Вот Вы, наверно думаете, что нам, переводчикам ГСВГ было легко? Болтай себе по - басурмански и ходи себе весь важный такой! Все не понимают, а ты один такой умный - всё понимаешь. Да в какие только ситуации не попадали мы, профи в области иностранных языков, благодаря своей болтовне. Вот реальный случай переводчика с редким русским именем Иван (фамилию не называю, ибо болтун - находка для шпиёна) из гарнизона Шёнвальде:
"На очередные учения по «неожиданной» тревоге полк выехал за двадцать минут. Правда, за десять минут до тревоги пара рот уже прибежала к месту сбора, но их вернули обратно. Объявили «Отбой» прямо в сапогах и с автоматами, потом «Подъём». В этот раз роты прятались на полосе препятствий, а также под окнами ДОСов (дом офицерского состава). Некоторые солдаты пялились в окна первого этажа, где полуодетые жёны офицеров и прапорщиков собирали в путь своих мужей. Под окнами уже начались разговоры, как «закосить» и остаться в гарнизоне, авось к какой жёнушке и удастся приткнуться. Не успели: полк выехал.
Это ещё пару лет назад полк в муках покидал гарнизон часами, а потом ещё и санитарку посылали. Она собирала всех отставших, вбирала их в себя и доставляла по назначению. В машину с открытой дверью на ходу запрыгивали пахнущие перегаром прапорщики и младшие офицеры. (Хм, может быть санитарку надо было в кавычки взять?) Но антиалкогольный закон повысил обороноспособность страны в разы.
Учения были совместными. Даже очень совместными: с одной стороны авиация, с другой – ПВО. А точнее РЭБ-С. Радиоэлектронная борьба. Да ещё немцы приткнулись поучиться.
На командный пункт посадили переводчика и немца-капитана. Ясное дело, кто наименее ценен на учениях – переводчик, пусть сидит. Только красную кнопку не велели трогать – это прерогатива начальства. Задание переводчика было записать на магнитофон переговоры лётчиков. Вскоре они стали лениво переговариваться, переводчик включил магнитофон.
- Вижу помехи. Отключите, я ещё на курс не вышел.
- Помехи отключите! Не могу выйти на курс!
Далее пошёл такой мат, что переводчик с немцем просто залезли под лавку от смеха. Под стол не смогли – он сплошной был. Пришёл командир. С начальниками штаба и КП. Переводчик вкратце доложил ситуацию. Командир повернулся в начальнику штаба и сквозь зубы потихонечку процедил ему: «Выясни-ка, кто помехи ставил. Мы свои станции ещё не развернули!» А переводчику говорит, скажи, мол, коллеге, как мы работаем, задавили потенциального противника на корню.
- Не надо, я говорю по-русски. В Академии Фрунзе учился.
Теперь командир процедил переводчику: «А ты что ж не доложил?» Он хотел бы добавить ещё пару ласковых, вопрос-то был явно риторически незаконченным, но чудом удержался.
Посыпались доклады, что все станции готовы к работе. Лётчики полетели снова. В этот раз они не переговаривались. Послышалась только одна фраза: «Пробный пролёт закончил без помех, готов к учебному бомбометанию».
Командир опять процедил сквозь зубы, теперь уже начальнику КП: «Выясни, почему помехи не поставили!»
Примерно через час начальство договорилось, наконец, с лётчиками, когда они должны вылететь, чтобы полк мог им поставить помехи. Лётчики полетели. Они летали несколько раз, нажималась красная кнопка, бомбы-болванки куда-то летели.
Ещё до завтрака выяснили, что ни одна из бомб не попала в цель, что и требовалось доказать. Но одну болванку не нашли. Глубоко в землю ушла, наверное. Куда ушла болванка доложил комендант. Доложил на ухо командиру, тот вызвал переводчика и умчался на УАЗике в неизвестном направлении.
На границе полигона стояла небольшая немецкая деревенька, всего несколько домов. Ни в одном из домов не было хозяев: немцы народ работящий. Впрочем, у одного хозяина не было уже и дома. А также свинарника с молодыми, розовыми, весёлыми поросятками.
На ЧП масштаба ГСВГ как коршуны слетелись командиры всех степеней, среди которых командир полка был чем-то вроде пешки. Лётчики сказали, что они ни при чём: они метали в цель, если б помех не было, то и болванка здесь не валялась бы. Кто ставил помехи – тот пусть и платит. ПВОшники ответили вопросом: «Болванка чья?» Мы, мол, её не сбрасывали. До дуэли дело не дошло, но в матюгах посоревновались.
В обед к разрушенному дому подъехал стройбат. Вынесли аккуратненько уцелевшие вещи, сфотографировали двор со всех ракурсов. Разобрали руины и принялись строить. В семь вечера на «Трабанте» приехал немец с женой…
Стоит дом, их, да вроде и не их. Был серый, стал белый. Крыша была старая, покрытая выгоревшей ещё во времена Гитлера красной черепицей. Теперь на месте черепицы красовался шифер. В доме стало на этаж больше. Внутри дома стояла их мебель, но была и совсем новая. Ничего непонимающая немецкая пара молча осматривала новый дом. Держались они молодцом. Жена разрыдалась только в свинарнике: на месте их поросят копошились пятнадцать ободранных, худых, грязных и голодных животных, в которых не каждый немец опознает поросёнка..."