Автор этого текста, попав в «Тутошь», ощутил на себе влияние прелести однажды, до две тысячи двенадцатого года. Это состояние равносильно эффекту жалости к себе, только гипертрофированного до уровня катастрофического лицемерия типа «оголтелый эгоизм», когда понятие самоидентификации переходит в ассоциацию с каким-либо процессом, осуществляя себя через него в успехе до той поры, пока перестанешь понимать кого-либо, что-либо кроме «себя», да и то с позиции желания того, на что обращен ассоциативный взор определения «искусства институцией» и т.д., собственно, это и есть проекция субъектом себя через вещь в прелесть. Например, я создаю что-то, думаю, что создаю, у меня много идей, которые хочется воплотить, они стоят в определенной очереди, есть текущий замысел или что-то, что уже начато. И вот, в какой-то момент начинается процесс сверки себя с тем, что пытаешься делать или делаешь, не видя себя без того, переходя ментально в этот процесс или объект, это и есть основной признак перехода к прелести. Сущность в сознании становится никем без предмета, какого? Своего, чужого – это вообще не важно. Боязнь расстаться с ощущением себя, как то: художником, например – это то самое состояние. Кто я? Если не тот или этот? Человеку же не свойственно ассоциировать себя ни с кем, кроме себя самого, субъект без этого не может, поэтому вынужден сопрягать себя с искусством. Только человек может находить себя вне форм искусственных проявлений, так как именно человек отбрасывает эти формы, своей сущностью, которой подражает субъект, в свою очередь, подражающий искусству, порождая искусственность.