Двадцать лет назад, жарким-прежарким летом, когда вся Москва и окрестности задыхались от торфяного дыма, я со своей семьей чинно и благородно отдыхала в милом подмосковном местечке Кратово. «Кратовские дачи» - уже давно стало нарицательным названием, дышится здесь как-то по-особенному легко. Местные озера, правда, имеют достаточно мутную консистенцию благодаря песчаным почвам и детям, которые без устали там барахтаются, но зато сосны и тропинки ничем не хуже прибалтийских.
Этот посёлок в советский период облюбовали сотрудники ФСБ и работники культуры – обычное сочетание для тех времен. Сейчас кратовское население не столь рафинировано, но посреди убеленных финской вагонкой новеньких безвкусных домиков можно встретить настоящие раритетные дачи - дряхлые, но все еще величественные, родовые гнезда академиков и полковников. Я не очень сильна в советской иерархии, но во многих кратовских домах мне чудятся цельные книжные истории.
Бывало, посмотришь мельком на дом, покрытый облупленной коричневой краской или торчащие из крапивы «рога» старого велосипеда, и вот оно: дождливое, советское лето, тощая девочка лет одиннадцати сидит на террасе за круглым столом со своей дачной подружкой. Дед–академик монотонно зачитывает им Мцыри. Та, которая попроще, ерзает на стуле – простушке-то, скучноваты такие рифмы. А породистая рыжая сидит, затаив дыхание, аки королевишна. Следуя семейным традициям, она потом поступит в МГУ, а ее подружка «залетит» в последнем классе школы, но это уже совсем другая история.
Мы приехали в Кратово в начале июля в компании друзей-музыкантов из московской консерватории. Он - рассеянный композитор с бледными пальцами и невыразительной дикцией, склонный к угрюмой додекафонии, она – специалист по истории музыки, жизнерадостная бой-баба, далекая от политики и начисто лишенная каких-либо сентиментальных порывов, а также их совместное дитя - четырехлетняя доченька-актрисулька Вика.
Старый двухэтажный дом сталинских времен с множеством комнат и комнатушек содержала 67-летняя польская еврейка Софья Григорьевна. Ее мягкий картавый выговор удивительным образом обострялся, когда разговор заходил о деньгах.
- Но позвольте-позвольте, почему же триста рублей в месяц? Ведь я вам отдаю целых два этажа и террасу! Пройдемте, я покажу вам комнаты и библиотеку. Мой покойный муж собрал все номера журнала «Вокруг света», правда, их заливало водой несколько раз. Но я просушиваю их на терраске! Осторожно, тут ступенька..
Следуя за старухой, я уже почти согласилась провести здесь лето, мне нравилось все: и запах отсыревших красно-зеленых ковровых дорожек, и скрип винтовой лестницы, и летняя кухня в саду, и огромный куст цветущего жасмина.
Но окончательно меня покорила просторная терраса на южной стороне дома. Она была залита солнцем и дюжина толстых, восхищенных жизнью кошек свернулись шапками Мономаха на деревянном полу. Кошки помоложе время от времени принимались крутиться клубком, пытаясь схватить собственный хвост, а кошки постарше чинно возлежали в пыли, их хвосты то раздраженно взлетали вверх, то опадали с глухим стуком на пол.
Софья Григорьевна содержала кошачью ферму в тридцать голов! Этот факт совершенно не омрачал моего существования, потому что я дальновидно заняла комнату на втором этаже. А вот мои друзья-музыканты жили вплотную к кошачьим яслям, и запах мочи отравлял им жизнь в прямом смысле слова. Но меня их проблемы мало волновали..
Вторую часть читайте здесь.
Третью часть читайте здесь