После тяжелой болезни жизнь постепенно возвращается в измученное тело. Так мне сказала одна дама. Добавила, что жизнь возвращается в ее измученную душу. Она начала себя узнавать. Вспоминать, что такое непосредственные радости. Подобное испытывает человек, который вышел из тюрьмы.
Она одна подняла двоих детей. Пришлось сложно. Вечные работы и подработки. В течение недели с утра до ночи деньги зарабатывала. В воскресенье снова – на халтуру. Выходила ранним утром. Все дворы спят, тишина. Зимой особенно: ее следы первые на утренней пороше.
Дети привыкли к самостоятельности. Выросли трудолюбивыми и целостными людьми. Сейчас у них свои семьи.
Но дама продолжала работать: нужно было помочь ребятам справиться с ипотечным грузом. Кто еще поможет? И она снова работала и работала. Снова искала дополнительный заработок.
Дети уговаривали не работать – выйти в конце концов на пенсию – но она сделать этого не могла. Сердце призывало помогать: жалко ребят.
И вот исполнилось 65. Дети развязали жилищный узел: что-то сдвинулось с мертвой точки. И дама в последний раз закрыла за собой двери на работе: можно отдыхать.
Первую неделю она лежала по утрам до девяти или до половины десятого. Затем поднималась и ходила по квартире, разглядывала ее, как будто видит в первый раз. Ходить бесцельно, оказывается, наслаждение. Ты человек, а не рабочий скот, извините.
Медленный завтрак напротив включенного телевизора. Прихлебывание чая из любимой чашки. Затем можно положить ноги на диван и тупо смотреть что-нибудь.
Она нарочно задерживалась с обедом, потому что теперь это можно было делать. Она так хотела – и задерживала! Наливала в чашку черный душистый чай, ставила стул около окна и смотрела на людей, наслаждаясь ничегонеделыванием. «Я хочу сидеть и смотреть. И мне никто не запретит», - так себе говорила, наслаждаясь этими словами.
Она пару месяцев никуда не ходила из дома. Только быстро-быстро выкинуть мусор и купить провизию. И снова – наслаждаться покоем, занятиями простыми и немудреными, незапланированными занятиями.
Так душа приходит в себя. Так она вспоминает, что от рождения была свободной. А потом ее запеленали в смирительную рубашку необходимости.
Рассказывала мне о первых месяцах «свободы», а у меня в уголках глаз слезы были. Жить, не принадлежа себе. Подчиняясь жестокой необходимости. И вот свобода. И дай, Бог, этой даме прожить долго-долго «для себя». И всем тем, кто много работал, мечтая об отдыхе.
Здравствуй, отдых!