил теперь проглотить всего меня целиком.
Айно принялась показывать рукой куда-то в сторону. Повернув голову, я узрел ветхую жердь, протянувшуюся от моего валуна до её берега. Ума не приложу, как она не сгорела? Злое пламя подгрызало немощную деревяшку, но упрямая жердь всё ещё отчаянно цеплялась за оба края, не желая сдаться огню. Однако, силы были не равны. Ещё немного и пламя перекусит строптивую палку пополам.
Неужто обуглившаяся, треснувшая в нескольких местах жердь и есть, тот самый Калинов Мост через речку Смородину? Да такому мосту не удержать и малого дитятю! Мне ли, грузному, вверить себя хлипкой опоре?
Но тут Айно кинулась с крутояра, явно собираясь идти ко мне по злосчастной жерди. Длинные острые языки пламени жадно лизнули подол льняной рубахи и раз и другой. Я не выдержал.
- Стой! – заорал я, а калёный ветер толчком вошёл в грудь.
- Я иду к тебе!
Изречь всегда проще, чем содеять. Стоило лишь шагнуть к краю валуна - огненные змеи принялись нещадно жалить ноги. Дышать стало невмоготу. Несколько шагов по жерди толщиной в руку над колышущейся массой беспощадного огня разделяли нас друг от друга. Несколько шагов! Да-а, недаром Боги сотворили первого Мужчину и первую Женщину из двух палочек, между коими возгорелся огонь.
А не лучше ли вспятить? Переждать? Спасти себя или… Победить Страх, но тогда. А что тогда? Всё знать могут Боги. А смертному дано - лишь выбрать путь, который поведёт его к неведомому концу.
Айно больше не звала. Но я нутром чуял звериную тоску, рвущуюся из её глаз.
Так и сталось. Ноги несли прочь, а я шагнул вперёд. Израненная огнём жердь затряслась подо мною. Но пламя будто бы отпрянуло вниз. Зато жар сдирал кожу и выворачивал нутро. Боль разрывала ступни. Зажмурился и сдвинул ногу. Ещё шаг. И жердь издала страшный треск. Я застыл, понимая - всё кончено. Жаль - не решусь разлепить опалённые ресницы и последний раз увидеть её лицо. Как глупо я попался! Не лез бы в пекло… Опора рухнула и я, нелепо взмахнув руками … очнулся.
Я лежал в прохладной гридне на лавке. Айно гладила меня по щеке и что-то лепетала. Ныли руки и ноги. Нестерпимо хотелось пить. Словно разобрав мои мысли, Айно поднесла к губам резную липовую ендову, полную студёной воды, что помстилась мне слаще мёду. Пил и пил. С каждым глотком наполнялся живой могутой.
Опершись на локоть, я приподнялся. Левая рука с покалеченным мизинцем, натуго свитая тряпицей, ловко и властно скрутила светлую прядь её волос.
- Я стану отдавать половину моей добычи твоему отцу! - пообещали мои губы. А она спрятала лицо на моей груди.
(Окончание в следующей публикации)
Иллюстрация - репродукция работы современного художника-сюрреалиста Виктора Брегеда.
Начало истории - тут!
2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!