Золотая фикса в ней сохранилась, на удивление. Большая, даже чуть блестящая, где-то в районе шестерки. Как может блестеть золото, если оно лежит в глубине сортирной будки, а на дворе октябрь – не знаю.
- По очереди заходим, смотрим, рожи не кривим и отходим, бойцы! – Чесноков супил брови, сопел и смотрелся еще злее, чем обычно. – Быстрее, я сказал!
Серо-черная чеченская осень и грязно-красный кирпич городка аргунской электросети в это утро оказались еще мрачнее. Вот, вроде, вчера вечером сюда приперлись, переночевали, караулы и все такое и нате, получите.
- Это вот чтобы вы, дауны, понимали, как кто-то из вас несет боевое дежурство, пока его товарищи спят… - Комдив шумно, по лошадиному, выдохнул, блеснув слюной. – Заходите, воины, любуйтесь, наслаждайтесь… Пошла с утра товарищ ефрейтор в туалет по женской надобности! И?! А?!
С утра моросило, падало вниз липкой сырой паутиной, заставлявшей запахивать бушлаты даже самых отчаянных выпендрежников. Вязаные шапки-маски, давно из белых ставшие серыми, порой переливались бисером капель, таким же, как висящий и падающий с черных вязов вокруг.
- А если бы вместо этого дерьма тут сидел бы террорист-смертник, а?! – Чесноков раздувался от гнева. Никто не спорил. И даже поржать над террористом-смертником, ждущим кого-то в офицерском сортире никого не тянуло.
Дело-то оказалось страшным.
- И вот наша с вами санинструктор, товарищи бойцы, заходит сюда, спросонья, добрая, мягкая и теплая… - Чесноков фыркнул, явно представив все сказанное, - открывает вот эту дверь, чтобы спрятаться за ней от войны и вас, ржущих как кони, и…
Ну да… На месте нашей санинструктора совершенно не хотелось оказываться. И даже не из-за приставаний ряда офицеров с контрактниками, а просто из-за самой ситуации. Такого попадалова встречать не приходилось давненько, и от самого понимания даже становилось страшновато. Было с чего.
Челюсть оказалась верхней. Вырубленной к едрени-фене из всего остального черепа с помощью, не иначе как, топора. Вся изгвазданная по краям темной липкой дрянью, что могла быть как кровью, так и чем-то еще, хрен знает, не до рассматриваний.
Зубы – как на загляденье, ровные и белые, ни следа кариеса на видных частях. Только фикса эта, торчащая наглой рыжей блямбой, оставленная явно для… для нашего ужаса. Вряд ли кто отказался бы выдрать и потом толкнуть кусок мягкого дорогого металла. Переплавь и не парься, само собой.
- А-а-а… дошло, товарищи военные, да? – Чесноков довольно оскалился, глядя на нас. – Дошло…
Дошло. До всех, каждого и даже тех, кто еще здесь не находился. В гости к обнаруженному фрагменту, с самого утра и вместо завтрака, водили подразделения за подразделением. Желание возмущаться пропадало минуты через три после, само собой, включения головы, куда мы, как бы того не хотелось ряду полковых шакалов, не только ели.
- По одному, для запоминания и лучших ощущений. – буркнул комдив. – Быстрее, саперы уже очередь вон занимают на наш кинопоказ.
Во второй раз все же не пошел. Чего там смотреть? Ну да, кусок человека, явно уже мертвого, кто ж останется живым без верхней челюсти с остатком носовой пазухи?
Закурили сразу после скрывшегося за вязами сортира.
- И кто ночью стоял?
- Да и чо? – Коля покосился на Расула. – Какая разница теперь?
- Ничо се, какая разница, - Вертий, как всегда, завелся с пол-оборота, - А если…
- Да успокойся ты, - Лубянский сморкнулся, вытер пальцы о тент ближайшей машины, - не видел, что ли никогда?
- В караулы пойдем в парах с молодыми. – Атаман вздохнул. – Блин, так хотелось выспаться, поца, хоть пару дней не походить.
Сашка сказал правду. Выспаться и не походить хотелось всем. А молодых все же привезли… как молодых? Ментов из разных ментбатов, вот на них и понадеялись.
Вчера ничего там, в сортире этом чертовом, не было. А сегодня, с утра, оказалась эта хренова челюсть. С фиксой. Шандец, дела какие… Не офицеры же положили, где бы они отыскали кусок человечины для такого развлечения. Кто-то пронес и оставил специально. М-да…
Лубянский о чем-то явно задумался. Гусь толкнул его в бок и мотнул головой.
- А не стоит ли нам взять плоскогубцы и…
- Ты дурак, что ли?
- Так прокуратура только завтра утром будет, - удивился Лубянский, - ты чо?!
- Да ну тебя, плоскогубцы….
Завтрак тем утром зашел как-то хреново.
90-ые, война и один в поле воин
90-ые, война и мангусты
90-ые, война и дружественный огонь