Слово «мартобрь» придумал Гоголь в 1835 году. Одна из записок сумасшедшего датируется «мартобря 86-го». Потом оно встречается у Салтыкова-Щедрина в «Дневнике провинциала» в 1872 году. У него тридцать первое мартобря.
О мартобре дважды писал Иосиф Бродский.
Первый раз в 1976 году в знаменитом стихотворении «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря».
Второй — в 1991 году в прозе: «Надцатого мартобря тысяча девятьсот вездесят мятого года в Бруклине агенты ФБР арестовали советского шпиона».
То есть Бродский настаивал именно на этой формулировке: нацдатого мартобря.
Это еще не все. У Бродского есть стихотворение «Послесловие» (1986), где нет упоминаний мартобря.
Но вот эта строфа:
Тронь меня — и ты тронешь сухой репей,
сырость, присущую вечеру или полудню,
каменоломню города, ширь степей,
тех, кого нет в живых, но кого я помню.
... переведена на английский так:
Touch me — and you’ll touch dry burdock stems
the dampness intrinsic to evenings in late Marchember,
the stone quarry of cities, the width of steppes,
those who are not alive but whom I remember.
Несложно заметить, что здесь появляется мартобрь в английской версии Marchember. Интереснее другое: переводчица Джейми Гамбрелл (она переводила много всего — от стихов Цветаевой до «Дня опричника» Сорокина) работала вместе с Бродским. То есть марчембер появился не произвольно.
Любопытно, что marchember дальше живет своей жизнью в англоязычной поэзии.
Вот, скажем, у современной канадской поэтессы Элис Мейджор вышел сборник Office Tower Tales («Сказания офисной башни»), где эпиграфом она ставит приведенную выше строфу Бродского, в английском, конечно, переводе. У дальше в свои уже стихи вплетает еще раз строчку про марчембер.
All composition must surrender
to the arbitrary — whether the luck of inmate sturdiness
or accidental preservation — to elude
the blackening spots, the creeping mould engendered
by dampness intrinsic to evenings in late Marchember,
Так Николай Гоголь и Иосиф Бродский говорят с современным англоязычным миром.