История джаза полна имен, вызывавших безграничное восхищение публики. Поклонники Бикса Бейдербека так любили его, что неизменно прощали ему все его экстравагантные выходки. Луи Армстронг был кумиром как музыкантов, так и критиков. «Птицу» Чарли Паркера неистово боготворили, публика и музыканты копировали его манеры и, к сожалению, его далеко не безвредные привычки. Но ни к одному джазовому музыканту не относились с таким восхищением, как к Джону Колтрейну. Он был не просто баловнем публики — многие фанаты его почитали, как святого, как некое мистическое существо, присутствие которого на земле якобы способно было изменить мир. Один из музыкальных критиков, Фрэнк Кофски, в 1964 году предложил выдвинуть кандидатуру Джона Колтрейна на должность вице-президента США. Другой критик, Иоахим Берендт, утверждал, что Колтрейн излучает «высшую силу любви». Даже такие придирчивые критики, как Нэт Хентофф и Мартин Уильямс, начинали петь дифирамбы, едва заходила речь о Колтрейне. Имя Бейдербека только дважды упоминалось в прессе при его жизни, первый биограф Бикса появился лишь через сорок лет после его смерти. Таким титанам джаза, как Гудмен, Хокинс и Янг, еще предстоит найти своих биографов. Однако за десять лет до смерти Колтрейна вышли три его жизнеописания, написанные разными авторами. Его жизненный путь был трагически кратким-он расстался с жизнью в сорок лет. Его творческая карьера длилась чуть менее двенадцати лет: первое упоминание о Колтрейне, в роли сайдмена относится к 1955-ому, когда ему было 29, первые альбомы, записанные им в качестве лидера, были изданы в 1957-ом, а сольная карьера началась в 1959-ом, когда он отметил своё тридцатитрёхлетие. И тем не менее он сумел добиться того, что все знатоки джаза считали его, а многие и до сих пор считают, не просто выдающимся музыкантом джаза, а своего рода духовным лидером, которого можно сравнить с основателями крупнейших мировых религий. Почему так произошло, остается загадкой. Если не говорить о творчестве, то в жизни и убеждениях Колтрейн всегда оставался простым смертным — скромным и даже застенчивым человеком. Ему пришлось сражаться с демонами, которых он так и не одолел до конца. Но его влияние на музыкантов джаза, несомненно, было огромным. Под воздействием Колтрейна сформировалось целое поколение исполнителей, причем не только в джазе, но и в рок-музыке, а также и в различных течениях музыки фьюжн, появившихся в 1970-х годах. Влияние его могучего гения ощущается и сегодня в творчестве таких мастеров, как Джошуа Редмен, Кенни Герретт, Маркус Миллер и даже Карлос Сантана. Начинал Колтрейн, играя на альт-саксофоне, но первое признание пришло к нему, когда он взял в руки тенор. Заявить о себе в качестве лидера джаз-авангарда ему удалось, когда он вернул джазу сопрано-саксофон, забытый уже со времён Сиднея Беше, легендарного новоорлеанского пионера. Пронзительные звуки его сопрано-саксофона в стремительных авангардистских опусах стали столь же неотъемлемым признаком его игры, как и трепетное, задушевное звучание его тенор-саксофона в медленных романтичных балладах. В последние годы он освоил флейту. Подаренную ему на память матерью его лучшего друга и пламенного соратника Эрика Долфи после ранней смерти своего сына. А незадолго до смерти Колтрейн снова взял в руки альт, сыграв на нём несколько вещей на гастролях в Японии. Последних гастролях в его жизни, завершивших его короткий жизненный путь. Прошло более полувека с той печальной даты, когда его саксофоны замолчали навсегда. Об этом трагическом факте я узнал через пару месяцев после его смерти, когда, будучи 16-летним подростком, только-только начинал постигать таинство его творческих проектов. Имя Джона Колтрейна для меня, завороженного магией джаза мальчишки, было окутано ореолом гениальности и глубокой духовности, которую я ощутил с первых же звуков Spiritual, этого раннего шедевра Колтрейна, поражающего своим волшебным драйвом и сегодня, полвека спустя. Это не было показной и фальшивой духовностью церковного служки. То были звуки, исполненные мудрой созерцательности и какого-то таинственного Знания. Как не хотелось верить в то, что этот Титан джаза, чьё великое наследие едва лишь начало приоткрывать мне свой лик, ушёл в небытие. Но юность тем и хороша, что не умеет скорбеть. Жизненные потери, как и жизненные уроки для неё ещё впереди. А здесь и сейчас только Музыка. Впереди были и главные открытия в познании этой Музыки. Потому Колтрейн для меня, 16-летнего, как бы и не умирал. С каждым новым его альбомом, с каждой новой его пьесой, знакомство с которыми наполнили мои последующие годы, я шёл по жизни бок о бок c этой Музыкой, в которой жила душа Джона Уильяма Колтрейна, ушедшего в небытие полвека назад, но продолжающего жить в своих бессмертных пьесах.
