Хищничество — взаимоотношения организмов, при которых хищник использует жертву в качестве пищи. Рабство, крепостничество и наёмный труд вполне корректно называть смягчёнными формами людоедства. Только хищник-эксплуататор потребляет не плоть своих жертв, а время их жизни, превращая людей, тем самым, в примитивный источник своего благополучия и своей праздности.
Паразитизм — взаимоотношения организмов, при которых паразит не убивает своего хозяина, а длительное время использует его как среду обитания и источник пищи. К паразитам относятся вирусы, патогенные бактерии, грибы, простейшие, паразитические черви и предприниматели.
Предприниматели, в отличие от волков, червей или клопов, вступают в оба эти типа взаимодействия с пролетариатом одновременно в виде частных отношений собственности.
Оппортунизм в таком случае коренится в природной способности организма из разряда жертв приспосабливаться к объективным условиям хищническо-паразитических взаимоотношений.
Как известно, на определённом этапе развития из неживой материи возникает живая материя, которая значительно сложнее и способна к особым формам движения в виде реагирования на среду своего обитания. Если в материальном мире неживых веществ сила действия порождает противодействие, равное по силе и обратное по направлению непосредственно и моментально, то в органическом мире как бы опосредованно и через более сложные формы взаимодействия.
Под давлением внешних условий всякий организм аккумулирует свои внутренние силы противодействия не только для прямого «отталкивания», но и меняя себя, тем самым снижая нагрузку внешних условий, приспосабливаясь к ним. В неживой материальной природе аналогом приспособлению в некотором смысле служит противодействие некоторых веществ внешнему давлению, например, в виде увеличения своей плотности. Если бить по куску металла с одинаковой деформирующей его силой, то он «компенсирует» недостаток внутренней силы противодействия изменением своего строения в виде увеличения плотности. Таким образом, через несколько ударов сила воздействия и сила противодействия уравниваются и деформация прекратится.
В живом организме происходит примерно то же самое, только на куда более высоком уровне, и называется реакцией организма на внешний раздражитель. Растения отражают условия своего обитания в примитивной форме раздражимости. Животные, в отличие от растений, самостоятельно передвигаются, поэтому постепенно сложили в себе сложные органические аппараты жизнедеятельности под эту функцию — дыхательную, пищеварительную, кровеносную и, наконец, нервную системы. В результате изменилась и форма отражения на большее сложную — рефлекторную. Здесь уже имеется не простая раздражимость, а известная динамика безусловных и условных рефлексов, которая базируется на передаче стереотипных реакций по наследству. Таким образом, условием устойчивого существования высокоразвитого животного становится запоминание — прямой подступ к высшей нервной деятельности.
Запоминание как форма психической деятельности порождает противоположность с необходимостью в нетипичных ситуациях действовать вопреки сложившейся привычке. Это повторение на новом диалектическом витке развития складывания безусловных рефлексов через приобретение и выработку условных. В результате появляется свободная ориентация животного в пространстве и в материальных условиях своего обитания.
На почве этой высшей психической деятельности у некоторых видов возникла высшая форма коллективной жизнедеятельности — стадность. Стадность дала человеку коллективность, а высшая психическая деятельность — возможность труда. Так, у человекообразных обезьян постепенно сформировались ловкие руки, прямохождение, в том числе для освобождения голосовых связок, и таким образом коммуникация в виде членораздельной речи. В результате человек создал орудия труда, давшие прибавочный продукт. Воспроизводство человеческого общества стало, практически независимо от внешних природных условий, устойчиво расширенным.
Преобразование природы тоже есть своеобразный способ приспособления человека к среде обитания, но чисто социальный. При этом ясно, что прежние формы приспособления, в том числе инстинкт выживания, продолжают играть известную роль в психике человека.
Утверждение с развитием производительных сил отношений частной собственности доказывает, что животные атавизмы ещё весьма влиятельны в человеческом обществе. На этой почве, в условиях возникшей крайней конфликтности общества, зарождается психология приспособления.
Естественное природное свойство человека — всеобщее свойство живых существ приспосабливаться к господствующим условиям среды, — таким образом, проявляется двояко: осознанно — как труд, «приспособление» через преобразование природы, и неосознанно — как подчинение природе и господствующим социальным условиям.
Но пассивно приспособиться к условиям классового гнёта ещё не значит быть оппортунистом. Классовое деление общества объективно, и все, кто в таком обществе живёт, вынуждены считаться с этим, а значит и приспосабливаться. Но когда к этому процессу проявляется особый вкус, когда человек переходит от пассивной необходимости приспособиться к активной игре по господствующим «правилам», чтобы улучшить своё положение или возвыситься над другими, то складываются качества личности, делающие человека предрасположенным к оппортунизму.
Сопутствует же оппортунизму, как форме политической практики, невежество. Когда активный, в том числе доведённый до ручки, человек не знает, что было бы по-научному правильно противопоставить господству буржуазии, он объективно либо скатывается к приспособлению, либо впадает в отчаянную индивидуалистическую атаку «на систему».
Обобщая вышесказанное о механизме приспособления, следует признать, что оппортунист — это своего рода падальщик, подпевала буржуазии, поганое буржуазное охвостье.
В. А. Подгузов: «Наличие господствующего класса предпринимателей неизбежно порождает слой людей, приспосабливающихся к этой объективной реальности. В свою очередь, наличие людей, приспосабливающихся к существованию класса буржуазии, делает жизнь буржуазии более стабильной и безопасной. Возникает типичный для животного мира симбиоз, подобный симбиозу хищников и падальщиков самого разного вида вплоть до занятых выковыриванием гниющих остатков пищи из пасти крокодила и только потому не съедаемых крокодилом.
Поэтому диалектика соотношения победы и поражений в борьбе против оппортунизма такова: нельзя победить оппортунизм, не одержав победу над буржуазией, и в то же время, невозможно одержать победу над буржуазией, не одержав победы над оппортунизмом. Причём победа над оппортунизмом является, по отношению к победе над буржуазией, необходимым условием. Необходимым, но недостаточным. Достаточным условием искоренения оппортунизма навсегда является победа над самой буржуазией. Пока существует буржуазия, оппортунизм неизбежен. Поэтому, давая определение оппортунизму, я утверждаю, что по своей родовой принадлежности — это разновидность атавизма, по своей сущности — форма социальной мимикрии, адаптации, приспособления, по содержанию — продукт невежества, как дипломированного, так и трущобного.
Для того, чтобы победить буржуазию, чтобы перестать быть дойной коровой в чужих руках, необходимо превзойти эксплуататоров в умственном развитии. Никакого другого средства избавления от оппортунизма, то есть от наиболее замаскированной формы холопства, кроме обогащения своей памяти знанием всех тех богатств, которые выработало человечество — не существует!
Или пролетарий при помощи коммунистической партии превзойдёт буржуазию в понимании законов общественного развития, или он и дальше будет „прогрессировать“ в своём раболепии.
…
К сожалению, в большинстве случаев оппортунизм пролетариата рассматривается многими как досадное, временное и не слишком значительное недоразумение. Между тем реальная история и современное состояние бывшей системы социализма показывает, что в единстве и борьбе двух противоположностей — революционности и оппортунистичности — в психологии пролетариата верх временно вновь взял оппортунизм, животное приспособленчество.
Легко представить, сколь продуктивно шел бы процесс борьбы с оппортунизмом в коммунистических партиях, если бы в глубинных свойствах пролетариата не был заложен синдром продажности. Оппортунизм внутри коммунистических партий паразитирует и развивается на оппортунизме самого пролетариата, но в то же время партийный оппортунизм является важным условием устойчивости и усиления оппортунизма в пролетарской среде» («О некоторых методологических проблемах анализа природы оппортунизма»).
Нет сомнений, что мотивировка оппортуниста представляет собой крупный интерес с точки зрения борьбы с оппортунизмом.
Комплекс личных качеств человека, который располагает к оппортунизму и превращению во врага революции, можно охарактеризовать как симбиоз чванства и двурушничества.
Известно, что абсолютно негативных и абсолютно положительных черт характера не существует. Перехлёст с первого взгляда выгодных качеств даст совершенно безобразный результат, и наоборот. Таким образом, марксисту нужна известная балансировка, соблюдение меры. Основные моральные принципы, исключающие оппортунизм — это абсолютная искренность с собой и товарищами, героическая преданность делу, добросовестность и беспощадная самокритика. Это те препарированные диаматикой черты личности, конфигурация которых не нарушает необходимых границ меры.
Оппортунист же представляет собой киселеобразное существо, служащее делу контрреволюции как бы в силу обстоятельств, в силу душевной слабости. Но всякий оппортунист, будучи долго неразоблачённым, в условиях обострения классовой борьбы, превращается в агрессивного врага коммунизма. Он начинает по нарастающей мобилизовать все силы и средства в своей борьбе против партии и коммунизма. Логика фракционной борьбы сильнее воли отдельных лиц.
Фрагмент статьи А. Редина "Причины реставрации капитализма в СССР"