Вчера вечером:
Я никому не расскажу.
Сегодня утром:
Я никому не расскажу.
Сегодня ближе к вечеру:
Черт возьми, я должен кому-нибудь рассказать.
Сегодня ближе к ночи:
Я должен рассказать моему другому я, который Артур.
Или нет.
Лучше моему другому я, который Итан.
Ближе к ночи иду другого я, который Итан, Итан не попадается, пропадает в бесконечном замке, теряется в лабиринте комнат. Я, который Итан, не хотел показываться на глаза, у всех у нас бывают такие моменты, когда хочется побыть наедине с собой – не с собой во множестве ипостасей, а просто с собой.
Меня окликает я, которая Адель. Я не хочу слышать себя, которая Адель, я, которая Адель, не поймет меня, который Итан, потому что... потому что вообще никогда ничего не понимает, вот почему. И я не могу сказать, что не хочу Адель, что она не поймет, что я тону каждую ночь, проваливаюсь под лед, отчаянно пытаюсь выбраться, беспомощно колочу по льду, сильнее, сильнее, ничего не происходит, ледяной поток уносит меня в никуда...
Я умираю каждую ночь, когда просыпаюсь среди ночи, подскакиваю, смотрю в потолок. И каждый день. И каждое утро, как только проснусь. И каждый вечер. И даже сквозь сон по ночам пробивается вот этот вот леденящий душу ужас, когда мертвенный холод уносит меня в черную пустоту.
Я никому не скажу об этом.
(это было вчера вечером)
Я никому не скажу об этом
(это было утром)
Нет, черт возьми, я должен... должен кому-то рассказать...
(это ближе к вечеру)
Сейчас.
Здесь.
Адель, значит, Адель, хотя Адель ничего не поймет, просто не сможет понять...
Адель...
- А я с лестницы каждый вечер падаю.
Вздрагиваю, мне кажется, я ослышался, не могла Адель сказать такое, не могла...
И все-таки...
А.
Ну да.
Каждый вечер.
С лестницы.
Уже собираюсь придумать что-нибудь, как подправить лестницу, тут же осекаюсь, когда Адель показывает мне, как кувырком летит с лестницы, которая ни с того ни с сего стала удивительно высокой, немыслимо крутой, падает куда-то в никуда, в бесконечность, в бездну, захлебывается собственным криком, ломается на тысячи осколков...
Холодеет спина.
- И... часто ты...
Смотрю на меня, которая Адель не то воспоминание, не то не пойми, что, понимаю, что каждый день и вообще – каждый час.
Черт...
Понимаю, что уже не смогу рассказать себе, которая Адель, про то, что происходит со мной после такого вот откровения...
- А с тобой такое бывает?
Вздрагиваю.
- Ну... э...
- А ты вот так бывает, как будто в памяти что-то прячешь, придавливаешь вот так, - я, которая Адель, показывает руками, будто давит что-то ладонями, - а я и думала, у тебя там что...
Пытаюсь сказать, не могу, как будто что-то блокирует, что-то не дает, как будто моя бесконечная гибель на льду не хочет быть сказанной...
- Я... – слова застревают колючками в горле, - я каждый раз... тону... зимой... на реке... падаю... под лед...
Почему-то проще передать это словами, а не мыслями – по крайней мере, поначалу, потом мысли сами льются потоком, леденящий страх, леденящий холод, обжигающий нервы, лед обжигает легкие, бьешься об лед, лед, лед, яркая вспышка холода, и смерть...
Спохватываюсь, смотрю на меня, которая Адель, только сейчас понимаю, что я, которая Адель, плачет навзрыд. Осторожно обнимаю Адель, нет, не то, что боюсь, что ей не понравится, ей-то понравится, она-то давно ко мне тянется, у неё прямо полыхает все внутри, когда она на меня смотрит, а я как-то не собирался с ней под венец бежать. Так же осторожно касаюсь её сознания – спокойно и твердо, показываю, что все хорошо, но не более того, нет, не то, чтобы я к ней всей душой тянулся, просто – все хорошо.
- А я знаю, где это, - я, которая Адель, смотрит на меня.
- Знаешь?
Адель мысленно показывает мне замерзшее озеро позади замка, мне кажется, я там вообще никогда не бывал, вот ведь кажется, знаешь замок вдоль и поперек, уже все коридоры исходил, все залы, все лестницы, все комнаты – а вот нате вам, на озеро-то я и не заглядывал...
Меня-нас пятеро.
Я-мы, который Эд, который тонет подо льдом на озере.
Я-мы, который Итан.
Я-мы, который Артур.
Я-мы, которая Адель, которая падает с лестницы и разбивается насмерть.
И я-мы, которая Ясмин, которая...
- ...которая все время умирает от удушья, - вставляет Ясмин: я, которая Ясмин, сейчас в северной башне, там холодновато, зато оттуда видно заснеженные холмы, подернутые туманом, и огни города на горизонте.
- От удушья?
Ясмин показывает мне – я чувствую её стыд, кажется, ей неловко показывать свой самый большой страх, - я цепляю руками воздух, как будто пытаюсь восполнить его нехватку в легких, пытаюсь что-то прохрипеть, не могу, вот ведь черт...
Ясмин забирает у меня свое воспоминание, и все равно я все еще чувствую удушье, и стыд Ясмин, так сладко ощущать этот стыд Ясмин, которой пришлось открыть мне самое сокровенное...
- Ничего себе... и что... и так постоянно?
- Ага, постоянно... днем еще ничего, а ночью бывает, проснусь, и страшно так...
(продолжение следует)