Большая часть нашего 272-го взвода прошла учебку успешно. Только один сломался на физподготовке и был отстранён по медицинским показателям. Двоих отправили обратно для прохождения дополнительных курсов. Четверо не сдали экзамен по обращению с винтовкой М1 и также были отправлены на повторное обучение. И ещё один перевёлся на флот. В общем, 272-й взвод был выпущен из учебки 30 сентября 1957 года, потеряв только восемь человек личного состава. Наши инструкторы — штаб-сержант Лессер, сержант Рассел и сержант Френсис — своё дело знали.
Конечно, учебка Корпуса морской пехоты была тяжёлым испытанием в плане физподготовки, но ещё труднее было выдержать психологический стресс. Посреди ночи в казарме вдруг раздавались свистки, инструкторы колотили палками по пустой канистре и вопили: «Подъём, дамочки! Встать, живо!» И вот ты уже ходишь гусиным шагом по плацу. Или стоишь, вытянув руки вперёд, и держишь свою винтовку на кончиках пальцев. Держишь до тех пор, пока боль в мышцах не становится невыносимой. И когда инструктор видит, что винтовка вот-вот упадёт, то выхватывает её у тебя из рук и тычет прикладом в живот. А если ты гордо выдерживаешь это испытание, инструктор орёт: «Брось винтовку в песок, новобранец, и почисти её заново».
Но худшим было наказание за курение в те часы, когда курить было запрещено. «Марш в рубку, баклан!» А в каюте инструкторов нарушителю совали в рот сразу три или четыре раскуренных сигареты и надевали на голову ведро. Если этого казалось мало, то инструкторы могли вдобавок стучать по ведру своими стеками, пока бедолага курит свои сигареты. Через пару минут ведро снимали, новобранцу давали прикурить ещё, снова надевали ведро на голову, и наказание продолжалось. Почему это считалось таким серьёзным проступком? Как я узнал впоследствии, товарища одного из наших инструкторов застрелил снайпер, когда он закурил после приказа по роте потушить сигареты.
После выпуска из учебки нас отправили на базу Пендлтон, в полевой тренировочный полк. Теперь нас называли морпехами. И мы этим гордились. У нас были марш-броски и полевые учения, но в основном нас натаскивали в СБП, специальной боевой подготовке.
Одним из первых полевых упражнений была тренировка, где объясняли, как себя вести, если попал в плен. Однажды поздним вечером наш комендор-сержант Фелпс приказал нам построиться. Его инструктаж был проще некуда:
— Если вас захватили в плен и допрашивают, называете своё имя, звание и личный номер. Больше ничего. Всё ясно
— Так точно! — гаркнули мы в ответ.
— Построиться в две шеренги.
Мы быстро построились.
— Шеренга справа от меня — наступающие, — сказал комендор-сержант Фелпс. — Шеренга слева — солдаты противника. У противника есть двадцать минут, чтобы найти укрытие. Наступающие, когда обнаружите кого-нибудь из этих гадов, приказываете ему раздеться догола, оставив только ботинки. Затем пусть свернёт одежду в скатку и положит себе на голову. А вы сопроводите его в это здание, которое находится позади меня. Наступающим примкнуть штыки. На выполнение даётся один час. Противнику рассеяться по территории. У вас есть двадцать минут.
Деревья и кусты мелькали, как тени, когда я бежал в поисках укрытия. Я спрятался за большим кустом, так как ничего лучше найти не смог. Двадцать минут пролетели быстро. Вскоре я увидел свет от фонариков наступающих, услышал, как обнаруженных противников выгоняют из укрытий:
— Встать, живо! Раздевайся!
Через пару минут нашли и меня. На мне скрестились лучи фонарей.
— Встал, живо! — Три морпеха наставили на меня штыки. — Раздевайся! Сверни одежду в скатку и положи себе на голову!
Хоть мы и дружили с этими парнями в казарме, теперь они были предельно серьёзны. Я действительно был их врагом. Они повели меня к командиру.
— Пошёл! Двигай!
В комнате на меня уставился комендор-сержант Фелпс.
— Имя? Звание? Личный номер?
Я ответил, и он тут же спросил:
— Откуда ты? Назови номер взвода!
И хотя его тон был крайне требовательным, я смолчал. Удовольствовавшись этим, Фелпс сказал:
— Ладно. Оденься и встань к остальным.
Морпехи, исполнявшие роль наступающих, приводили других морпехов, исполнявших роль противника. Ганни допрашивал и их:
— Откуда ты? Назови место последней дислокации!
Они все называли только имя, звание и личный номер. Затем вставали в шеренгу к остальным, и вскоре в комнате не осталось ни одного раздетого морпеха.
Наконец пригнали ещё одного. Комендор-сержант начал допрос:
— Откуда ты?
— Из Лодая.
— Номер твоего взвода?
— Двести семьдесят второй.
Мы стали подавать ему знаки. Я поднёс палец к губам. Парочка других морпехов отчаянно махали руками. Ничего не помогало.
— Какой полк? — спросил Фелпс.
— Первый.
— Как зовут командира?
— Капитан Хансен.
Тут ганни не выдержал.
— Какие тебе были даны указания, мать твою за ногу?
— Когда попаду в плен — раздеться, свернуть одежду в скатку и держать на голове.
— И все?
Голый морпех замялся с ответом.
— Не знаешь? — заорал ганни. — Так я тебе напомню. Тебе были даны указания назвать на допросе имя, звание и личный номер. И ни слова больше.
Крики Фелпса не произвели на голого морпеха большого впечатления. Он стоял, безразличный ко всему, и можно было увидеть, как двигаются его челюсти, хотя рта он не открывал.
— Жвачку жуёшь? — спросил ганни.
— Да.
— Положи одежду на пол. Теперь достань эту поганую жвачку из своей поганой пасти и потри о свои вонючие яйца.
Голый морпех подчинился.
— А теперь запихни жвачку обратно в пасть и проглоти.
Морпех помедлил мгновение, но исполнил и этот приказ.
Мы все смотрели на это в полном оцепенении. Если бы инструктор в учебке вот так унизил рекрута и об этом узнало бы командование базы, его бы отдали под трибунал и посадили в гарнизонную тюрьму. А здесь вот так вот просто унизили одного из нас. Как так?
Все мы знали, что во время Второй мировой наш ганни побывал в японском плену на Филиппинах. Если он был в концлагере Билибид, то, возможно, знал моего дядю, Джеймса Роба. Фелпс побывал в настоящем плену, и его допрашивали японские солдаты — вот почему он сорвался.
— Теперь усвоил, мудила? Имя, звание, личный номер. Можешь одеться и встать к остальным.
На следующем этапе мы отрабатывали проникновение на вражескую территорию. Рассредоточившись, брели вверх по длинной, извилистой, крутой тропе. То здесь, то там выскакивали мишени. Мы стреляли по ним из наших винтовок М1. Целиться нужно было быстро и точно. Это оказалось непросто: мишени появлялись лишь на несколько мгновений, затем скрывались вновь. К тому же они были меньше тех, что на стрельбище. Инструкторы собирали мишени и подписывали. Набрать высокий балл было очень трудно, максимальный — практически невозможно. По итогам подвели общий для роты счёт. Капитана Хансена он не устроил, и нас отправили проходить этот этап заново.
— Почти сносно, — заключил капитан Хансен саркастическим тоном.
К тому времени уже почти стемнело. А не то, вероятно, нас бы отправили проходить курс ещё раз.
И вот мы перешли к СБП. Нашим новым ганни был комендор-сержант Фрэнк Сандерс. Он был невысокий, пять футов девять дюймов, коренастый, с короткой шеей. Разговаривал сиплым голосом. Воевал во Второй мировой и в Корее. Хоть у нас уже были и другие командиры с боевым опытом, ни один из них не выглядел настолько сурово. Ганни добивался беспрекословного подчинения, не произнося ни слова. Его окружала особая аура, ясно гласившая: «Я обожаю войну. Мир — дело бабское».
Ганни Сандерс осмотрел нас, выстроившихся перед марш-броском, затем, не тратя лишних слов, негромко просипел:
— Капрал МакКей. Сержант Росси.
Эти двое знали, что делать. Они прошлись вдоль ряда наших вещмешков, которые пока лежали на земле, и проверили, чтобы каждый весил не меньше положенных шестидесяти фунтов. Двоим морпехам пришлось открыть свои вещмешки и насовать в них камней, чтобы МакКей и Росси остались довольны. Затем ганни Сандерс лично перепроверил все вещмешки. Часть камней он всё-таки выбросил. В отличие от капрала с сержантом, ганни не намеревался наказывать морпехов, заставляя их таскать лишний груз.
— За спину! — гаркнул Сандерс.
Мы подняли вещмешки и надели их, затем повесили на плечи свои винтовки и ручные пулемёты (это касалось только тех, кто, как и я, был пулемётчиком), повесили на шею патронташи. Некоторые вдобавок тащили боеприпасы к пулемёту 30-го калибра. Плюс вес наполненной водой фляги. И, наконец, но не в последнюю очередь, у каждого был штык-нож. Слава богу, мы взяли таблетки с солью, чтобы уберечься от обезвоживания. Ганни Сандерс тоже нёс полный вещмешок, винтовку М1 и кольт 45-го калибра.
— Марш-марш, морпехи! — скомандовал Сандерс.
Ганни задавал темп, поначалу казавшийся нетрудным; через некоторое время вся рота втянулась в единый ритм, который, казалось, сам двигал наши ноги вперёд. Было раннее утро. Мы не знали, насколько длинным будет марш, и было понятно только то, что большую часть пути придётся проделать по холмам.
Хоть общий маршевый ритм и помогал двигаться, всё же через час у меня заныли мускулы ног. Наконец комендор-сержант Сандерс поднял руку, и мы остановились. Я снял с плеч пулемёт и винтовку, скинул на землю вещмешок и сел на него сверху. Сделал несколько жадных глотков из фляжки.
— Разрешается покурить, — объявил сержант Росси.
Мы закурили. По обыкновению, кто-то недовольно бурчал: «Ну сколько ещё продлится эта гадская прогулка?» Ответа не было. Совершаем марш-бросок, ну и всё.
Комендор-сержант сидел на вещмешке, как и все. Он достал сигару и теперь разглядывал её, нашаривая в кармане спички. Сержант Росси потянулся со своей зажигалкой «Зиппо» и дал Сандерсу прикурить. Капрал МакКей что-то негромко сказал, и все трое рассмеялись. Они что, воевали вместе? Кажется, я задремал на мгновение, но тут раздалась команда:
— Потушить сигареты! За спину! Марш-марш!
Мой вещмешок, оружие и амуниция как будто прибавили в весе. Я глотнул из фляжки, чтобы промочить пересохшее горло, борясь с искушением допить всю воду разом. Мне казалось, что темп ускорился, хотя на самом деле он остался тем же. Примерно через полчаса у морпеха, который шёл через двоих впереди, начали подкашиваться ноги. Товарищ, что шёл рядом, подхватил его винтовку, другой поддержал его самого, подтолкнул вперёд. Через некоторое время морпех пришёл в себя и забрал свою винтовку обратно.
Мы сделали ещё один привал. Сходили к ближайшим кустам оправиться, слишком уставшие, чтобы посоревноваться, чья струя достанет дальше. А затем опять:
— Потушить сигареты! За спину! Марш-марш!
Казалось, темп стал ещё быстрее, а пыли на дороге стало больше. Время еле ползло. У меня начали подгибаться колени. Клайд Уиллис, здоровенный чёрный парень по прозвищу Малютка, забрал вещмешок у спотыкающегося морпеха и понёс у себя на голове, придерживая свободной рукой. А вскоре то же самое сделал крепкий итальянец по фамилии Вамола. Они забрали винтовки у выбившихся из сил морпехов. Потом, когда те постепенно пришли в себе, винтовки и вещмешки им вернули обратно. Я допил остатки воды. Сколько ещё нам маршировать? Мы уже наглотались пыли до отвала.
Мы обогнули небольшой холм и увидели четыре полноприводных армейских шеститонки. Они поджидали именно нас. Ганни Сандерс стоял на обочине и попыхивал сигарой, пока мы маршировали мимо.
— Отлично справились, морпехи!
Отставших не было. Мы никого не бросили, как это делают в армии. И, в отличие от армии, за нами не следовал грузовик, чтобы этих отставших подбирать. Морпехи всегда полагаются только на себя.
Потом мы поели и вернулись в ангар, служивший нам казармой. Мы сложили оружие и амуницию, помылись. Должно быть, вы думаете, что после марша мы просто упали на койки и отрубились. Да, с некоторыми так и было.
Многих из нас манила Тихуана, её бары и бордели. Но чтобы туда попасть, надо было получить увольнительную. А это означало, что сперва нужно пройти проверку личного оружия: командир должен проверить твою винтовку М1, а если ты пулемётчик, то и твой ручной пулемёт Браунинга. От инспекции были освобождены только Малютка и Валнола, капрал МакКей вручил им по сигаре и лично подвёз до ворот базы.
Ганни Сандерс заглянул в ствол моей винтовки, его острые глаза осмотрели каждую деталь. Затем он протянул винтовку мне. Я прошёл его инспекцию. Но с проверкой пулемёта возникли сложности. Сержант Росси остался мной недоволен и в первый раз, и во второй. Только с третьей попытки мне удалось пройти его проверку. Я получил увольнительную. Некоторые из морпехов, что так и не получили увольнительную, уходили в самоволку, перелезая через ограду. Иногда их ловили.
На выходе с базы военный патруль проверил, во что мы одеты. Джинсы и спортивная обувь не допускались, только форменная одежда и ботинки.
Затем мы сели в автобус до Тихуаны. Там уже было несколько морпехов и флотских; свет внутри не горел. Никто не говорил ни слова, пока один из флотских, медик лет сорока, не нарушил молчание:
— Возвращаюсь в Тихуану, чтобы отдрючить одного молодого мальчонку.
Я был потрясён до глубины души. Сознаться, что ты гей, в компании моряков и морпехов! Но никто ничего не сказал. Морпехи определённо заставили бы парня прикусить язык. Но их позиция была такой: он же флотский — чего ещё от них ждать?Автобус приближался к границе. Мимо проехали три военных грузовика, набитых орущими морпехами.
— Рейдеры, — пояснил один из наших, что сидел сзади. — Собираются учинить знатный мордобой в тихуанских барах.
Влипнуть в драку в тихуанском баре было обычным для морпехов делом. Но кое-где местные показали норов и приняли наших парней чересчур жёстко. И вот рейдеры позаимствовали грузовики, не спросив разрешения, и отправились в Тихуану преподать урок рукопашного боя тамошним барменам и вышибалам. И ни один из рейдеров не был за это наказан. В других частях за такое отдали бы под трибунал.
Мы миновали границу. На другой стороне нас приветствовали таксисты.
— К девочкам, моряки! К девочкам, морпехи!
Флотские набились в одно такси, мы — в другое. Флотский медик сунул таксисту пару долларов и укатил к своему бойфренду. Наше такси поехало вслед за тем, где были моряки. Насколько можно было понять, глядя в окно на ночные улицы, район был неплохой, для среднего класса. Неожиданно такси свернуло в сторону, и мы оказались на какой-то грязной дороге.
— Эй, амиго, — сказал один из морпехов, — ты почему не поехал за моряками?
— Вы же морпехи, — был ответ.
Такси остановилось возле ветшающего дома. Напротив входа стоял старый «Форд».
— Девочки здесь, морпехи, — сказал таксист.
Мы зашли в дом.
— Пять долларов, — сказала грузная индеанка, сидевшая за маленькой конторкой.
— Дороговато, — заметил один из наших.
— Тогда никаких девочек.
Морпех расплатился. Индеанка указала на закрывавший дверь полог.
— Девочки там.
Мы отдёрнули полог, который оказался обычным одеялом, свисавшим с притолоки. Комната была освещена несколькими мерцающими свечами, отчего поначалу казалась похожей на церковный придел. Потом мои глаза привыкли к неверному свету, и я увидел грязный пол, ворочающиеся тела. Шлюхи лежали на спине, в грязи. Морпехи — сверху.
— Через минуту заканчиваю, — крикнул один.
Это было похоже на сцену из жизни неандертальцев, с вознёй и пыхтением совокупляющихся в тёмной пещере. Но дело происходило в Тихуане.
Сейчас я предпочитаю чистые простыни, пахнущие лавандой, женщину, пахнущую «Шанелью №5», один бокал курвуазье на двоих.
— После тебя, — сказал я.
Церковные свечи мерцали. Я отдёрнул полог и вышел. А другой морпех зашёл.
На улице стояло два такси. Мы набились в одно.
— Обратно к границе, амиго, — сказал один из морпехов.
Пока мы ехали назад, мой приятель Билл Джонс заметил бар.
— Стой! — заорал он таксисту и выскочил из машины. — Пошли, Эрих.
Чувствуя себя дураком, я потащился вслед за ним. Мы вошли внутрь. В баре было спокойно, рейдеры до него не добрались. Большинство посетителей были местные, немного туристов. И ни одной шлюхи.
Билл начал хлестать всё подряд: зелёное пойло, красное пойло — всё, что бармен ему подсовывал. Я пил только пиво «Дос Эквис». Стакан. Деньги. Стакан. Бам! После третьей порции Билл превратился из верного боевого товарища в бешеного морпеха, готового начистить рыло кому угодно. Вот был один человек, а стал другой. Прямо как доктор Джекилл и мистер Хайд. Никогда в жизни такого не видел — ни до, ни после. Билл действительно обратился в берсерка, чокнутого норвежского викинга. Если не брать в расчёт, что он всё-таки был валлийцем. Что тут поделаешь? Я схватил его, но Билл был слишком силён. Он кидался с кулаками на совершенно незнакомых людей. А мексиканцы насмехались: Un loco Americano. Было ясно, что всё катится к херам. Я сделал последнюю безуспешную попытку удержать Билла. Затем ушёл, чувствуя себя виноватым. Билл превратился в безумца, и я ничего не мог с этим поделать.
Была среда, восемь утра. Мы встали на построение. Внезапно к нам подкатил джип военного патруля. Патрульные приказали трём морпехам вылезать, потом уехали. Троица выглядела паршиво: волосы всклокочены, лица в синяках, от одежды остались лохмотья, один без ботинка на ноге. Это был Билл Джонс.
Комендор-сержант Сандерс сказал:
— Парни, вот что случается, когда вы отправляетесь в Тихуану и напиваетесь. Держитесь вместе, не меньше чем вшестером. Сержант Росси, отвезите этих парней в лазарет. Разойтись.
Что же случилось с Биллом? После произошедшего появились слухи. Его и ещё двоих морпехов загребла мексиканская полиция и отправила в местную тюрьму. Патруль знал, где искать загулявших вояк. По обыкновению, они проверили тюрьму и вытащили оттуда наших ребят.
С тех пор мы следовали совету комендор-сержанта Сандерса держаться как минимум вшестером. Наверняка ганни по собственному опыту знал, что говорит. А в остальном ничего не поменялось. Морпехи по-прежнему напивались вдрызг. По-прежнему устраивали драки в барах. И по-прежнему драли блядей на грязном полу.
1957
Перевод с английского: Олег Кустов
Редактор Елена Горкальцева
Об авторе
Эрих фон Нефф. Автор книг «Горячие агентессы французской полиции Фрида и Гитта распутывают пять дел» (Чтиво, 2020), «Проститутки на обочине» (Чтиво, 2019). Родился на Филиппинах, в Маниле, переехал в США, служил в Корпусе морской пехоты. Получил учёную степень по философии в Государственном Университете Сан-Франциско, был аспирантом университета Данди в Шотландии. Состоит в «Обществе французских поэтов и художников». Работал докером в порту Окленда (Калифорния) до начала 2019 года. Награждён 22 литературными премиями, в том числе премией Виктора Гюго за книгу ‘Une Lancia rouge dévale Lombard Street tombeau ouvert’ (Красная Lancia рвёт вниз по Ломбард-стрит).
Другая современная литература: chtivo.spb.ru