«Она…»
Александра Ахметова·10 апр в 17:16
На маленький, уютный город на берегу тёплого океана медленно опускался лунный свет. Солнце, которое еще не успело спрятаться за пределы своих возможных границ, словно шептало ей на ухо: «Ты непременно вернёшься. Ты вновь вернёшься обратно.»
Это была особенность каждого прибрежного городка. Огромный шар пламени таял на глазах в океане, и с такой же скоростью на небе воскресала невероятной величины Луна.
Она возвращалась домой по этим узким и одновременно уютным улочкам, которые всегда вызывали в ней чувство близости, со всеми кто мог неловко задеть ее плечом, и неловко извинившись, она утвердительно кивала головой, мол: «Ничего. Мы здесь все связаны.»
Она любила этот город. Она любила эту манеру жизни. Она любила эту страстную интонацию в голосе местных, одарённых умом и харизмой мужчин, и красную как сочный вишнёвый сок – помаду на губах очаровательных представительниц этого города.
Она боялась одиночества. Боялась возвращаться одна. После 3 бокалов «Менсии» вкус которого наполнен исключительно красными фруктами и ягодами, она становилась более расслабленной, а саксофонист более привлекательным. она набиралась духовных сил и оставляя на крайнем прозрачном бокале поцелуй своей ярко алой помадой, неторопливо возвращалась домой.
Со временем привычки сменились, а мотив мелодий вечернего бара, который, кстати, был не из дешёвых, временами звучал в её маленьких ушках.
Дом. ( она никогда не рассматривала квартир. Всё ей в них казалось мелким и не достаточно уютным ). Был большой. У входа она по обычаю, снимала свои плетенные сандали, купленные когда-то в Риме у чуткого продавца, который заметил на ней не менее красивую шляпку. Делала вперед ровно три шага, разворачивалась к зеркалу и минут пять, рассматривала каждую черточку своего лица и шеи (кожа на которой, в последнее время, начала вызывать у неё некое беспокойство). Далее, не доходя до гостиной, проходила сразу в спальню, где занавешенная тёмными, но лёгкими шторами дверь, открывалась в цветочный сад, и отворив створки, делала глубокий вдох…
Медленно (как будто, выдыхая этот день), нежно охватывала ладонями шею и мысленно благодарила всё, что там есть выше за еще один прожитый в этом непостижимом месте – день.
После, словно немного придя в себя проходила в глубь комнаты, где обнажив чуть обгоревшие на солнце плечи, прощалась с чудным ситцевым платьем, обменивая его на шёлковый халат, который будто чувствовал, как нужно лечь на каждую часть её ещё хрупкого тела. Ей нравился, сам процесс. Она любила быть в том, что заставляет её тело изворачиваться как змею.
Лёгкой поступью, она отправлялась на кухню, открывала бутылочку уже верно ожидавшего ее Тимпранильо с ярко выраженным вкусом чернослива, мёда и кофе. Достав хрупкий бокал с острыми гранями, её хрупкие руки умело наполняли бокал и отставляли его на какое-то время. Перед уходом, она заранее запекала рыбу в тимьяне, которая успела ей приестся, и вспомнив о том, что в холодильнике остался «Пуле», немного оливок и кажется хамон. Вполне себе складный ужин. Ей ничего не осталось, она деликатно уместила всё задуманное на белоснежное блюдо и с бокалом вина отправилась к своему чудному саду.
Луна уже полноценно охватила небо, а она уже полноценно охватила этот вечер. Она прилегла на уже давно излюбленное место, и долго глядя вдаль, водя гранью бокала по губам, думала о чём-то… стоящем? Нет. Я думаю, что она вспоминала о том, какая сочная сегодня была Пармиджана. Вспоминала о том, что по случаю следующего приезда, стоит высадить несколько новых роз и позаботится об оливках. Думала о возможном в её возрасте замужестве и в тот же момент с лёгкой ухмылкой делала не глубокий глоток вина и глубокий выдох.
Остывшая от жаркого дня комната, была наполнена прохладой и особенной европейской свежестью.
Она любила зажигать свечи на ночь и тёплую ванну в тишине перед сказочной ночью в этом славном городке.
Разленившись убрать приборы на место, она как кошка плавно подошла к кровати (которая по её масштабам считалась большой), и не покидая образ кошки, выгнув спину преодолела ползком это короткое путешествие и юрко нырнула под холодное одеяло. Определённо каждую ночь проведенную здесь, она думала о том, что было бы вполне неплохо если бы кто-то прижал её сейчас к себе, и словно прибавив тепла оградил её от выдуманных ею проблем, которые в сущности оказались бы мелочами.
В постели она уже не думала, а полноценно мечтала. Параллельно её руки успевали затронуть каждую линию её лица, будто заменяя руки того, кто мог оказаться рядом.
Ей мечталось сейчас оказаться в каком нибудь многолюдном баре, расправить свою длинную, округлую юбку и закружиться в танцы под чёткий гитарный ритм, а потом с Лёгкостью выбежать на улицу, быть потерянной и отправится к берегу океана.
Подле океана, под луной разговаривать с кем-нибудь о чём угодно. Выдать себя совсем за иного человека. Влюбится...
Юная...она всегда верила в свое внутреннее fuoco (пламя) благодаря которому и обретала эту беспечность в такие - то годы...
На радость, засыпала она также быстро, как и менялась скорость и количество её мечт в этой девичьей голове...
Спала она удивительно чутко, но если бы её тело осматривали во время сна, она притворилась бы, что не замечает этого восхищения и притворилась бы что спит, лишь бы продлить это чувство. Хитра и изворотлива...
В одинокой постели она непреодолимо ценила собственный комфорт и если тому, кто мог оказаться рядом, это не очень нравилось, она гнала его на все четыре стороны, (куда ему естественно угодно), и жадно засыпала одна.
Локоны её волос плавно спускались по ключицам, а брови трогательно хмурились, когда снилась работа.
Глаза... Какие у неё были глаза. Она закрывала их не сразу. Словно играла. Смотрит и молчит. И сам черт свернёт голову о чем она думает в этот момент. Гипноз?
Влюбчива была она и влюбиться в неё было невероятно легко.
Несмотря на прожитые годы упорной борьбы за счастливую жизнь, тело её сохранилось в самом молодом его обличии. Будто не было этой боли. Словно не осталось этих шрамов.
Время её берегло, и она старалась отплатить ему тем же.
Стройна...
Если провести рукой от макушки до поясницы, получится тонкая линия изгиба, словно она неприкосновенна и одновременно прикована.
Несмотря на эту тихую женственность, что-то оставалось в ней их юности.
Она прятала ступни под одеяло, чувствуя ветер.
Морщила нос под утро, когда солнце заставало её в расплох. Меняла больше тридцати поз, чтобы найти самую излюбленную.
Упорно скользя руками между холодными подушками, она словно Искала себе место под этим беспечным европейским ночным белоснежным солнцем.
Она была прекрасна.