Архиепископ Феодор не попал на Поместный Собор. Он добросовестно заполнил предложенную анкету, сидя на придвинутом ему кресле. После этого он три недели лечился от ожогов тела, из них две – на постельном режиме. Лука Иванович говорил, что его отравили химикатами, применявшимися во Вторую Мировую войну. Но после того, как Лев Александрович выбил ему зуб, Лука Иванович стал говорить, что обознался.
Собор прошел гладко. Идеи архиепископа Феодора, правда, озвучил архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), но мнение «буржуев» никого не интересовало.
Патриархом избрали владыку Пимена, и опять потому, что владыка Никодим мог иметь свое мнение, отличное от мнения Советской власти, и стать в тысячу раз более страшным Патриархом, чем владыка Феодор, потому что любил Бога и Церковь и был способен системно изложить свое мировоззрение в рамках существующей государственной политики.
Между тем отец Анатолий мучился в соборе жутко. Он много раз писал архиепископу Феодору прошения, чтобы он отправил его на сельский приход, где он не мог бы испытывать тех внутренних терзаний, которые испытывает на существующем месте служения. И тем не менее владыка не удовлетворял его просьб. Ему нравилось мучить священника, который, вопреки всем внешним обстоятельствам, не имея даже поддержки своего архиерея, пользовался любовью не только паствы, но и «внешних».
…Через год архиепископ Феодор был вынужден покинуть Петровскую епархию. Под давлением местных властей Совет, наконец, настоял перед Патриархией на его переводе. Он ехал, и у него было время задуматься о том, что же принесло его служение в Петрово. Неожиданно архиерей понял, что издевался над настоящими верующими людьми, которые несли его оскорбления как свой крест. Или над теми, кто был беззащитен. Но ни одного настоящего подонка – нет, ни Льва Александровича: он всегда был искренне убежден в правоте своих деяний; ни Петра Борисовича, ни даже отца Георгия Грицука он не обличал в глаза так, как должен. А ведь они могли бы измениться. Владыка Феодор прибыл в новую епархию с надеждой исправить ошибки, совершенные ранее, и начать все сначала.
Но он был слишком стар душой, и если что-то не получилось, это не его вина – он очень старался. Владыка Феодор умер года через два от болезней, вызванных изношенностью организма. Но группа Кувина, пользуясь недоступностью информации, не преминула провозгласить, что он « умер за веру», что на новом месте архипастырского служения его «с пытками» замучили КГБшники.
После отъезда из Петрово архиепископа Феодора «кувинцы» попытались сделать еще одну гадость настоятелю собора. Однажды к отцу Анатолию после службы подошла молодая девчонка, вся в слезах, и рассказала, что она – нищая мать-одиночка. Жабова давала ей сто рублей, чтобы она своего ребенка, нагулянного неизвестно от кого, бросила после Литургии к ногам отца Анатолия и сказала: «Забирай своего ребенка». Но она увидела отца Анатолия и испугалась греха, поэтому не бросила ребенка, а покаялась перед батюшкой. Поражённый услышанным, архимандрит Анатолий спросил: «Учитывая связанность со мною обстоятельств вашей исповеди, вы разрешите познакомить конкретно с этими фактами тех, кого необходимо?». Девушка была не против.
Отец Анатолий рассказал Александру Береникину. Тот был жесток:
– Может, сейчас пусть Лев Александрович бутылки две выпьет, а потом не дадим ему опохмелиться, и он с ними разберется?
Но отец Анатолий не был так жесток. Его вполне устроило то, что девочка не оказалась негодяйкой, а в отношении «группы Кувина» он просил только оградить его от их новых нападок. История умалчивает, какие именно доводы нашел Лев Александрович, но настоятеля собора «кувинцы» с тех пор навсегда оставили в покое. С новым архиереем у него сложились самые добрые отношения. Но это уже другая страница истории собора.
