Я вернулся к тебе. А к кому мне еще возвращаться?
Среди серых домов одинокий теряется след.
Как была ты права, говоря: «Нам не надо прощаться».
Я прощаться не стал, но исчез на две тысячи лет.
На две тысячи зим, на две тысячи женщин прекрасных,
На две тысячи верст бесконечной ковыльной степи.
И две тысячи раз понимал я, что это напрасно,
Но держали дела, как две тысячи звеньев цепи.
И блуждать мне в веках, только ветер шальной да весенний
Запах кожи твоей и волос твоих запах принес.
Изолгавшийся всем, и, должно быть, оболганный всеми,
Я вернулся к тебе, как побитый потерянный пес.
Открывается дверь. Неужели, мы стали чужими?
Ты все так же юна, ни седин, ни морщинок у глаз.
Я сказал, что пришел, и добавил любимое имя,
И услышал в ответ: «Мама мне говорила о вас».
Уже после того, как мною были написаны эти стихи, я побывал на концерте Жанны Бичевской. И там услышал вот эту песню:
Как служил солдат службу ратную,
Службу ратную, службу трудную
Двадцать лет служил и еще пять лет…
Генерал-аншеф ему отпуск дал.
Как пришел солдат во родимый дом -
Вся-то грудь в крестах, сам седой, как лунь.
На крыльце стоит молода жена -
Двадцати годов словно не было.
Ни морщинки нет на щеках ее,
Ни сединки нет в косах девичьих.
Посмотрел солдат на жену свою
И сказал солдат слово горькое:
"Видно ты, жена, хорошо жила.
Хорошо жила - не состарилась…"
А в ответ с крыльца говорит она,
Говорит, сама горько плачется:
"Не жена твоя я законная,
А я дочь твоя, дочь сиротская.
А жена твоя пятый год лежит
Во сырой земле под березонькой."
Как вошел в избу, сел за стол солдат,
Зелена вина приказал подать.
Пьет вино солдат, по щекам его
То ль вино течет, то ли слезаньки.
Да, слова другие, ритм другой, а мысль та же.
Интересно...