Ичка считалась сестрой Джохи, то есть, Джохара. Джохар и Ичкерия, как же еще-то? Джохар, пусть и на четверть, точно кавказец, а Ичка не пойми кто и откуда, гибкая, черная с белыми подпалинами… никого не волновало. Брат и сестра, баста.
Щенки росли быстро, с осени до весны добравшись прямо до взрослых собак. Только если Джохар все же набирал да набирал массу, вытягиваясь в высоту с длиной, то Ичка даже близко такого делать не собиралась. Ну, не ее это было, ничего не поделаешь.
Появилась она в батарее одновременно с двумя огромными сэндвичами, которые не бутерброды, а совсем даже кровельная конструкция из оцинкованного железа и утеплителя. Сэндвичи мы отыскали на зачистке, аккуратно переложенные сверху досками на перекрестке двух деревенских улиц. Как сейчас помню: октябрь, морось, серость, одинокий фонарный столб с висящими кабелями, торчащие сухие бустыли перекрестка, больше смахивающего на поляну за домом моей бабушки и эта самая груда досок где-то почти посередке.
Спаниель Младшого, прикомандированного к нам сапера, пронюхал черную мокрую горку с обеих концов, сторон и вообще. Постоял, прошелся еще раз и закончил все задрав ногу прямо на нее. Что заставило комбата тут же:
- Силаев, Ильин, расчищайте. Доски в сторону, только не разбрасывайте.
- А чо?
- Через плечо, солдат! Потом такие же рейнджеры, как вы, нажравшись паленой водки, ночью тут бродить будут и ноги переломают.
- Да мы не пьем.
- Силаев, рот прикрой и работай… Не пьют они, подонки.
Комбат ворчал, хлюпал простуженным утиным носом и крутил голубыми, на выкате, глазами. Комбата уважали и не спорили, если наказывал – так было за что. Капитана ему дали недавно и он даже расстраивался, что не поблестеть звездочками, гоняя по операциям в полевых погончиках-бегунках с вышитыми зеленой нитью. Но это давно стало привычно. Для него – еще с первой Чечни. Лучше ходить и издалека выглядеть солдатом, чем лежать и смотреть в небо глазами мертвого офицера, снятого со снайперки из-за блестяшек на погонах.
Под досками оказались они, две длинные широкие пластины с рыжим посередке.
- Вы ж мои молодцы… - оскалился комбат. – А теперь Егора сюда и с машиной. Грузим туда, воины, везем с собой в полк. Трофей.
- А на хрена они… - начал Луба, тут же получив сзади по ноге от Расула и заткнулся.
- Спасибо потом скажете, как зима придет или дожди начнутся.
Это да. Спасибо батарея сказала ему неоднократно.
Сэндвичи накрывали блиндажи, врытую палатку, не пропускали холод от земли, разложенные вместо нар и сверху накрытые матрацами. Все оказалось именно так, а искусство воевать оказалось вновь новым и непознанным, когда остается только благодарить учителей, частенько выставлявших оценки пенделями и щелбанами по лбу. Ну, комбат наш вообще любил раздать по щам и накидать лещей, было такое. Но справедливо.
И Ичку разрешил оставить именно он. Когда комдив, новый, уже не Чесноков, залупился и начал ворчать по поводу «приблудившейся затраханной дворняги», пригласил его перекурить и вернулся, как всегда недовольно морщась и кивнув на щенка-подростка:
- Будет гадить в батарее – жрать у меня будете.
Ичка, тявкнув, вильнула хвостом. И явно обещала не гадить, если судить по блестящим глазам.
Ичка ходила с нами в караулы, особенно любя дальние посты и вела себя как принявшая присягу: стойко перенося все предусмотренное и непредвиденное Уставом, включая мороз, когда собака сворачивалась бубликом и дышала на собственную худую задницу, чтобы та не отвалилась.
Ичка старательно превозмогала желание бежать в составе батарейной колонны, когда редкими наездами батарея собиралась в полку и шла строем в столовую. Старшина матерился, грозился пустить ее на корейское рагу и пытался поймать-привязать внутри. Ичка убегала и потом, на брюхе, истинным разведчиком-ниндзя, приползала под наш стол.
Ичка… Да много чего делала подобранная собака, правильно оставленная комбатом, вполне понимающим – некуда девятнадцатилетним пацанам деть что-то доброе. Пусть хоть собаку потискают, помоют, покормят и все такое. А потом…
- Жив?
- Жив, Серег… ты как?
- В ушах звенит, кабздец.
- Растяжка?
- Две, наверное.
- Смотри…
Комбаты дивизиона решили отметить девятое мая, прикупили мяса на рынке Ведено, водовки и чего-то еще, да пошли себе под горку, где стоял полк. В лесок, утром проверенный в очередной раз саперами. Ичка увязалась с ними, желая свою законную порцию мяса, и неслась впереди… как рассказывали потом. И…
Слившиеся хлопки.
Белый рассеивающийся дым.
Вонь пороха.
Звон в ушах.
И красно-шерстяное пятно, оставшееся от собаки, так ни разу не окутившейся.
Мясо мужики отдали пацанам, водку оставили себе и выпили ее за вечер. А у меня где-то осталась фотография: я, Корней и Ичка между нами. Прямо таки улыбающаяся.
Холм над дорогой
Помои
Степная трава