* * *
Глаша боялась незнакомых помещений.
С ней это в больнице началось, хотя и не с первой ночи. Сперва её, как тяжёлую, держали в отдельной палате и пичкали таблетками — обезболивающими и снотворными. Потом, когда немного зажило, перевели в общую, тут и началось.
Погасили свет, наступила тишина. Глаша закрыла глаза. А потом вдруг вскочила на кровати и завизжала:
— Там! Она там!
Палата пришла в движение. Соседки недовольно завозились на койках. Одна тётка пробормотала:
— Ну вот, только уснула.
Вторая шикнула:
— Валь, не бурчи! Пожалей девку, ей руку оттяпали…
— А я виновата? Я, что ль, ей оттяпала?
— Дочь, что случилось? — ласково спросила третья женщина — точнее, уже бабушка.
— Там… она… — повторила Глаша.
— Да кто она-то? Мышка, что ли? Мышей боишься?
Глаша видела в углу отраву от мышей, красные горошины на белом листе бумаги. Но она знала, что шуршит не мышь, а маленькая тварь, которая шныряет по полу на своих пяти цепких, быстрых конечностях.
Чтобы больше не будить соседок, она закусила одеяло, так и пролежала полночи, беззвучно дрожа всем телом. Потом измученный организм всё-таки одержал победу над воспалённым разумом: Глаша не уснула, а словно сознание потеряла.
На следующий день стало легче. Вместе с темнотой вновь пришли шорохи, но теперь она была к этому готова.
Завернулась в одеяло, как в кокон, чтобы тварь не добралась. Да даже если доберётся — что сделает? Укусит? Ей нечем. Вот в горло может вцепиться. Может залезть в рот своими мелкими ножками.
Придётся с головой закутаться, как в детстве. А чтобы не слышать шорохов — слушать музыку с телефона, в наушниках. И так, пока в сон не провалится.
Через два дня добрая бабушка — её звали Клавдия Георгиевна — сказала, что нянечка, убираясь в палате, нашла дохлую мышь. А ещё через день сообщила, что ночные шуршания прекратились.
Глаша решилась спать без музыки и наушников. И вправду, никаких подозрительных шорохов она не уловила. Значит, это была мышь, а не тварь…
Всё правильно. Тварь осталась дома.
Теперь у Глаши появился новый страх: она боялась возвращения в родную избушку в посёлке, прилепившемся к окраине города, как комок засохшей грязи к ботинку.
Но рано или поздно этот день должен был наступить.
Время шло. Культя зажила, даже почти не болела. Глаша попала под какую-то благотворительную программу — и получила приличный протез. Кроме того, ей теперь было положено небольшое пособие, как инвалиду. Хотя умирать от голода она в любом случае не собиралась: домик есть, есть хозяйство (за которым в отсутствие Глаши присматривала соседка, добрая тётя Люда). Теперь ей придётся жить там в полном одиночестве — ничего, справится. Но вот тварь… Понятно, что она осталась там, в домике.
Вернувшись, Глаша первым делом обыскала избушку. Попросила тётю Люду и её мужа, безобидного алкоголика дядю Славу, законопатить и заколотить все щели — якобы от мышей и крыс.
А в первую же ночь дома всё повторилось. Шорохи, шуршание в углу… и ужас. Ужас и омерзение.
На этот раз не было никакой доброй бабушки, которая успокоила бы Глашу. Зато была проверенная метода: одеяло с головой, телефон, наушники и музыка.
И вновь — через несколько дней, когда ужас немного ослаб, выпустил жертву из щупалец и отполз, Глаша осмелилась снять ночью наушники. Шорохов не было.
Возможно, тварь надеялась усыпить её бдительность? Но и в следующую ночь всё было тихо.
Значит, твари в доме нет. Она поджидает где-то снаружи.
Теперь, выходя из дома, Глаша старалась как можно быстрее выскочить захлопнуть дверь и всегда смотрела под ноги.
А через два месяца получила странный конверт с приглашением и деньгами.
Конечно, она решила, что тут какая-то ошибки. На всякий случай сходила к тёте Люде. Та, придирчиво изучив купюру, подтвердила, что настоящая. Разбирается — каждые выходные на базаре торгует.
Тётя Люда посоветовала ей заглянуть на кастинг. «Не возьмут — переживёшь, возьмут — прославишься». Ни о какой славе Глаша, конечно, не мечтала, но втайне была уверена, что кастинг она пройдёт и, может быть, станет звездой. Тётя Люда, которая тратила на телевизор всё время, свободное от хозяйства и торговли на рынке, говорила, что по телевизору сейчас много разных «убогих» показывают, особенно в «Битве экстрасенсов». Это слово она произносила по-доброму. Убогий — значит, у Бога.
Глаше задавали какие-то вопросы. Она отвечала правду. Зашла речь о личной жизни. Никакой такой «личной жизни» у неё никогда не было и теперь уже не будет. Кому она нужна с одной рукой? Да и как можно доверять мужчинам, если самый близкий из них сотворил с ней такое… теперь она их ненавидит. Так и сказала.
Сейчас, лёжа на кровати в комнате с её именем на двери, Глаша не думала о том, как странно всё получилась. После той ночи, что изменила всю её жизнь, она уже ничему не удивлялась. В этом мире всё возможно.
Ждала лишь того момента, когда внизу раздастся громкий, наглый шорох. Если что, у неё есть с собой и телефон, и наушники. Да и одеяло имеется.