По сути виновата традиция. То бишь культура. При том, что оглушительного размера декольте не считается чем-то уж совсем запретным, едва в этом бездонном декольте забрезжит сосок, начинаются разговоры о неприличии.
Хитрость в том, что цензура работает только когда демонстрируется сосок и женская грудь (молочная железа) в совокупности. В этой ситуации наступает время блюсти протокол и закрывать неприличное.
При этом есть и подвижки:
✓ Есть, например, международное движение Free The Nipple с понятным из названия смыслом.
✓ Есть разговоры о лицемерной политике, которая с одной стороны совершенно не запрещает мужские соски (чего стоят только фотографии президента России с обнаженным торсом верхом на лошади), а с другой — порицает женские.
✓ Есть легализованное право ходить с обнаженной грудью в Нью-Йорке. И женщинам, и мужчинам.
А так-то мужские и женские соски не так чтобы отличаются. И если думать логично, то сразу понятно: общество наделяет эротическим символизмом определенные части тела. Или не наделяет. Здесь уместно вспомнить культуры, в которых обнажение женской груди — публичная и не ограниченная запретами повседневная практика.
Мудрость напоследок:
Иногда (чаще всего) женский сосок — просто сосок. Он не несет задачи возбудить, раззадорить или бесстыдно заявить что-либо окружающим. Соски просто есть. Соски твердеют не только от возбуждения, но и от холода, или от трения об одежду. Соски чаще всего не заявляют и не манифестируют. А иногда с их помощью кормят младенцев. И вот в этих ситуациях особенно дико слышать что-то про эротизм и непозволительность обнажения.
Лена Низеенко